Змея в кулаке

— Убедитесь в дивной гармонии Вселенной! Как видите, я не боюсь цитировать этого ужасного Вольтера. Открывать законы природы и ставить их на службу благополучию человека, классифицировать, определять, как я это делаю с сирфидами, всевозможные растения и животных для установления пользы или вреда, которые они могут принести роду человеческому, ставшему по воле божьей властителем земного шара, извлекать из своих познаний веские доводы в пользу диалектики веры, единственно подлинной науки, такова историческая роль нашего семейства. Если бы все люди стали искренними, если бы большинство из них не были жертвами обмана или сообщниками франкмасонов, они с радостью променяли бы все энциклопедии на богословие.

Подавленные этим красноречием, мы семенили рядом с отцом, а наш аббат следовал за нами на почтительном расстоянии. Некоторое время мы шли молча, размышляя над этими возвышенными и отвлеченными истинами. Но обычно у мсье Резо от его метафизики начиналась мигрень.

— Уже поздно, — говорил он вдруг, — идемте-ка спать.

И сливки избранных — Резо отец, Резо старший сын, Резо средний сын и маменькин любимчик Марсель — в сопровождении святого аббата низкого происхождения шли в усадьбу, прислушиваясь к зловещему хохоту лесных сов, досыта наевшихся полевых мышей.

12

Психимора все не возвращалась из больницы. Возникли новые осложнения. Я не врач и не могу сказать, какие именно. Отца вызвали телеграммой, и он отправился в Анже, питая тайное намерение одним ударом убить двух зайцев: навестить больную и приобрести у своего придворного поставщика запас булавок и ящиков со стеклянными крышками. В тот же день, к вечеру, он вернулся домой вдвойне удрученный.

— Невозможно найти тонких булавок, — сказал он. — Не могу же я насаживать моих мушек на вязальные спицы! — Потом добавил без всякого перехода: — Бедные мои дети, мама очень плоха, возможно, она не протянет и недели. Я предложил ей…

— Собороваться перед смертью, — договорил за него аббат.

— Но она отказалась, сказав, что врачи ошибаются, что ей не так уж плохо и она скоро вернется домой. Я не хотел открыть ей всю правду насчет ее положения. Ну что ж, покойной ночи, я иду спать. Для успокоения разложу перед сном пасьянс.

Он вышел из комнаты в сопровождении аббата, искренне огорченного тем, что мадам Резо может умереть без соборования. А тем временем мы трое Фреди Рохля, Жан Хватай-Глотай, Марсель, по прозвищу Кропетт, поглядывали друг на друга с несказанным удовлетворением. Тени предков наших, закройте свои лица! Троих детей-извергов, на которых вы взираете из своих золоченых рам, вдруг охватил дикий восторг, они взялись за руки, закружились в бешеном хороводе и заорали во всю мочь, заскандировали:

Но вот дверь приоткрылась. В щелке показались усы. Отцовский слух оскорбили наши ликующие вопли: «Психимора подохнет».

— Тш!.. Тш!.. Старик вернулся! — зашипел Фреди.

Но дверь затворилась, и наше потрясенное трио услышало, как в коридоре замирают неровные шаркающие шаги, настоящие стариковские шаги.

Разумеется, Психимора не умерла. Ей сделали еще одну операцию. Характер этого нового хирургического вмешательства открыли нам лишь десять лет спустя: семейное целомудрие запрещало объяснять детям, что значит удаление обоих яичников. Мадам Резо, здоровье которой было подорвано, видела, как болезнь постепенно поражает ее органы. Но она с неизменной твердостью заявляла:

— Я не умру.

И в конце концов хирург подтвердил ее убеждение.

— Положение мадам Резо крайне тяжелое, и всякого другого на ее месте я считал бы обреченным. Но когда у человека такая воля, он еще может выкарабкаться.

Нам пришлось смириться с неизбежным… Она останется жива! Но мы делали подсчеты, строили догадки, сколько времени продлится выздоровление, которое шло медленно. Мы спешили воспользоваться передышкой. Отец со своей стороны тоже старался выиграть время. В отсутствие матери мы, по примеру Марселя Кропетта, принялись тянуться вверх и набирать сантиметры. Мы уже становились «взросленькими», как говорят дамы-благотворительницы при посещении бедняков, ощупывая зарождающиеся бицепсы подростков, которые скоро смогут работать на благо супругов этих дам, владельцев промышленных предприятий. Психиморе будет нелегко справиться с такими сильными юнцами, какими мы стали.

— Поль следовало бы понять, что вести такой большой дом — непосильное бремя для выздоравливающей, — твердил отец своей сестре, графине Бартоломи, приехавшей на некоторое время помочь ему вести хозяйство.

— Почему ты не отдашь сыновей в коллеж, пока жена еще не вернулась из больницы? — отвечала тетушка, подходя к главному вопросу окольным путем, как того требует хороший тон.

— Содержать их в иезуитском пансионе очень дорого, Поль об этом и слышать не хочет.

— Неужели ты не имеешь никакой власти над женой? — восклицала в конце концов графиня, затрагивая самую суть дела.

Мсье Резо живо отклонился в сторону:

— Дорогая, по брачному контракту мы сохраняем раздельное владение имуществом, и приданое Поль целиком ей принадлежит.

Так никакого решения и не было принято.

Нет, будем справедливы и отметим, что одно решение все-таки было принято. Мсье Резо пригласил в «Хвалебное» своих коллег энтомологов. Нужно было срочно разрешить назревшие вопросы. Stretomenia sinensis была в один и тот же месяц описана моим отцом под этим наименованием, а профессором Чадноуном под названием Stretomenia orientalis. Какое из этих двух названий войдет в международную классификацию? Равным образом было необходимо установить справедливую систему при обмене насекомыми.

— Чадноун осмелился прислать мне десяток самых обыкновенных дрозофил в обмен на экземпляр редчайшего Arulae! И что за радость для меня, специалиста по сирфидам, получать бразильских бабочек, которых эти дураки португальцы не умеют и разложить как следует. Боюсь даже, что они подстреливают их из пистолета!

Были приглашены профессор Чадноун из Филадельфии, аббат Рапан из Мехелена (Бельгия), Ибрагим-паша из Каира и сеньор Бишо-Рокоа из Сан-Паулу. Все они изучали диптеров, то есть двукрылых насекомых. Но Чадноун главным образом занимался блохами («Запомните, дети, не травяными вшами и всякими тлями, которые, как известно, относятся к отряду жесткокрылых»). Аббат Рапан исследовал долгоножек — лжепауков, которые скользят по поверхности воды. Ибрагим-пашу интересовали москиты, которые были и остались одной из казней египетских. А сеньора Бишо-Рокоа привлекали табаниды, в отряд которых входят все разновидности слепней. Разумеется, мсье Резо пригласил и других выдающихся специалистов по диптеридам, но приехали только те, кто не был стеснен в средствах, или же те, кто воспользовался удобным случаем, как, например, Бишо-Рокоа, экспортировавший для французского военного интендантства сыромятную кожу, из которой после обработки шили солдатские башмаки.

Ибрагим и Бишо заглянули к нам только проездом. Первый говорил лишь по-арабски и по-латыни, а второй мог изъясняться и на ломаном английском языке. Оба были важные господа и неважные ученые, что весьма разочаровало отца.

— Ибрагим, — говорил он, — интересуется москитами лишь в надежде заслужить благоволение своего правительства. Он знает только средства истребления москитов и не способен описать по всем правилам какой-либо экземпляр насекомого! То же самое можно сказать и о Бишо-Рокоа: для него табаниды являются прежде всего жалящими насекомыми, которые портят у скота шкуры и тем самым снижают его рыночную стоимость. Ни тот, ни другой не обладают бескорыстием истинных ученых. А я люблю чистых теоретиков…

В этом отношении профессор Чадноун вполне его удовлетворял.