Страница 20 из 24
Делокализованное восприятие схоже с восприятием голографического объема, когда все, что воспринимается в действительности, увеличивается в связи с тем, что ускоряется до предельной скорости электромагнитных волн, передающих информацию.
Вместо геометрической противопоставленности правого и левого, образовалась ось стереоскопической симметрии перспективы реального времени, исторического времени жизни наций, полностью измененного волновой передачей наличного.96 Таким образом, если европейский Ренессанс непредставим без открытия перспективы реального пространства и трубы Галилея, то геополитическая глобализация невозможна без слияния перспективы реального времени и нового пространственно-временного рельефа, созданного электромагнитным излучением телекоммуникаций.
После эры энергетического ускорения — времени паровых машин, двигателей внутреннего сгорания и электромоторов, наступает эпоха информационного ускорения новейших двигателей — двигателей «логических операций», компьютеров и программного обеспечения, двигателей виртуальной «реальности» и «поисковой машины» сети сетей, чья скорость вычислений превосходит скорость турбокомпрессора автомобильного двигателя или турбин сверхзвуковой авиации. Абсолютная скорость новых средств те-леинформатических передач, в свою очередь, подчиняет себе относительную скорость старых транспортных средств, и их локальное ускорение уступает глобальному ускорению объединяющихся информационных потоков.
Легко заметить, что «делокализация» — не столько явление постиндустриального предпринимательства11, сколько эффект производства ви-димостей, развернутой кибернетической оптики, готовой показывать нам весь мир, используя прозрачность видимостей, мгновенно передаваемых на расстояние.
Телескопия, способ передачи человеческого взгляда на расстояние, основана на распространении оптических и звуковых волн, когда непосредственная прозрачность среды — воздуха, воды или стекла — дополняется опосредованной прозрачностью света и его скорости.
Таким образом, развитие транспортных сетей в XIX веке предшествовало появлению в XX веке сети сетей Интернета и образованию в XXI веке сетей — настоящих магистралей образной и звуковой информации, — способных передавать видение мира с камер on-line, формирующих паноптическое (и постоянное) теленаблюдение мест и активности на планете, что, вполне вероятно, завершится появлением сетей виртуальной реальности. Кибероптика изменит привычную для нас эстетику европейского модернизма, а кроме того — и этику западных демократий.
«Представительская демократия» вскоре поддастся влиянию ускоряемой исторической реальности, и тогда «торговля видимым» обернется непредсказуемым риском создания того, в чем не преуспел ни один тоталитарный режим с его идеологиями — единодушного согласия.
Что мы выберем: медленную и осмотрительную, обусловленную географическим положением демократию, по типу прямой демократии собраний швейцарских кантонов, или же медиати-зированную live-демократию, по образцу измерения рейтинга аудитории коммерческого телевидения или проведения опросов общественного мнения? Проблема, стоящая перед нами сегодня, не что иное, как проблема непосредственности и мгновенности в политике. Откажемся ли мы от власти человека над своей историей, подчинимся ли мы авторитету машин и тех, кто их программирует? Увидим ли мы механическую передачу власти политических партий электронному или еще какому-нибудь оборудованию?
Пережив все бедствия технократии, не попадем ли мы из огня да в полымя в общество социокибернетики, установления которой так опасались создатели автоматики? Пойдем ли мы на то, чтобы отдать управление своей жизнью бездушным, но сверхбыстрым машинам и достичь вершин технологического прогресса — (виртуальной) автоматической демократии, чья практическая значимость заключается лишь в выигрыше времени, необходимого для оглашения результатов выборов… На самом деле, глобальная скорость телекоммуникаций, сменяющая локальную скорость сообщений, ведет нас к инерции, к нехватке движения.
Все более наращивая скорость, мы не только сокращаем протяженность мира и величину перемещений, но и делаем бесполезным передвижение, активность перемещающегося тела. Тем самым мы отказываемся от ценности опосредованного «действия» в пользу непосредственного «взаимодействия».
Таким образом, большие расстояния все более замещаются высокими скоростями, а вместо поверхности — неизмеримых пространств земного шара — проявляется интерфейс глобальной скорости.
Live есть, таким образом, реальное время глобализации. Дневной свет скорости подменяет свет солнца на небосводе и уничтожает чередование дня и ночи. Скорость электромагнитных волн скрывает солнечный свет и тень, когда нет солнца, вплоть до того, что локальный день календарного времени оказывается ничего не значащим, по сравнению с глобальным днем мирового времени.
Одним из примеров обесценивания «расстояния», а следовательно, и «действия» является нынешнее пренебрежение мировым океаном — всеми океанами мира — после появления сверхзвуковой авиации. Или даже более простой пример: «парадная лестница» после появления лифта стала «служебной» или «пожарной».
Гигантские морские поверхности Атлантического и Тихого океанов не принимаются сегодня всерьез из-за возможности передвижения в атмосфере с высочайшей скоростью, и в этом путешествии место моряка занял астронавт; каждый раз, когда мы достигаем все большей скорости, нами дискредитируется ценность действия, мы отчуждаем нашу способность действия (agir) в пользу способности к противодействию (reagir) (другое, менее захватывающее, название для того, что сейчас зовется «взаимодействием» (interaction)).
Но все это не идет ни в какое сравнение со скорым введением «автоматизированной обработки знаний» — распространением всеобщей амнезии, последнего достижения «индустрии забвения», замещающей совокупность аналоговой информации (образной, звуковой и т. д.) цифровой информацией, компьютерным кодом, пришедшим на смену языку «слов и вещей».
Итак, цифры готовы установить царство своего математического всемогущества, цифровые операции определенно вытеснят analogon, то есть любую схожесть, любое отношение подобия между несколькими живыми существами и предметами.
Все это ведет, понятное дело, к отрицанию какой-либо феноменологии. Теперь надо не «спасать феномены», как того требует философия, а прятать их, оставлять вне расчета, скорость которого не оставляет места какой бы то ни было осмысленной деятельности.
В этом контексте кризис современного искусства представляется всего лишь клиническим симптомом кризиса самой современности — одним из многих предвестников начинающегося распада темпоральности.
В конце XX века искусство не обращается к прошлому и не пытается предвидеть будущее, оно становится излюбленным способом изображения настоящего и одновременного (simultaneite). Столкнувшись с индустрией телеприсутствия и live передачами, современное искусство, «искусство присутствия», перестало воспроизводить мир для того, чтобы выявить его «сущность». Сначала в современной абстрактной живописи европейские художники первых послевоенных лет отказались от какой-либо фигуративности, а затем впали в другую крайность в американском гиперреализме, не говоря уж о движущихся компьютерных образах видео-арта с его делокализован-ными инсталляциями и «искусстве движущихся картинок», с XIX века представленном кинематографом. Вернемся, однако, к самому телу, его действительному присутствию в театре и современном танце в эпоху становления виртуальной реальности. Интересно, что здесь проблема времени стала актуальной темой и породила новые формы театрального представления.
Историчность, одна из форм «сжатия времени», ныне сведена к нулю — она стала простым «цитированием», растворяющимся остатком, где временная последовательность развертывается в "present continueiii, непреходящем настоящем…
«Произошла утрата основополагающего элемента театрального действа — единства времени, — представленного началом, серединой и концом», — пишет Ганс-Тиз Леманн, авторитет в современном театроведении. И добавляет: "Таким образом, между публикой и актерами устанавливается время соучастия, hic et nunc во всех смыслах. Может статься, что действительная длительность вообще перестанет развертываться и все события подвиснут, жестко привязанные к nunc