Человек на поводке

— На вас возлагается обязанность следить за счетчиком, — сказал он. — Проверьте его, добавьте 5, 3 мили и сообщите, когда появятся нужные показания.

— Хорошо. — Полетт снова затянулась сигаретой, а когда Ромстед взял ее, прижала щеку к рукаву и попыталась вытереть слезы. Переложив сигарету в другую руку, он отыскал в сумочке носовой платок. Когда он промокнул слезы, Полетт слабо улыбнулась. — Знаете, а вы добрый и чуткий. Может, я и не стану говорить вашей девушке, чтобы она бежала от вас без оглядки, пока не поздно.

Ромстед ничего на это не сказал. Он изучал безлюдную, выжженную солнцем местность, пытаясь догадаться, где засел Кесслер. Если судить по времени и теням от нескольких кактусов, то они направлялись почти на север. Их машина находилась на дне огромной долины, совершенно ровной, если не считать нескольких небольших холмов, скалистой гряды и трех более высоких холмов в форме усеченных конусов, тянувшихся в нескольких милях к западу. «Возможно, он засел на одном из них, — подумал Ромстед, — чтобы быть как можно выше, но при этом оставаться незаметным». Он оглянулся. Вдали виднелась обнаженная бесплодная земля и высокие скалы с громоздящимися склонами, но это могло быть и по другую сторону шоссе. А впереди, милях в десяти, начинался подъем и равнинный пейзаж долины переходил в некое подобие лунного, который состоял из бесконечных скальных гряд и каньонов.

Из-за холма, за которым поставили машину, ничего нельзя было разглядеть. Ромстед наклонился, пытаясь выглянуть в окно, и обнаружил, что там нет ничего примечательного, за исключением каменистого пригорка примерно двадцати футов высотой и около сотни ярдов длиной, усеянного большими валунами и редкими кактусами, пытавшимися выжить на скудной кремнистой почве.

Он размышлял, с какой стороны заложен заряд взрывчатки, который должен устроить обвал перед машиной Брукса. Тогда — по словам Кесслера — ему придется возвращаться к шоссе пешком. Однако место вокруг было настолько ровным, что Брукс вполне мог бы объехать завал; наверное, это должно произойти где-то дальше. Тут мысли Ромстеда оборвались. Приближалась какая-то машина. Но неужели так скоро? Нет, она приближалась с севера. Что ж, даже в этих забытых Богом местах на дорогах иногда кто-нибудь да встречается. Машина на большой скорости промчалась мимо.

Они ждали. Четыре часа дня… Палило солнце. Над поверхностью пустыни колыхались волны горячего воздуха, искажающие всю перспективу. Ромстед повернул голову и увидел, что Полетт закрыла глаза и, прикусив нижнюю губу, беззвучно плачет. Он погладил ее руку. Она благодарно кивнула, но не решилась заговорить.

Пять часов. Четверть шестого.

Они услышали, как приближается машина Брукса.

Это должен быть он. Машина двигалась с юга. Когда она на средней скорости подъехала ближе, Ромстед затаил дыхание. Сейчас машина проезжала за холмом. Она еще едет. А если они отменили… И тут раздались два коротких сигнала. Ромстед осторожно выдохнул, повернул ключ зажигания и тронулся с места, еще раз машинально проверив показания счетчика; хотя не раз уже делал это. Когда он остановится, на счетчике должно быть 87, 7 мили .

Дорога впереди была неровной, усыпанной камнями, и Ромстед ехал медленно, почти полз, чувствуя, как при каждом толчке у него замирает сердце. Он думал не о динамите и даже не о детонаторах; они были надежно предохранены от удара. Его беспокоило реле. Насколько надежна схема, удерживающая его от срабатывания, а также сила тока, оказывающая сопротивление натяжению пружины? «Хотя там тоже должен стоять предохранитель», — успокоил себя Ромстед.

Они обогнули холм и выехали на дорогу. Она была даже не грунтовой — всего лишь колея, бегущая по пустыне на север. Старый грузовой пикап медленно двигался в четверти мили впереди, потом он понемногу начал прибавлять ходу. «Сейчас, — решил Ромстед. — Нет, сначала обойди его и убедись, что в пикапе действительно Кэррол. А еще лучше, чтобы Полетт сама завела этот разговор. Если ни с того ни с сего заговорить самому, то получится фальшиво, а Кесслер уж кто угодно, но только не дурак».

Теперь пикап отъехал в сторону и остановился футах в двадцати от дороги. Ромстед снизил скорость. Водитель, сняв солнцезащитные очки, высунулся из окна и приветственно помахал рукой. Это был мужчина с преждевременно поседевшими волосами и худым лицом, на котором застыло тревожно-вопросительное выражение. Когда они учились в колледже, Брукс хотел стать актером; его единственным недостатком была неспособность — или нежелание — заучивать роли наизусть; гораздо большее удовольствие он получал, когда придумывал их сам. Ему было достаточно одного намека, чтобы экспромтом сочинить целую пьесу. Ромстед ответил на приветствие.

Когда пикап пристроился позади них, Ромстед поехал еще медленнее. До места передачи денег оставалось четыре мили. Дорога пролегала по местности, почти абсолютно ровной. Изредка попадались невысокие пригорки или каменистые гряды. Да, Кесслер неплохо подобрал местечко. В бинокль он мог разглядывать весь пейзаж на многие мили вокруг, ничего не упуская из виду. Их машина да пикап — вот и все на этом безлюдье. Три мили.

«Ну вот, — подумал Ромстед, — теперь на взлет». Он принялся насвистывать «Милашка Джорджи Браун», отстукивая пальцами такт по рулю. Полетт Кармоди подняла голову и испуганно посмотрела на него. Улыбнувшись, Ромстед подмигнул ей и приложил ладонь к уху, как будто хотел послушать, что она скажет.

— Господи помилуй, вам что, не страшно? — спросила Полетт.

— Успокойтесь, — ответил Ромстед. Черт его знает, где установлен «жучок», но это не важно. Его услышат. К тому же еще один «жучок» должен быть в багажнике, чтобы контролировать Брукса. — Они не взорвут машину, пока деньги находятся в пикапе. Я уверен. И не станут взрывать потом.

Полетт судорожно сглотнула и облизала губы. Ромстед видел, как отчаянно ей не хочется терять надежду.

— Что… что вы имеете в виду?

— Их разведка совершила ошибку. Они хорошо поработали, но не довели дело до конца. Они разузнали о вас, Джероме Кармоди, обо мне и моем прошлом, однако им стоило хоть одним глазком заглянуть в прошлое Брукса.

Еще 2, 6 мили . Губы Полетт умоляюще шевельнулись, но она ничего не могла сказать. А Ромстед продолжал:

— Именно по этой причине я все время задирал Кесслера и уверял, что у него ничего не получится и что ФБР придумает, как подсадить своего человека. Я хотел, чтобы он выбрал Брукса, и добился своего. Видите ли, мы с Бруксом были напарниками в команде, которая за неделю побывала в таких переделках, которые Кесслеру и не снились…

Полетт кивнула и слабым голосом произнесла:

— Я так и думала… ЦРУ.

— Заметьте, это вы сказали. Да, мы оба работали в Центральной Америке; у нас обоих два родных языка — английский и испанский. Мы и раньше имели дело с киднеппингом — и разыскивали похищенных, и сами брали заложников. И поэтому я не думаю, что они взорвут нашу машину. Я знаю, как бы я сам действовал, если бы они захватили Брукса, а наши с ним мысли всегда совпадали. Мне следовало рассказать вам об этом раньше, но я ждал, пока хода назад не будет и им уже некуда будет деться. А теперь невозможно переиграть все заново, поэтому им придется смириться с Бруки. Верно, Кесслер?

Оставалось меньше двух миль. Полетт снова опустила голову, то и дело сжимая и разжимая кулаки. Ромстед обернулся назад. Кэррол уверенно повис у них на хвосте, держась в четверти мили позади. Дорога — если ее можно было так назвать — бежала прямо вперед, и ничто не нарушало монотонности пустынного пейзажа, кроме приближавшейся справа невысокой скалистой гряды. Теперь сомнение уже посеяно, и через несколько минут оно начнет давать ростки, а все остальное будет зависеть от Кэррола. Ромстед пожал кисть Полетт. Та подняла голову, попыталась изобразить что-то наподобие улыбки, потом еще раз проверила счетчик. Ромстед тоже взглянул на него. 86, 8 мили . Осталось 0, 9.

Он посмотрел налево, в сторону трех холмов, напоминавших усеченные конусы. На одном из них, должно быть, обосновался Кесслер. Справа по-прежнему не видно никакого подъема, и только невысокий пригорок, находившийся от дороги не более чем в двухстах ярдах…