Чужак

— Гляди, Дир. — Он указал на зарево вокруг. — Гляди и знай: так исчезнет все, что своим назовешь. Ничего не будет у тебя, голым останешься, зря жизнь проживешь. И тогда я приду убить тебя. Слышишь меня, выродок?!

Дир глядел на страшного всадника растерянно. Где-то в стороне кричал Олаф:

— Дир, я сейчас, Дир!..

Но Торир уже развернул Малагу, поехал прочь. Дир ошалело глядел ему вслед. Карина тоже. Потом опомнилась, побежала следом.

— А я? Как же я?

Вокруг гудело пламя. Мимо молодой женщины с визгом пронеслась большая свинья, сбив ее с ног. Поднявшись, скользя, Карина продолжала бежать. Но уже потеряла Торира из виду. Зато смогла, наконец, определить, где находится — почти у самых градских ворот. Надо было выбираться отсюда, во что бы то ни стало.

У башен ворот она попала в поток беженцев, в их толчее протиснулась в распахнутые створки частокола. Давка там была страшная, а в толпе на мосту вообще прижали к перилам так, что едва не задохнулась. И ощутила в себе тугую ноющую боль. Но не о том сейчас думалось. Отталкивая кого-то, цепляясь за перила, она все же перебралась на другую сторону. И поняла, куда бежит толпа.

На освещенном заревом пожара открытом пространстве околоградья стояли волхвы, глядели на пожар. Рядом собрались воины из радимичских родов, в меховых накидках, в шлемах, с длинными копьями. Покинувшие град люди толпились вокруг них, смотрели, как горит город, многие бабы голосили, но те же волхвы успокаивали толпу, даже оказывали помощь, поили чем-то, давали одежду.

«А ведь Копысь уничтожили по их повелению», — поняла Карина. И отчего-то ей стало грустно. Не было желания идти под покровительство тех, кто затеял все это. И ее варяг был едва ли не устроителем всего.

Тут она вновь увидела его. Торир сидел на коне подле волхвов, ярко освещенный заревом пожара. Он что-то говорил волхвам, потом развернул Малагу, поехал прочь. Ехал легко и спокойно, словно и не после боя. Закрытое личиной лицо повернул в сторону горящего града. Отсвечивающая огнем личина казалась жуткой маской с дырами прорезей для глаз.

Карина смотрела на него и в какой-то миг даже возненавидела. Но на один миг. А потом вдруг вспомнила, как они встретились, как он спас ее, каким ласковым был. И защемило, забилось глупое сердце.

— Торир! — закричала она. — Торша мой!

Сзади гудело пламя, впереди гомонила толпа, слышалось торжественное обрядовое пение волхвов, славивших покровителя Перуна. Вряд ли Торир различил голос Карины сквозь шум. Он ехал прочь, двигался по склону в сторону закованного льдом пустынного Днепра, похожего сейчас на ледяную равнину. Вот он въехал на лед, придержал коня, переходя с рыси на шаг, двинулся в сторону противоположного берега.

Карина не знала, зачем бежит следом. При каждом шаге ощущала ноющую боль в пояснице, но не замедлила шагов, звала его. Больше всего она боялась сейчас, что Торир уедет и никогда больше не сведет их Доля[58] .

Двигаясь в обход градской насыпи, она не успевала догнать его, поэтому и стала пробираться по самому крутому склону, надеясь так оказаться на круче, под которой варягу предстоит проехать. И она лезла по глубокому снегу, увязая по колено, порой отирая пригоршнями снега пылающее лицо. Снег опасно сползал, она цеплялась за него, не обращая внимания на боль в теле.

Варяг ехал по льду медленно и осторожно. Карина же, наоборот, спешила.

— Торир! Любый, не оставляй меня! Не смей!..

Ее волосы разметались, она досадливо отстраняла их, поскальзывалась, падала на четвереньки, вновь вставала и торопилась.

— Торир!

О пресветлые боги! Он все же услышал ее, оглянулся. Попридержал коня.

— Торир, я здесь!

Снег предательски полз под ногами. А сердцем уже овладела внезапная радость. Засмеялась счастливо, видя, как он развернул Малагу, едет к ней. Кажется, что-то кричал, махнул рукой. Жест такой, словно приказывал вернуться. Ну, уж нет!

И тут снег обрушился, и она потеряла равновесие. Скользила, падала, перекувырнулась через голову. Упала.

Сильно ударившись боком, Карина охнула. Какое-то время она лежала неподвижно, оглушенная болью. Потом попыталась привстать. И сцепила зубы, чтобы не взвыть, завалилась, как в судороге, на спину. Стон рванулся, когда словно заступом ударило в низ живота, будто стальными когтями рвануло поясницу.

Под головой загудела земля. Не земля — лед твердый. Кто-то был рядом, но она в первый миг ничего не соображала. Было так больно… Застонала, когда сильные руки приподняли ее.

— Карина! Проклятье!.. Голубка моя, что с тобой? Ты сильно ушиблась? Да слышишь ли ты меня?

Давно он не говорил с ней так ласково… взволнованно, заботливо. Ей даже легче стало.

— Уехать сам хотел… Меня бросить.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась гримасой.

— Что с тобой?

Он ощупывал ее бока, руки, плечи, но она уже поняла, что с ней. Он же поднял ее на руки, понес.

— Сейчас волхвам тебя отвезу. Они подлечат.

— Нет!

Она еще на что-то надеялась.

— Я просто сильно ушиблась. Видишь, могу подняться.

Карина панически боялась, что он оставит ее у волхвов. Лучше потерпеть, уехать с ним подальше, так чтобы ему не было смысла возвращаться, даже когда поймет, что с ней.

Она смогла держаться за луку седла, когда он посадил ее верхом. Даже боль показалась не такой сильной, если бы… Она ощутила, как по ногам потекло теплое. А Торир говорил, ведя на поводу Малагу:

— Ну что же ты наделала, моя своевольная, неразумная девочка? Пошто меня не слушаешь? Я ведь переговорил с волхвами, приняли бы тебя. А ты….

Она только глядела вперед, закусив губу. Темный, поросший лесом противоположный берег приближался, а зарево сзади становилось все меньше. Карина смогла вытерпеть всю переправу, даже когда варяг вошел поддеревья противоположной стороны.

И тут на время притупившаяся боль рванула с новой силой. Так люто, что Карина выгнулась, застонала. По ногам текла кровь, и каждый шаг коня отдавался во всем теле.

Торир кинулся к ней и тут все заметил.

— Да ты вся в крови! — И она решилась:

— Торир… Помоги мне. Отвези к женщине. К повитухе. Я…

58

Доля — судьба; персонификация счастья, удачи в славянской мифологии.