Принцесса викингов

– Но он мне нравится!

Надев его на голову, она пристально разглядывала себя в зеркале, но Ролло чувствовал, что Снэфрид украдкой наблюдает и за ним. Неожиданно на него нахлынуло раздражение. Однако, овладев собой, он заговорил ровно:

– Снэфрид, этот венец принадлежит невесте Атли. Некогда он был подарен ей в Бретани берсерком Гериком. Отправляясь в поход, я пообещал Атли и ей, что верну это украшение, дабы она надела его в день их свадьбы.

Если бы речь шла о ком угодно, помимо рыжей пленницы, он бы и не подумал давать объяснения и молча забрал бы драгоценность. Но хотя Снэфрид никогда ничего не спрашивала об Эмме, Ролло знал, что все дело в этой пленнице. И его сердило, что он вынужден оправдывать свои поступки перед женой.

Снэфрид невозмутимо сняла венец и отложила его в сторону. Так же спокойно она взяла одну из золотых гривен, унизанных крупными темными рубинами, и приложила к груди.

– Все будет так, как ты пожелаешь, Рольв. Мне достаточно других украшений. Однако скажу, что ты непомерно балуешь эту девушку. Сначала голова бретонского ярла, потом этот венец.

– Она невеста Атли, а значит, почти наша.

– Невеста… Не думаю, что когда-либо они выпьют свой брачный напиток. Она вьет из твоего брата веревки, и он никогда не осмелится настоять на своем.

– Зато я настою, – отставив чашу, резко проговорил Ролло, – этот союз очень выгоден для нас. Эмма – принцесса франков, и когда-нибудь я оглашу это. Атли же – мой наследник.

Снэфрид облегченно вздохнула.

– Что ж, если этот венец поспособствует тому, чтобы скорее свершилась свадьба, я буду рада. Ибо пока над братьями властвует эта надменная дева…

– Атли чтит ее, – обронил викинг. – Он не хочет принуждать ее силой.

– Тогда пусть вмешается епископ Франкон. Пусть он напомнит, что оба они живут в грехе, – кажется, так это называется у христиан. Ибо эта девушка и твой брат, невенчанные, проводят ночи на одном ложе.

Наблюдая за Ролло в зеркале, она заметила, как при последних ее словах по лицу мужа скользнула тень. Он нахмурился и резко встал, вытирая руки о скатерть. Затем поднял с ложа золотой венец, уложил его в сумку и приторочил ее к поясу. Снэфрид, опустившись на колени, опоясала его мечом.

– Я буду ждать тебя, мой Ру, как верная рабыня ждет господина.

Ролло улыбнулся.

– Я скоро пришлю за тобой. Как только все будет готово к пиру. Теперь проводи меня, жена.

Они шли по узкому коридору, пересеченному низкими круглыми арками. Над каждой из них было высечено Распятие – единственное напоминание о том, что прежде здесь была христианская обитель. Снэфрид оставила это изображение, заявив что Распятый похож на отца богов Одина, повешенного на Мировом ясене Иггдрасиль. Больше же ничего от старого здесь не осталось. Даже станки в ткацкой, где работали девушки-рабыни, Снэфрид велела установить вертикальные, а не горизонтальные, как было принято у франков. Она с упрямой ненавистью истребляла все франкское, за исключением одежд, явно предпочитая норвежским передникам и головным покрывалам элегантные наряды франкских королев.

В монастырском дворике, обрамленном грубой известняковой колоннадой, Ролло вскочил на коня, которого подвел ему угрюмый, огромного роста викинг, истинный великан с начавшей уже седеть бурой гривой и бельмом на глазу. Это был Кривой Орм, телохранитель Снэфрид. Он был нем, но это не мешало ему оставаться великолепным воином и силачом, каких поискать. Снэфрид он был предан до мозга костей, в особенности после того, как она вылечила его от раны, оставленной франкским дротиком. На Ролло, однако, Орм глядел хмуро, хоть и был услужлив.

Ролло выехал с монастырского двора там, где колоннада рухнула, образовав груды щебня, которые никто не удосужился убрать, и теперь они поросли жесткой травой. Далее начинались хозяйственные постройки, и даже осенний ветер не мог разогнать удушливый смрад навозных куч, которые ворошили вилами рабы в кованых ошейниках. Ролло пришпорил своего великолепного вороного: ему вдруг нестерпимо захотелось поскорее оказаться как можно дальше отсюда. Он едва дождался, пока стражники вытолкнут здоровенный дубовый брус из проушин ворот в окружавшем каменные постройки частоколе. Ветер развевал полы его широкого светлого плаща. На Снэфрид, творившую вслед ему хранящие путника руны, он так и не оглянулся.

Глаза финки были широко распахнуты. Лицо ее словно окаменело. Когда Ролло скрылся из виду, она, медленно и тяжело ступая, прошла во внутренний двор. Здесь, у колоннады, семенящей походкой ее догнала крохотная старушенция. Лицо будто печеное яблоко, седые космы жалкими охвостьями торчат из-под завязанного на затылке скандинавского покрывала.

– Да пребудет с тобой благоволение небесной Фриг, прекрасная Сванхвит, вельможнейшая нива гривен![4]

Снэфрид остановилась, глядя на старуху сверху вниз. Это была колдунья и пророчица, прибывшая из Норвегии много лет назад с первыми драккарами и помнившая еще походы викингов на Париж. Когда король франков Эд разбил на Монфоконе их войско, она бежала и нашла прибежище в одной из пещер близ Ротомагуса. С недавних пор ее связывали со Снэфрид странные дела, и старуха стала часто наведываться в усадьбу на холме.

– У тебя есть то, что мне нужно? – бесцветным голосом спросила женщина, пока ведьма осыпала поцелуями ее холеные руки.

– Хо! С самого утра дожидаюсь твоей милости, – зашамкала та беззубым ртом. – Сегодня у нищенки в селении родился младенец. Но достаточно ли у тебя яркого дождя ладоней[5], чтобы купить себе частицу юности?

Снэфрид погрозила ей и оглянулась. Рабы и слуги находились достаточно далеко, чтобы ее слышать. Лишь немой Орм стоял неподалеку у одной из колонн, но ему-то Снэфрид доверяла.

– Бывало ли так, чтобы я не могла расплатиться, Тюра?

– Тогда я приведу ее с наступлением ночи.

И вприпрыжку, как девчонка, колдунья заскакала между колонн в сторону ворот, захихикала, заскрипела, напевая и приплясывая. Люди Снэфрид невольно расступились, давая ей дорогу, некоторые творили за спиной знак, предохраняющий от злых сил, иные крестились. Они знали, что супруга Ролло порой грешит колдовством, и боялись даже ее взгляда, но эта старуха внушала им не меньший страх. Ибо, когда она посещала их госпожу, что-то темное и ужасающее происходило в стенах старого монастыря.

– Орм, – негромко произнесла Снэфрид, и богатырь тут же оказался рядом. – Проследи, чтобы никто не входил во двор этой ночью. А старую Тюру проводи в крипту под башней, когда она явится. Тогда же позовешь и меня.

Она вернулась в свои покои. Осенний ветер по-прежнему втекал в открытое окно, колебля изображения драконов на коврах. Казалось, они шевелятся, скалят пасти, извиваются в схватке, впиваясь в хвосты и гребни друг друга.

Снэфрид приблизилась к одному из ларей у стены, где разложила драгоценности, привезенные Ролло. Какое-то время она глядела на них и вдруг стремительным движением смела золото на пол и стала топтать ногами в шнурованных башмачках, рыча словно дикий зверь. Если бы Ролло мог видеть ее сейчас, он не поверил бы, что это она – всегда ровная, тихая Снэфрид, с ее мягкими замедленными движениями и тягучим медовым голосом.

Новый порыв ветра ворвался в окно, стукнул открытой ставней. Волосы Снэфрид упали на искаженное яростью лицо, когда она наконец в изнеможении, тяжело дыша, рухнула на ложе.

– Ненавижу!.. Ненавижу!.. – глухо рычала Снэфрид, впиваясь зубами в мех. – Да провалится она в Хель[6] из копий и мечей, да покроет все ее тело короста, а нутро изъест проказа!..

Так Снэфрид давала выход своей ярости, так она кляла ту, что вытесняет ее из сердца мужа… В отчаянии Снэфрид стала подвывать. Вот оно – бессилие, полная немощь. Ибо финка уже осознала, что все ее проклятия разбиваются о незримую стену, которой окружена рыжая невеста Атли. О, Снэфрид ни на миг не верила, что когда-либо это произойдет. Ведь Ролло – не Атли, и если бы он действительно этого хотел, он бы уже давно сделал их мужем и женой. Теперь же, несмотря на разделенное ложе, рыжая Эмма вовсе не стала женщиной Атли. Если бы Атли пожелал, она могла бы составить напиток, который укрепил бы его и вернул мужскую силу. Она сделала бы это, несмотря на все презрение, какое испытывала к этому хилому юноше, обойденному богами. Но и Атли знал, что она испытывает к нему, и, несмотря на то, что Снэфрид всегда держалась с ним ровно и дружелюбно, с негодованием и отвращением отверг ее предложение. Как он посмел! Как посмел этот харкающий кровью, угасающий урод так глядеть на нее, прекрасную Снэфрид Сванхвит?! Пожалуй, он почувствовал, что она желает зла его избраннице. Он окружил Эмму верными людьми, и как Снэфрид ни пыталась найти подход к кому-либо из них, ничего не выходило. К тому же ей приходилось быть все время крайне осторожной и бдительной, чтобы ни о чем не проведал сам Ролло, куда ревностнее, чем Атли или опекун девушки епископ Франкон, оберегавший эту рыжую христианку.

4

То есть женщина.

5

Золота.

6

Хель – подземное царство мертвых у древних скандинавов, а также имя его владычицы-великанши.