Королева в придачу

– Миледи, я не знала, что вы не заметили его с первого раза, – тихо сказала она.

Мэри, не сводя глаз с гобелена, покачала головой.

– Нет. Я смотрела на Генриха, на эти наряды... на тебя. Я ведь и тебя не узнала.

Она словно очнулась, почти сурово взглянув на Джейн. Оглянувшись, принцесса сделала знак отойти столпившимся сзади слугам.

– За что тебе дал десять тысяч мой брат? За то только, что поглядел, как ты купаешься?

«Как она наивна... и романтична», – подумала Джейн и ответила со вздохом:

– Я имела честь быть лишенной девственности его величеством Генрихом Тюдором. Таково было его желание. Я не смела отказать.

Мэри словно не поняла.

– Так он?.. Мой брат и ты? Господи, все говорят, что Генрих никогда не изменяет Катерине.

Джейн улыбнулась:

– Поверьте, леди Мэри, на войне редко у какого мужчины нет женщин. А я... Что ж, я была его первой дамой, известной в обществе. Говорят, это честь.

Ей показалось, что принцесса не слушает ее, вновь не сводит глаз с гобелена. И вдруг так и ожгла огнем темных, почти черных в сумраке зала глаз:

– А Брэндон? Ты не солгала мне?.. Фрейлина улыбнулась:

– Миледи, я уже все вам сказала сегодня. Мэри перевела дыхание.

– Это хорошо, Джейн. Иначе... И вдруг она рассмеялась:

– Что ж, выходит, благодаря тебе может расстроиться помолвка Брэндона и этой старухи Маргариты? О, Джейн, как я тебе признательна!

Фрейлина еле успевала подстраиваться под резкие перепады настроения принцессы. Но, воспользовавшись её благодушием, спросила:

– Вам ведь все равно, женится он на ней или нет? Мэри прелестно надула губки. «На континенте её рот нашли бы очаровательным», – подумала Джейн.

– Как ты считаешь, Джейн, если моя помолвка с герцогом будет расторгнута – кого мне просватают?

– О, у такой прекрасной принцессы не будет отбоя в женихах, – заверила фрейлина. – Принц Португальский или Неаполитанский, герцоги Баварский или Савойский... Конечно, лучше всех был бы Франциск Ангулемский. Он родственник короля Франции и, если у Людовика XII не будет сына, что очень похоже, он станет его наследником. К тому же Франциск слывет красивейшим и наиболее галантным из французских принцев. И...

– Пустое, – перебила её Мэри, – все они мне безразличны. Признаюсь тебе – я хочу и желаю стать женой Чарльза Брэндона.

Она лишь улыбнулась, заметив ироничный взгляд Джейн, и, по-своему его истолковав, сказала:

– Ведь если он чуть не женился на Маргарите Австрийской, что помешает ему взять в супруги Мэри Английскую?

Джейн справедливо решила, что только жизнь в изоляции от двора, а также та необычная для принцесс крови свобода и самостоятельность, к каким она привыкла в Саффолке, могли возродить в душе Мэри эту немыслимую по своей дерзости мечту. Но Джейн не стала указывать на это Мэри. Лишь молвила, улыбаясь:

– Что ж, говорят, Рождественская ночь – ночь пророчеств. И я буду молиться, чтобы произнесенное сегодня вами сбылось.

Глава 3

Конец марта 1514 г.

Дворец Гринвич

Лохань для купания была такой огромной, что двое весьма крупных молодых мужчин свободно разместились в ней. Более того, они боролись в ней, топили друг друга, брызгались, хохотали. В конце концов, утомленные и довольные, они улеглись у противоположных краев, устало дыша и улыбаясь друг другу.

– Эй, вода уже подостыла! – крикнул один из них суетившимся у больших разожженных каминов слугам. – Добавьте горячей.

– И подайте вина, – приказал другой. – А потом пошли все вон.

Над водой поднялись клубы пара. Слуги – кто в бархатных беретах, кто в войлочных колпаках, но все без камзолов с закатанными выше локтей рукавами – кланяясь, стали покидать помещения ванной комнаты.

Купальщики остались одни. Потрескивало пламя, освещая кирпичные веерные своды над головой. На лавках вдоль стен лежали стопки белья, нарядная чистая одежда. Большое, в человеческий рост, зеркало отражало кувшины и тазы у противоположной стены, флаконы с духами и ароматными добавками для ванной на столиках, а также двоих купающихся мужчин. У одного были рыжеватые, белокурые волосы, молочно-белое атлетическое тело, несколько крупное, но вполне соразмерное. Другой был смугл, худощав, но имел могучие плечи, сильные мускулы так и выпирали под блестящей мокрой кожей. Волосы, потемневшие от влаги, были длинными, жесткими, упрямо завивающимися на концах. Сейчас, не глядя на своего сотоварища, он любовался цветом вина, просвечивающего рубином на свет огня.

– Чарльз, ты знаешь, о чем я хочу поговорить с тобой? – спросил первый. – Брэндон, не увиливай! Погляди мне в глаза.

Брэндон повиновался. Ресницы у него были поразительно длинными, что придавало этому по-мужски четкому и привлекательному лицу нечто девичье. А сами глаза – светло-голубые, чистые и прозрачные, казались исполненными почти детской открытости.

– Я слушаю вас, мой король.

Король Генрих VIII Тюдор, в упор глядел на друга, сотоварища по детским играм, а позже по рыцарским турнирам, походам и войнам. Глаза у короля были голубыми, как и у Брэндона, но открытыми они не казались. Их голубой, почти эмалевый блеск всегда словно что-то таил в себе. И сейчас взгляд Генриха казался почти жестким, маленький рот сурово поджался.

– Итак, – начал король, – ты выполнил мой приказ? Ты написал Маргарите Австрийской письмо? Нежнейшее письмо. С извинениями и полное излияний чувств.

– Она мне вновь не ответит, – сказал Брэндон. – Это была с самого начала неудачная затея, ваше величество. Герцогиня Маргарита поклялась, что после двух неудачных замужеств она не пойдет больше под венец. И боюсь – она сдержит слово.

– Но ты же спал с ней! – взревел король. – Она выглядела как мартовская кошка после вашей ночи! Я сам видел.

Он залпом опорожнил бокал и отшвырнул его в сторону, совсем не заботясь, что разбил дорогое стекло. Брэндон продолжал любоваться цветом вина.

– Это было один только раз. Леди Маргарита блюдет свою честь... и свою свободу.

– Но она ведь отдала тебе свое кольцо. Фамильное кольцо Габсбургов! Пол-Европы обсуждали этот факт. Ты должен был настаивать, что вы обручены.

– Милорд, вы несправедливы. Вспомните, какой поднялся скандал, едва я лишь осмелился заикнуться, что нас с герцогиней что-то связывает. К тому же она оскорбила меня, заявив, что кольцо у неё просто украдено. Согласитесь, после всего этого мудрено писать ей нежные письма.

Король расхохотался. Отодвинулся так резко, что вода в лохани выплеснулась через край.

– Ты просто не разбираешься в женщинах, Брэндон! Неужели ты не понял, что Маргарита просто зла на тебя за интрижку с малышкой Попинкорт. И скажи, за каким дьяволом тебе приспичило увиваться за фрейлиной, когда на тебя обратила внимание такая дама, как герцогиня?

– Мне просто хотелось попробовать тот лакомый кусочек, какой так привлек моего короля, – игриво улыбнулся Брэндон. И король тоже улыбнулся.

– Да, Джейн.....

Он хотел что-то добавить, но резко умолк. Лицо его помрачнело.

– Эта история с Джейн наделала слишком много шума. Бедная моя Катерина. Похоже, ей известно... как думаешь, Чарльз?

Брэндон допил вино и бережно поставил бокал на каменный пол.

– Эта история, милорд, получила бы куда меньшую огласку, если бы вы заплатили Джейн меньше денег.

– Но я король! – возмутился Генрих. – Все, что я делаю, должно быть сделано с истинно королевским размахом.

– Храни, о Боже, нашего короля Гарри! – в тон ему воскликнул Брэндон, вскинул, а затем уронил с плеском в воду руки.

Король расхохотался, потом стал задумчивым.

– Чарльз, иметь другую женщину, кроме Катерины, преступно... но так упоительно!

Брэндон предпочел смолчать. Он знал, что его величество спустя пять лет после женитьбы все ещё благоговел перед королевой. Катерина была женщиной нежной, стремившейся во всем угождать супругу. Она принадлежала к древнему царственному роду де Тостамара, и второго короля из рода Тюдоров восхищало, что такая женщина обожала его, была покорной, и к тому же, будучи совсем не глупой, так преклонялась перед ним. Ещё Катерина славилась своим благочестием, и это тоже нравилось королю, ибо её благочестие бросало отблеск и на него. Но в последнее время он словно бы стал уставать от неё. Королева старела, в то время как бывший на шесть лет моложе супруги король продолжал расцветать. К тому же все эти неудачные беременности стали постепенно разрушать ту идиллию, какую поначалу являл собой их брак. Генрих страстно хотел дать роду Тюдоров наследника – и вот одна неудача за другой... Недаром последнее время король стал нервничать, когда узнавал, что то у одного, то у другого из его приближенных рождались дети... сыновья. И вот тогда он решился на измену. Поначалу мелкие интрижки, походы с Брэндоном в бордель. В первое время Генрих очень переживал свои измены, кидался к исповеднику, каялся и волновался, как бы его дражайшая Кэт не узнала об этом. Потом, после его похода во Францию, к тому же уязвленный победой Катерины при Флоддене, он впервые изменил ей в открытую... но за морем. Интрижка с Джейн Попинкорт была для него лишь эпизодом, скорее, галантной игрой, когда король носил цветы Джейн, одаривал её подарками, устроил грандиозное шоу с эпизодом её купания. Но в спальню к Джейн он прошел тайно, стремясь, чтобы об этом никто не узнал, что само по себе наивно, особенно после щедрой благодарности короля этой фрейлине. А Генрих, словно устыдившись содеянного, кинулся к своей Кэт. Он чувствовал себя виноватым и был верен жене ровно три месяца. Пока прошлым вечером опять не пригласил Брэндона, переодевшись, совершить с ним в ночную вылазку в Саутворк[5]. Похоже, сейчас, после ночных похождений король был весел... и одновременно его мучила совесть. Конечно, Катерина, как всегда, промолчит. Но этот её немой укор в глазах...

5

Саутворк – район Лондона, где располагалось большинство публичных домов.