Ведьма

Воспоминание о белом оборотне заставило Свенельда очнуться от своих мечтаний. В Киев со своим открытием еще нужно попасть, надо сначала выбраться из этого Нечистого Болота. И он, уже не выказывая восторгов, спокойно миновал очередной желтовато мерцающий источник и стал нагонять ушедшего вперед юного древлянина.

— Далеко нам еще идти, Малфутка?

— Не больно и далеко. Тут вскоре будет островок сухой. Если ты посадник, пожелаешь, мы сделаем там остановку, передохнем.

Откровенно говоря, Свенельд нуждался в этом. Не хотел сознаваться, но ушибы и порезы уже начинали сказываться, да и силы словно исчезали — болотная муть их втягивала, что ли? К тому же трясти его начинало в мокрой одежде.

Малфутка пояснял: они уже прошли в самую глушь Нечистого Болота. Люди сюда обычно не заходят, поэтому посадник может не опасаться, что волхвы его тут разыщут. Ага, оказывается, древлянские кудесники и на такое решились бы. Видно, и впрямь разлютились не на шутку. А если еще узнают, что он про живую и мертвую воду проведал… И Свенельд как можно приветливее попросил Малфутку молчать о том, как поразило его свечение вод.

— Я тебе не враг, — негромко ответил паренек, не оборачиваясь.

«Но отчего это — не враг? — подумал Свенельд. — Вроде ничего доброго я тебе, парень, еще не сделал, чтобы ты во мне, чужаке, собирающем дань с твоего племени, видел друга. Хотя… Я ведь в их селище гостем бывал, хлеб-соль ел. Да и Мал за меня просил. Друже Мал. Понятно, ему выгодно, чтобы я и впредь посадником оставался, дары от него получал да помалкивал о том, что он собственные дела с ляхами и волынянами[26] без спросу князя Киевского ведет. Если же вместо меня из Киева пришлют другого, то еще не ясно, насколько новый посадник сговорчивым окажется».

От размышлений Свенельда отвлек голос Малфутки:

— Вон и островок, — указывал тот рукой куда-то во тьму. — Видишь, посадник, те сосны? А сосна — покровительница моего рода. Она схоронит надежно и меня, почитающего ее, и тебя, раз ты со мной.

Никакого островка, тем более сосен, Свенельд не видел еще долго. Наконец и он различил сквозь туманную мглу высокие ветвистые силуэты деревьев на возвышенности. Еще отметил, что свечения в округе больше не наблюдалось. Да и тихо стало совсем, словно нечистые обитатели болота спрятались от досады, что люди нашли себе прибежище.

Взобравшись по высокому откосу островка, Свенельд устало сел на сухую кочку. Малфутка стал подбирать на земле щедро рассыпанные хвойные ветки и шишки. Свенельд опять удивился — как паренек видит в таком-то мраке? Наконец мальчишка сумел развести огонь, светлые язычки пламени побежали по дереву, и Малфутка велел варягу подсесть поближе к огню, просушить одежду. Это оказалось так приятно, что варяг даже улыбнулся Малфутке. А еще подумал: чем бы таким расположить к себе юного древлянина, чтобы тот указал иные места, откуда бьют ценные источники?

— Эй, парень, как отблагодарить тебя за службу верную? Хочешь, когда возвратимся, я тебе гривну золоченую подарю, как боярину? Будешь первым женихом в своем селище.

Сидевший у костра Малфутка вдруг как-то грустно вздохнул, обхватив себя руками за плечи, и пару раз шмыгнул носом, словно боялся расплакаться. Потом все же спросил, не желает ли посадник подкрепиться, и, порывшись за поясом, достал кус вяленого мяса в тряпице, разрезал ножом пополам и протянул Свенельду.

— Тебя мне просто боги послали, парень, — жуя мясо, беспечно молвил варяг.

Сейчас, когда от горящего костра разлился ясный согревающий свет, Свенельд чувствовал себя совсем неплохо. С некоторым недоумением он наблюдал, как паренек делает странное: обводит наконечником сулицы круг вокруг места их стоянки, шепчет какие-то заговоры.

Малфутка пояснил:

— Тут нельзя без предосторожностей. А то мало ли кто из Нечистого Болота может возникнуть.

— Так ты ведь божился, что ничего нечистого тут не видел?

— Ну побожиться я-то не успел, хотя и повторю: охотиться сюда я не раз хаживал, особенно по весне, когда птицы болотной тут видимо-невидимо, однако старики не зря говорят, что нечисти здесь полно. Нечистое Болото, одним словом.

Он говорил о странном, но так спокойно, что и Свенельд ощутил заметное облегчение. Малфутка опустился на корточки по другую сторону костра и через огонь внимательно глядел на варяга, будто только теперь удосужился рассмотреть его как следует. Да и варяг разглядывал своего спутника. Отметил, что мальчишка достаточно рослый для своего возраста — сколько ему, четырнадцать, пятнадцать? — но выглядит совсем не как парень, достигший поры возмужания: челюсть у него широкая, подбородок волевой, но само лицо гладенькое, губы яркие, как у какой-то девчонки, нос костистый и словно чуть перебит у переносицы. Глаза вот только странные — взрослые, настороженные. Голос еще не сломался, хотя и был довольно низкий, даже с некоторой хрипотцой. Свенельд спросил Малфутку, сколько тому весен? Не очень-то надеялся, что парень силен в счете, но юный охотник ответил без запинки — семнадцать. Счету он был обучен, да только Свенельду не верилось, что мальчишка не солгал, прибавив себе годков. Уж больно юным для семнадцатилетнего он выглядел. Хотя Мал говорил, что Малфутка лучший следопыт в крае. Когда это он успел опыта набраться?

— Я что-то не встречал тебя, парень, когда прежде бывал в селище Сосны, — заметил Свенельд.

И опять Малфутка, горько вздохнув, отвел взгляд. После этого они долго молчали. Варяг думал о том, что его ждет, когда он выберется отсюда и сообщит о своем открытии, а Малфутка грустно смотрел на язычки пламени, иногда подкладывал в огонь шишки, сучья еловые. В какой-то момент варяг обратил внимание на то, какая маленькая у юного охотника рука — запястье тоненькое, пальцы длинные, изящные. По руке из-под мехового рукава скользнул браслет, ярко сверкнув зеленоватым блеском. Наручень у паренька был из зеленого стекла. В Киеве, где такие украшения только девки да бабы носят, мальчишку подняли бы на смех, а с древлян что взять — дремучие люди. Да и шарф на шее у Малфутки слишком яркий, девке бы такой пошел, а парню, да еще охотнику, которому в чаще таиться положено, это никак не к лицу. Глядя на этот яркий шарф, особенно заметный сейчас, когда Малфутка расстегнул верхние петлицы меховой куртки, Свенельд силился что-то вспомнить. Но не мог. И завел речь о другом:

26

Ляхи — нарочитые — почитаемые, богатые поляки; волыняне — славянское племя, жившее на юго-западе от древлян.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.