Бетонный фламинго

— Да в чем дело? — перебил я ее.

— Нам нужна кодовая комбинация к старому сейфу, а кроме тебя ее никто не знает. Барбара говорит, что она написана где-то у тебя в конторе, но мы не можем найти.

— Возьми себя в руки! — рявкнул я в телефон. — О каком старом сейфе ты говоришь? И что случилось?

— Ну конечно же о том, который отсюда убрали, когда ты купил новый, Хэррис! Помнишь, его отнесли на склад? И перед самым отъездом ты велел мистеру Элкину отнести его на свалку.

Кто-то постучал в дверь.

— Ну так вот, вчера днем он и еще несколько человек вынесли его на погрузочную платформу, но грузчик забыл его захватить. А сейф был открыт. И сегодня утром, около половины девятого, какие-то первоклашки по пути в школу…

Я почувствовал, что мне становится дурно.

— О Господи, только не это!

— Нет-нет! — поспешно сказала она. — Это не дети… Собака. Мини-пудель Джуди Уивер…

У меня подкосились колени, и я сел.

— Только не говори мне, что весь чертов город…

В дверь снова постучали.

— Хэррис, перестань ругаться! Эта дурочка просто с ума сошла. Сейчас ей дали транквилизатор, но как только она проснется, то начнет все сначала. Общество охраны животных меня просто затравило. Миссис Уивер говорит, что она привлечет тебя к суду. В городе все просто в бешенстве, и все звонят мне. Я же готова рыдать от отчаяния. Какая-то механическая мастерская просверлила в сейфе дырку, чтобы эта дурацкая собачонка хоть не задохнулась, но они не могут ее вытащить. Об этом уже сообщили по радио, и теперь мне по телефону звонят репортеры из Нового Орлеана. Барбара говорит, ты знаешь эту комбинацию…

Она может говорить все, что угодно, подумал я с горечью, но теперь мне уже ничего не поможет.

Человек за дверью уже просто колотил по ней.

Я должен оторваться от телефона и собраться с мыслями.

— Минутку! — сказал я. — Кто-то стучит в дверь.

Я положил трубку рядом с аппаратом и открыл дверь. За ней стоял портье.

— Телеграмма, сэр! — сообщил он.

Я сунул ему в руку какую-то монету и взял телеграмму.

Закрыв дверь, я прислонился к ней спиной.

Вот и все! В магнитофонных записях кода старого сейфа нет — это я знал наверняка. Я перебрал все, что было в бумажнике. Адресная книжка! Я схватил ее и лихорадочно перелистал страницы. Нет ничего, кроме адресов…

Я бросил взгляд на лежащую телефонную трубку. Вот так-то все и кончилось! Узнали фактически все, что только было возможно, предусмотрели все случайности, учили наизусть, репетировали, совершенствовались, а потом какая-то малышка за тысячу миль от нас засунула собачонку в сейф, и все пропало!

Телеграмма все еще была у меня в руке. Мой взгляд упал на какие-то цифры и слова «Бриндон Лэ». Я никогда о таком городе не слышал…

Луизиана!

Я вскрыл телеграмму и всмотрелся в текст.

«Вправо, тридцать два влево, два поворота, девятнадцать, вправо, три поворота, шесть, повернуть вправо, тридцать два… Прикреплен клейкой лентой дну ящика для карандашей».

Я перевел дух и оттолкнулся от двери, опираясь на ватные колени. Схватив трубку и держа ее на некотором расстоянии, я сказал себе: «Все будет хорошо, только оправься от этого шока!»

А в трубку произнес:

— Корел? Ты слушаешь? Эта комбинация приклеена клейкой лентой ко дну ящичка для карандашей в моем письменном столе. Но подожди, я сейчас тебе продиктую. Записывай… — И я продиктовал ей текст телеграммы.

— Слава Богу…

Я опять перебил ее:

— Кто-нибудь из вас должен пойти к миссис Уивер и попытаться это загладить. Может, миссис Инглиш — она умеет говорить с людьми. Купи Джуди самую большую из мягких игрушек — знаешь, из тех, что по тридцать пять долларов. И потом, Корел, я не хочу показаться черствым, но я действительно занят одной сделкой…

— Милый, прости меня…

Повесив трубку, я добрался до кровати и прилег. Мне очень хотелось выпить, но я сомневался, смогу ли налить что-либо в бокал.

Мэриан услышала про скандал с собачонкой, про возмущение общества и поехала в ближайший город, чтобы отослать эту телеграмму, вероятно, по телефону-автомату. Я закрыл глаза и увидел ее так живо и отчетливо, что мне даже стало больно. Когда Бог творил ее, он знал, что такая будет только одна…

Дело не только в том, что Мэриан сейчас спасла нас обоих — она спасла нас раз и навсегда.

Отныне, сколько бы я ни ошибался, это уже не будет иметь никакого значения. Ибо только Чэпмен мог знать код старого сейфа.

Ее имя было настоящей мечтой для агента какой-нибудь дешевой газетенки — Жюстин Ларей.

Не то чтобы это имя имело какое-нибудь значение. Важно было, что я нашел то, что искал, и я сразу это почувствовал.

Она постучала в дверь около одиннадцати вечера, а когда я открыл ей, вошла в номер, одним взглядом смерила меня с ног до головы, оценила мои чемоданы и толстый бумажник, лежавший на туалетном столике. Затем одарила меня сияющей улыбкой, которая сулила невообразимые восторги и почти скрывала ее презрение к недотепам, не умеющим получить женщину, не купив ее.

Это будет стоить сотню долларов, дорогуша.

И когда я с жадностью согласился уплатить такую баснословную цену, это лишь увеличило ее презрение. Я нежный и гораздо красивее всех этих жирных трясущихся молодчиков… — брр! Не то чтобы она с ними водилась! Конечно нет. Ведь на самом деле она — артистка варьете. Певица.

— Действительно? — отозвался я и с чувством шлепнул ее по заду. — Мы с тобой прекрасно поладим, детка! Я всегда любил талантливых людей!

Сам-то я начисто лишен таланта, кроме таланта делать деньги и делать детей…

Может быть, это было и грубо, но она наверняка уже слышала подобные песни.

— Ты не против, если я получу мою сотню сейчас?

— Ничуть, черт бы тебя побрал! — Я махнул в сторону бумажника. — Возьми оттуда! И почему бы тебе не взять две сотни, если уж на то пошло, и не остаться на всю ночь? Не возьмешь ты, так возьмет правительство и даже не поцелует меня за это… Я налью нам немного… Ага?

Все эти дни я разменивал чеки из дорожной чековой книжки, и в моем бумажнике сейчас было почти три тысячи долларов. Оставшиеся чеки лежали рядом на столике.

— А знаешь, я бы запросто могла… — сказала она лукаво и вынула из бумажника четыре купюры по пятьдесят долларов.

Ей было не больше двадцати пяти. Довольно стройная, белозубая, с темными коротко остриженными волосами и глазами, которые казались почти черными. Однако в ней не было ничего южного. Кожа ее была совершенно белой, а глаза смотрели холодно.

Я налил нам по бокалу шотландского виски, опустив в каждый по кусочку льда, и поставил их на туалетный столик.

— Ну давай, детка! Выбирайся из этих жарких и тесных одежек и ныряй в холодный бокал! Ты ведь еще не представила мне свои верительные грамоты…

Мы легли в постель. Право же, мне было бы веселее в кабинете дантиста. Ей, наверное, тоже.

Но ей, по крайней мере, за это платили. Может, если она достаточно выпьет, то начнет болтать хотя бы о себе…

— Ты никогда не дала бы мне моих тридцати девяти, а? — сказал я. — Признайся, ты сказала бы, тридцать два, правда? Ну-ка, ударь меня в живот… Черт, да не бойся, ударь…

Я учился в Нотр-Дам. Нет, в футбол я не играю. Зачем мне? Мой старик имел кучу денег.

Но не думай — я не из тех молокососов, что приходят на готовенькое. Я все сделал сам. Радиостанцию, газеты, недвижимость. Здесь я пробуду по крайней мере неделю — подвернулась сделка в связи с земельными участками… Ты держись за меня, если сможешь за мной угнаться, и мы с тобой такое загнем! Пощупай мой живот, Мэриан, — чувствуешь какие мышцы? Как хорошая стиральная доска, угу?

Она пила. Она вынуждена была пить, чтобы вынести меня. И понемногу начала пьянеть.

Майами! Ха-ха-ха! И Майами-Бич! Можешь взять их себе, братишка! И чего только не терпит девушка от этих трясущихся над каждым центом типов, от этих волосатых свиней… Нет, уж если где и жить — так это в Вегасе! Она может завтра же получить там работу. Знаю ли я, что она певица? Бог мой, и чего только она не вынесла в этом городишке! Этот ее агент… Ха!