Страница 40 из 47
Малко задумался.
— В таком случае, — решил он наконец, — мне еще могут понадобиться деньги.
Он вынул несколько пачек и рассовал их по карманам. Затем снова подвинул сумку к полковнику Виалобосу.
— Хорошо, — кивнул тот. — Я поселю вас у себя на вилле. Она тоже находится в военной зоне, которая строго охраняется. Вы будете в безопасности.
— Благодарю вас, — сказал Малко.
Полковник закрыл сумку и спрятал ее под стол. На лице его было написано искреннее недоумение. Он явно не мог понять, кто же такой Малко.
— Вы нажили себе очень сильных врагов в Тинго-Мария, — вздохнул он. — Теперь вы каждую минуту рискуете здесь жизнью.
— Это мои проблемы, — отрезал Малко. — Я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. В окрестностях Тинго-Мария много таких тайных взлетных полос?
— Около восьмидесяти. В радиусе ста километров.
— Сколькими пользуется Хесус Эрреро?
— Практически каждый раз разными. Они быстро приходят в негодность из-за дождя. Поэтому все время расчищают новые. Естественно, в той же зоне, из-за подъездных путей.
— А кто их расчищает?
Полковник удивленно посмотрел на Малко.
— Кто? Жители Тинго-Мария, беженцы, крестьяне, которым платят «пастой». А потом они так и околачиваются в «Чикаго», пока в один прекрасный день их не найдут в реке.
— Последний вопрос. Сколько еще может продлиться дождь?
Виалобос развел руками.
— Сутки, трое, неделю... Откуда я знаю? С тех пор, как я здесь, рекордный срок был одиннадцать дней. Сейчас льет уже три.
— И ни один самолет не может ни приземлиться, ни взлететь?
— Ни один, ручаюсь вам. «Наркос» — не сумасшедшие, а их взлетные полосы куда хуже наших. Но погода может измениться очень быстро. За несколько часов... Ну, идемте, я провожу вас на виллу.
Малко последовал за офицером, захватив по дороге команду Джона Каммингса и юную вдову.
Вилла полковника оказалась чистенькой и уютной. При весьма относительном комфорте здесь было все же лучше, чем в «Туристас». В комнатах царила удушающая влажная жара, о кондиционерах, увы, приходилось только мечтать. Индианка с восторгом смотрела на почти белые простыни.
— Я дам указания, чтобы вы могли свободно выходить из зоны и возвращаться, когда вам вздумается, — сказал полковник. — Но я бы на вашем месте не высовывал отсюда носа.
— Я вам очень признателен, — поблагодарил Малко.
Полковник удалился, закрыв за собой дверь.
Индианка тут же скинула платье, обернула свое худенькое тело в кусок тонкой материи, завязав его узлом над грудью, и распустила по спине длинные черные волосы. У нее были большие, печальные глаза. Затем она принялась аккуратно убирать в шкаф вещи Малко. Все это без единого слова.
Четверых «телохранителей» поместили этажом выше.
В тишине слышался лишь тихий шорох листьев под дождем да редкие крики птиц. Одетые в зеленое часовые сливались с цветом джунглей.
Телефона в доме не было. Слабо мерцала керосиновая лампа. Малко решил дождаться ночи, чтобы начать действовать. Надо было убить еще несколько часов. Он принял душ и, обессиленный, растянулся на кровати. Его уже начало клонить в сон, когда что-то теплое коснулось его голого живота.
Он открыл глаза и встретил неподвижный взгляд склонившейся над ним индианки. Внезапно раздался громкий треск, и черные глаза наполнились страхом, хотя это всего лишь усилился дождь: крупные капли молотили по железной крыше. Индианка задрожала всем телом, съежившись возле Малко, как испуганный зверек. Но мало-помалу она успокоилась, и смуглая рука робко скользнула вниз. Одновременно губы ее легко, как крылья бабочки, касались его груди. В этой ласке было столько неосознанной чувственности, что на Малко волной накатило желание.
Индианка взяла его плоть обеими руками, приблизила к ней губы и стала ласкать с той же невесомой легкостью. Острое наслаждение захлестнуло его. Он слегка надавил рукой на ее затылок, губы индианки раскрылись, и она принялась старательно, почти с жадностью всасывать его.
Когда он достиг вершины наслаждения, она снова сжала его плоть руками и не выпускала, пока та не обмякла под ее пальцами. Затем она вылизала его, медленно, тщательно, словно кошка. После этого, уткнувшись лицом ему в грудь, закрыла глаза.
Прошло довольно много времени, прежде чем Малко встал, чтобы посмотреть в окно. Очертания холмов едва угадывались за пеленой дождя в сгущающихся сумерках. Индианка спала. Тинго-Мария был всего в нескольких сотнях метров, по ту сторону реки Уальяга, но чтобы добраться до города, нужно было сделать крюк — мост был только один.
Впрочем, может быть, есть и другие пути...
Малко с нетерпением ждал ночи. Для того, что он собирался предпринять, необходима была темнота. С Буяном-Франциско и его друзьями, да еще под покровительством полковника Виалобоса можно сделать немало... Но главное — отыскать в непроходимых джунглях нужную взлетную полосу среди десятков других.
Вечер тянулся медленно. На какой-то миг Малко показалось, что небо проясняется, но потом облака снова сгустились. Индианка жадно ловила каждое движение Малко, силясь угадать его желания. Она поджарила ему бананы, сварила кофе, обсушила его феном, когда он принял душ. Настоящая гейша. И по-прежнему не произносила ни слова. Теперь она дремала в гамаке, время от времени поднималась, лениво потягиваясь, подходила к нему, покачивала своими острыми, крепкими грудями перед его лицом, прижималась, ласкалась, нежная и покорная.
Потом она снова впадала в дремоту, свернувшись в гамаке, как котенок, готовый замурлыкать, стоит его погладить. Дождь се, похоже, нисколько не беспокоил.
Малко же не сиделось на месте. От этого вынужденного бездействия впору было сойти с ума. На вилле не было даже телефона, только радио для связи с комендатурой. Он слышал тарахтение грузовиков, которые уезжали и возвращались. Видел в окно солдат в зеленых пончо, тяжело ступавших по жидкой грязи, с опущенными головами. И все время эти низко нависшие облака и гнетущая, удушающая, липкая жара.
Надо было как-то убить еще часа два-три. Незаметно для себя он тоже уснул и снова проснулся от прикосновения шелковистой кожи индианки. Он машинально провел рукой по ее спине. Она тут же приникла губами к его уже пробудившейся плоти, всасывая ее, почти заглатывая, лаская и возбуждая тысячей касаний острого язычка. Затем она сама уселась на него верхом. Ему не понадобилось ни малейшего усилия, чтобы войти в нее. Казалось, будто он погружается в мякоть спелого, истекающего соком плода. Ощущение было таким острым, что он не выдержал и опрокинул ее на спину, стараясь проникнуть как можно глубже. Когда он, судорожно вздрогнув в последний раз, навалился на нее всем телом, она закричала. Это был первый звук, который он от нее услышал с тех пор, как они вошли в дом. Он долго лежал неподвижно, не торопясь отпускать ее...
И вдруг, повернув голову, увидел за окном неожиданное — звезды! В мгновение ока он вскочил на ноги и выбежал на наружную галерею. Дождь перестал. Лишь редкие белые клочья плыли по темному, усыпанному звездами небосводу. Полная луна заливала желтым светом зеленые вершины холмов.
Погода переменилась!
Дышалось легче. Он вернулся в комнату. Сквозь журчание воды в ванной было слышно, как индианка что-то напевает, стоя под душем. Он вошел к ней, и она радостно прижалась к нему, приняв его счастливое лицо на свой счет.
Теперь у него оставалось совсем мало времени. Уже завтра Мануэль Гусман может улететь. Его противники не станут терять ни секунды, возможно, самолет уже ждет...
План у него давно созрел. Надо было действовать немедленно. Засунув под рубашку «ППК», он вышел в ночь, провожаемый тревожным взглядом индианки. Учитывая то, что ему предстояло сделать, он предпочитал быть один. Под ногами еще хлюпало, и приходилось то и дело обходить огромные лужи, но в воздухе немного посвежело. Вокруг — никого, кроме невидимых среди листвы часовых. Он шел быстрым шагом и через десять минут был уже у моста. Крутой поворот — и он оказался в Тинго-Мария. Из ресторанчика доносились звуки музыки. На улицах было пустынно. Он пошел мимо закрытых лавочек до размокшей дороги, ведущей к реке, и свернул на нее. Здесь начинался «Чикаго».