Страница 31 из 44
Они вышли обратно в галерею, увешанную коврами, и благоразумно сели рядышком.
— Знаешь, — начала юная шиитка, — я ведь на тебя очень обиделась. Тогда, с Абу Шаки, был какой-то ужас.
— Я страшно об этом сожалею, — ответил Малко. — Потому и постарался доставить тебе удовольствие.
Она опустила глаза на часы:
— Они просто великолепны.
— Ты мне снова нужна, — сказал Малко.
— Я знаю, что тебя интересует, — произнесла Нейла. — Адрес гаража. Он в Шия, на улице Мечети Хусейна. Сразу за поворотом. Прямо возле него — остов грузовика. Вот там они и спрятали мусоровоз.
— Фантастика! — отозвался Малко. — Но мне еще нужно кое-что другое. Помнишь, что рассказывал в Баальбеке Набил?
— Я не все слышала.
Он кратко передал ей историю с самолетами, заключив при этом:
— Я должен во что бы то ни стало узнать, где они находятся. Может, через твоего друга удастся?
— Может быть. Ему многое известно. Но разговорить его трудно. Как раз сегодня вечером он просил меня о встрече. Я согласилась.
— Какая ты молодец! — обрадовался Малко.
Они снова обнялись.
— Я завтра позвоню, — сказала Нейла. — Если хочешь, вечером увидимся.
Из магазина Малко вышел успокоенный. Нейла была прекрасной помощницей. Даже если не появится Джони, может быть, ей удастся раздобыть нужную информацию. Надо срочно сообщить Роберту Карверу место, где, по всей вероятности, начиняют взрывчаткой мусоровоз.
Абу Насра смотрел в окно, как по внешней лестнице к его кабинету поднимается мужчина. Это был иранец, занимавшийся в Баальбеке той же операцией, что и он сам, и только что приехавший из Бекаа. Телохранители пропустили его, и они обнялись под гигантским портретом Муссы Садра.
— Все прошло хорошо?
— Без заминки, — подтвердил иранец и уселся в кресло.
— Мы везли их в рефрижераторах, которые два раза в неделю привозят фрукты и овощи в Бейрут. Даже если велась аэрофотосъемка, увидеть, что там внутри, невозможно.
Значит, все три самолета прибыли на место. Абу Насра не стал скрывать радости. Его план начал претворяться в жизнь.
— Они надежно укрыты?
— Местечко, где их спрятали, выдержало три израильских бомбардировки, — заверил иранец.
— Сколько времени понадобится, чтобы их проверить? Техническим обеспечением занимались иранцы.
— Дня два, если не будет больше осложнений с двигателем. В крайнем случае, три.
— Пусть летчики никуда не отлучаются! — приказал Абу Насра. — Никто не должен их видеть и разговаривать с ними. И у Б-2, и у евреев повсюду свои осведомители.
— Ладно. Еще я принес отчет о позавчерашних событиях.
И он положил перед Абу Насра тощую зеленую папку, пересланную через него шефом «Хезбола». Оставшись один, Абу Насра сразу же погрузился в чтение. Первым шел допрос предателя. Дальше — показания разных лиц о парочке, побывавшей в Баальбеке. Ничего не добавлявшие к тому, что уже было ему известно. Однако одно из свидетельств заставило его похолодеть. Боец «Амала» утверждал, что якобы узнал девушку, ездившую в Баальбек, когда она возвращалась назад в белом «мерседесе» Абу Шаки. Это была любовница одного из приближенных Абу Насра. Правда, имени ее он, увы, не помнил.
Абу Насра отшвырнул досье, кровь стучала у него в висках. Если это правда, он находится под наблюдением. Холодок пробежал по спине. Неудача последней операции для него лично будет обозначать конец. Ни сирийцы, ни иранцы не простят ему этого.
Он захлопнул папку, запер ее на ключ в письменном столе и вылетел из кабинета.
— Чтобы через два часа весь мой личный отряд был здесь, — приказал он.
Абу Насра устроил себе театральный выход. Затянутый в военную зеленоватую форму, он положил перед собой новенький «Калашников» со складывающимся прикладом и обвел суровым взглядом внимательные лица своих бойцов. Совсем молодые, небритые, у многих на груди или рукаве — портрет имама Муссы Садра. Большей частью абсолютно неграмотные, зато фанатично преданные исламу.
— Вынужден сообщить вам неприятную новость, — начал он. — Сионистам удалось проникнуть в наши ряды.
По комнате прошелестел оскорбленный шепот. Абу Насра отеческим жестом успокоил отряд.
— Слава Аллаху, он открыл мне глаза, враг будет уничтожен, — патетически продолжил он. — Знаю, среди вас нет предателей.
Шепот облегчения, кое-где выкрики «Аллах акбар».[6] Абу Насра, теперь прекрасно владея аудиторией, заговорил резко и требовательно:
— Но одного из вас использовала сионистская лазутчица. Лжешиитка. Он сам об этом не знает, а потому я прощаю его заранее. Сейчас я задам вопрос и не сомневаюсь: он ответит, не колеблясь. У кого из вас есть подружка в Западном Бейруте? Она красится, носит юбки и продает свое тело иностранцам.
Заканчивая фразу, Абу Насра почти вопил. Он резко опустился на стул. Среди гробового молчания.
Мусейн Хумал почувствовал, как кровь отхлынула от лица. К счастью, борода скрыла бледность. Но ему показалось, что все вокруг смотрят в его сторону. Речь могла идти только о Нейле! Нейле, в которую он безумно влюблен.
Сердце колотилось так сильно, что, чудилось ему, все слышат его стук. Для ответа у него оставалось слишком мало времени: если сейчас промолчит, а правда все же откроется, его расстреляют на коленях. Как предателя ислама. А если выдаст Нейлу, он хорошо представлял себе, что произойдет... Разрываясь на части, он мысленно вознес молитву Аллаху и застенчиво, не решаясь взглянуть на •Абу Насра, поднял палец.
Малко рассеянно наблюдал, как извиваются в бешеном танце живота, в нескольких сантиметрах от своих возлюбленных, три девушки. На Ашрафехе снова праздник. Женщины так разодеты и накрашены, словно он последний в их жизни. Над развлечениями в Бейруте всегда витал призрак смерти. Джослин Сабет, с расширившимися от наркотика зрачками, была облачена в наряд, который в южном пригороде мог бы стоить ей жизни... Юбка с разрезом, распахивавшаяся при каждом шаге, и кружевная черная блузка, едва скрывавшая соски. Все присутствующие здорово накачались. Малко тоже. Но и это не уменьшило тревоги, сдавливающей ему грудь. Он жалел, что послал Нейлу на задание после их вылазки в Баальбек.
Скорей бы наступило завтрашнее утро! Скорей бы узнать, чем кончилась встреча Нейлы с дружком!
Джослин вела себя, как влюбленная кошка.
— Хочешь, уйдем отсюда? — спросила она, видя, как он угрюм.
— Да.
Неправильно истолковав его намерения, она немедленно распрощалась с хозяевами. Через город они промчались, как обычно, с бешеной скоростью. Малко не решился попросить женщину отвезти его прямо в «Коммодор». Очутившись дома, Джослин мигом скинула блузку и юбку и прилипла к Малко. Он ответил на поцелуй, но безо всякой страсти. Он слишком сильно беспокоился.
Как только Джослин поняла, в чем дело, она отшатнулась, словно ее укусила змея.
— Ты снова виделся с этой негодяйкой Моной!
— Да нет же, — заверил ее Малко, — просто я встревожен, озабочен...
Сверкая от унижения глазами, Джослин спрыгнула с кровати, подхватила свою норковую шубу, надела ее прямо на голое тело, подцепила ключи и сухо сказала Малко:
— Пошли, я тебя отвезу.
Три четверти пути они проехали в тягостном молчании. Вдруг мотор закашлял. Джослин в ярости вскрикнула, выжала до упора акселератор, но все тщетно. Машина встала посреди улицы, и наступила тишина. Женщина посмотрела на приборы и нервно рассмеялась.
— Это механики виноваты! Забыли бак залить...
Попасть в аварию в час ночи в Бейруте — милое дело: из-за комендантского часа все закрыто.
— Плевать, — заявила молодая маронитка. — Возвращайся в гостиницу.
— Я не могу тебя здесь бросить, — запротестовал Малко. — Посреди Западного Бейрута на тебя точно нападут...
Ее глаза сверкнули, и она вытащила из-под сиденья кольт сорок пятого калибра.
— Пусть попробуют. Схлопочут пулю. Только не могу же я возвращаться пешком в таком виде.
6
Велик Аллах! (араб.)