Информационная бомба

кое пространство, как раньше, а на искажения пространственно-временного вихря.

Вспомним еще раз о Хиросиме, ставшей не столько военным преступлением против человечности, сколько преступлением против вещества, — о бомбе, создание которой было воспринято в Соединенных Штатах, как «подарок Господа», — и недавние сверхбыстрые конфликты в Фолклендском (Мальвинском) архипелаге в 1982 году и в Персидском заливе в 1991 году, о которых говорили, как о wargames, войне образов, но в которых, кроме того, сказался метафизический конфликт между реальным и виртуальным.

Однако вернемся к старому доброму популярному кинематографу, что с конца XIX века приглашает нас по-новому взглянуть на мир в «новостях планеты» и посмотреть не на туристические красоты и чудеса природы, но на обширные пространства, подверженные разрушениям и катастрофам: пожарам, кораблекрушениям, ураганам, цунами, землетрясениям, войнам и геноциду…

Редкие в природе, катаклизмы отныне стали неотъемлемой частью нашей повседневности. Более того, с катастрофами происходит то же, что и с самолетом у Поля Морана: происшествие становится объектом визуального наслаждения, оно возобновляется по желанию, но публика в скором времени перестает им довольствоваться.

Всеобщее разрушение мира, предназначенное для удовольствия властителей вроде Нерона перестает быть развлечением элиты. Кинематограф сделал разрушение популярным зрелищем, можно сказать, настоящим массовым искусством XX века. В столетие, когда «все, что ранее называлось искусством, оказалось полностью парализованным», как говорили сюрреалисты…" И, действительно, какая катастрофа возможна без движения?

Непосредственно перед бойней 1914 года американский кинематограф выпускал бурлескные короткометражки, вроде фильмов Мака Сеннета,

предлагающие нам посмеяться над транспортными средствами (поездами, автомобилями, кораблями, самолетами….) во множестве сталкивающимися, разбивающимися, взрывающимися, на полной скорости попадающими в разнообразные крушения, однако, из-под обломков которых появляются на удивление целые и невредимые герои.

«Веселая трагедия, предназначенная для нынешнего или еще не созданного человечества», — пророчески сказал об этом Луис Бунюэль.

Поддельное происшествие следовало вскоре за подлинной аварией. Фильмы-катастрофы, рассчитанные на широкую публику", моделируются по гибели «Титаника» и землетрясению в Сан-Франциско, не говоря уж о многочисленных военных фильмах.

«Прыгать, падать, работать до седьмого пота!»— так недавно охарактеризовал свое искусство Харрисон Форд. Становление звезды зависит не столько от таланта или красоты, сколько от способности каскадеров с воскресной ярмарки или из цирка выполнять рискованные трюки перед камерой: конные трюки, падения, воздушную акробатику и имитацию самоубийств, ведущие с появлением прямого эфира к так называемому reality show, зачастую переходящему в snuff movie.

Кем бы были для широкой публики Джеймс Дин без своего «Порше», Айртон Сенна без «Фер-рари» или леди Диана без рокового «Мерседеса» в конце своего трагического road movie!

Вскоре после исступления похорон бразильского чемпиона по автогонкам, похороны принцессы Уэльской вылились в огромный политический плебисцит: с Юнион Джеком над Букингем-ским дворцом и английской королевой, вынужденной произносить слова извинения перед камерами и называть свой сплотившийся народ примером всему миру.

Но о каком мире и каком народе идет речь и можно ли назвать «народом» миллионы растерянных телезрителей, завязших в масс-медиа?

Несчастное Ее Величество, она все еще следит за лошадиными бегами, а ее принц Чарльз увлекается акварелью и биологией; они похожи на Марию-Антуанетту, которая когда-то разводила овец в «Малом Трианоне» Версаля.

Несчастные лейбористы услышали сигнал тревоги и теперь страшатся услышать похоронный звон по английской монархии, а вскоре и по самим себе — старому политическому классу. Один из советников Тони Блэра, социолог Джеф Малган недавно опубликовал книгу "Жизнь после политики ", где он, подобно многим другим, утверждает, что Интернет и глобализация «позволяют каждому индивиду самому создавать для себя цели, иметь собственное мнение и личное представление обо всем».3 Несчастный президент Клинтон в июне 1997 года был торжественно извещен об этом теми, кто называет себя «хозяевами информационного универсума», членами Business Software Alliance с владельцем «Микрософта» во главе, пришедшими выставить ультиматум Белому дому.

Сделан первый шаг на пути к «демократическому капитализму» всеобщей сети, которая, ускользая от существующих институций, вызовет в скором времени исчезновение всех экономических, политических, юридических и культурных промежуточных общественных образований.

Более реалистичный человек и, что важнее, человек старшего «экологического» поколения Тед Тернер, владелец CNN и вице-президент Time Warner, назвал себя «защитником планеты» и призвал президента заплатить США долги ООН, одновременно собственноручно выписав ООН чек на миллион долларов «на благотворительность». Что это, как не ставка нового, «внеземного» масштаба?

Отметим завершение летней shaggy dog story 1997 года сентябрьской церемонией награждения в Звездном городке близ Москвы двоих невезучих членов экипажа станции «Мир», счастливо

избежавших послеполетных осложнений и получивших, в итоге, в качестве компенсации участок земли, небольшую часть живой планеты, которая чуть не стала для них «потерянным миром»… Как это произошло с бразильскими крестьянами из «Социального движения сельскохозяйственных рабочих», которые в это время сотнями умирали за «кусок земли и ломоть хлеба, чтобы их сыновья не стали бандитами».

XI

Несколько лет назад труппа итальянских мимов показала парижским зрителям забавный спектакль, где дюжина взрослых людей, одетых в подгузники и слюнявчики, суетились на сцене, спотыкались, падали, кричали, дрались, водили хороводы и ласкали друг друга… Бурлескные персонажи не походили ни на детей, ни на взрослых, это были фальшивые дети или фальшивые взрослые — или, может быть, карикатуры на детей, не понятно.

Аналогично этому, когда Билл Гейтс, похожий на подростка человек сорока лет, осмеливается публично заявлять: «Кто знает, может быть, мир существует только для меня! И если это так, то, я должен признать, мне это нравится!»

— возникает вопрос: не страдает ли владелец «Микрософта» чем-то вроде потери пространственной координации, и не является ли мир, о котором он говорит, не чем иным, как детской комнатой, кукольным миром игр и игрушек большого избалованного ребенка.1 В первой половине XX века Витольд Гомбрович и некоторые из его современников отмечали, что признаком современности является не рост населения или прогресс человечества, а, напротив, отказ от роста и взросления: «Незрелость и инфантильность — вот две черты, которые наиболее точно характеризуют современного человека,» — писал Гомбрович. После телескопических превраще-

ний Алисы мы пришли к Питеру Пэну, ребенку, настойчиво пытавшемуся избежать своего будущего.

Взросление, необходимое для жизни в древних обществах, кажется, стало невозможным в культуре, где каждый, независимо от возраста, продолжает во что-то играть.

За пару десятков лет социальные и политические обязанности, воинская повинность, условности производственной среды и т. д. были сметены и всякая личность, любая деятельность, которой не свойственно ребячество, теперь считается «элитарной» и отвергается.

Общие тенденции развития рынка и массового производства оказались серьезно этим затронуты и мы, сами того не понимая, перешли от индустриального общества к постиндустриальному, от реального к виртуальному, исполняя, таким образом, надежды решительно не взрослеющего общества.

Предпочесть обманчивую виртуальную реальность, положиться на абсолютную скорость электронных импульсов, якобы, мгновенно представляющих то, что время дает лишь понемногу, означает не только свести к нулю географические расстояния реального мира (что уже сделано за одно столетие увеличением скоростных способностей транспортных средств), но и скрыть приближающиеся события за ультракороткими передачами прямого эфира — в общем, сделать так, что ближайшее будущее будет казаться несуществующим.