Стукач

– Что-то вроде, – ответил Ким.

Вскоре им принесли запеченного в углях молодого барашка, стопку лепешек и четыре бутылки водки. Пришла пора ужинать.

…Ким, Соленый и весь вооруженный отряд отправились в путь верхом на лошадях, лишь только над остроконечными пиками горных вершин разлился розовато-молочный кисель рассвета.

Как объяснил Виталий, путь им предстоял неблизкий – через перевал, на административную границу с Киргизией. Соленый, который до этого ни разу не сидел в седле, очень скоро натер и отбил себе все, что только можно было натереть и отбить. И хотя конь ему попался весьма спокойный, а колонна двигалась исключительно шагом, вытянувшись длинной цепью по узкой тропе, петляющей над бездонной пропастью, чувствовал он себя более чем неуютно.

Двое суток пути с короткими привалами и четырехчасовым ночным сном вымотали всех окончательно. Даже отряд сопровождения, состоящий из коренных горцев, выглядел сейчас жалкой горсткой измочаленных скитальцев. К истечению вторых суток люди приободрились. И лошади пошли резвее, чувствуя близость жилища и завершение столь мучительного перехода.

– Приехали, – сказал Соленому кореец, который все это время держался рядом. – Через двадцать минут будем на месте.

Соленый внимательно огляделся, но никаких признаков обитания где-нибудь поблизости людей не обнаружил. И лишь когда узкая тропа свернула за прервавшуюся горную гряду, всеобщему взору открылось бескрайнее плато. Низина тянулась аж до самого горизонта, разбитая на ровные квадраты полей, на которых, словно букашки – такими они виделись с высоты тропы, – копошились люди. А в ближнем левом углу плантации приютилось небольшое селение, которое и являлось конечным пунктом назначения.

– Кишлак Йигирма, – пояснил Соленому Ким, когда они уже въезжали в населенный пункт.

– Что это означает?

– «Йигирма» в переводе с узбекского – двадцать.

– Странное название.

– Этот поселок вообще не имеет официального названия. И ни на одной карте, даже самой крупномасштабной, ты его не найдешь. Йигирма его мои люди назвали. Они и создали его ради этой плантации. Народ тут не селился со времен похода по Средней Азии армии Александра Македонского. А раньше, если верить легендам, здесь большой город был. Торговали с Китаем, Индией, Персией. Потом прошли огненные колесницы и сровняли все с землей. Отсюда, говорят, и эта равнина. Сам Великий Александр дал ей название.

– Какое?

– Проклятая.

– А поселок? Почему Йигирма?

– Каждый год здесь умирают примерно двадцать взрослых людей. Детей до двенадцати лет мы и не считаем.

– Отчего умирают?

– От наркотиков, – равнодушно продолжал объяснять Ким. – Они же здесь все на маке и конопле сидят. Не могут без этого…

– Так и все вымрут, – столь же равнодушно предположил Соленый.

– Не вымрут. Мы их подпитываем.

– Не понял.

– Регулярно поставляем сюда свежую рабочую силу с Большой земли. Из числа провинившихся или должников, не способных отдать долг вовремя. Ну если долг, конечно, солидный. В год примерно двадцать – двадцать пять человек новых привозим. Казахстан, Киргизия, Узбекистан… Туркмены и таджики тоже помогают. Но – значительно меньше. У них свои дела.

Дома в поселке были сложены из серого неотесанного камня, как и водится в горах. Заборов или каких-либо перегородок между жилищами не было. Да и сами хижины походили одна на другую, как близнецы. Возле каждого дома виднелись сложенные, туго набитые чем-то мешки.

– Мак-сырец, – пояснил Ким, перехватив взгляд Соленого. – Конопля уже собрана и отправлена.

Людей не было видно. Аул словно вымер. Из одного только жилища вышел старик и семенящей походкой направился к корейцу.

– Ассалом алейкум, Виталий-ака! – низко поклонился он.

Ким спрыгнул с лошади, и его примеру последовали все остальные.

– Я привел к тебе своего человека, – сказал кореец, указывая на Соленого. – Теперь он будет забирать товар. Он будет главным в караване.

– Якши-якши! – поспешил выразить согласие старик. – А Шавкат-ака?

– СдоХ твой Шавкат-ака! – зло ответил кореец. – Шакал грязный…

– Якши-якши! – вновь затараторил старец.

– Ничего хорошего, – распалялся Ким. – Сволочь продажная!

– А кто этот Шавкат? – осторожно спросил Соленый.

– Потом как-нибудь расскажу, – нехотя ответил Ким и вновь повернулся к старику: – Все мешки собери у себя.

Тот засеменил в обратном направлении. Обходя хижины, он что-то выкрикивал, и оттуда стали появляться люди. Они в страхе косились на корейца и его войско. Но каждый делал свое дело – нагружались мешками и тащили к дому старика, будто муравьи к муравейнику. Хотя больше люди эти были похожи на привидений. Черные и худые. Словно скелеты, туго обтянутые кожей, задубелой на солнце и ветре. Тела их покрывали сплошь волдыри и гнойные чирии, а рты были беззубы и страшны.

– Я сегодня ухожу с половиной охраны на Фрунзе, в Киргизию. Меня проводят почти до самого города. А ты погрузишь мешки на лошадей и вернешься той же дорогой, что мы пришли сюда. Весь товар оставишь в том кишлаке, где тебя встретил Анвар…

– Какой Анвар? – не понял Соленый.

– Ну мальчик, помнишь? Тот, что пешком тебя повел. Ему и сдашь…

– Мальчишке?! – переспросил Соленый. Но кореец будто не заметил его удивления.

– …Охрана останется там же. Дальше, в Ташкент, тебя привезут на машине. Я уже буду ждать дома.

– Слушай, а здесь… ты не боишься, что твои плантации разграбят?

– Посмотри, – сказал кореец, обводя горы взглядом. – Никто чужой сюда не войдет. А войдет, так не выйдет. Проверено.

Соленый поднял глаза и увидел, что склоны, обступающие низину с трех сторон, усеяны людьми. Даже отсюда было видно, что каждый хорошо вооружен.

– Сколько их?

– Я не считал. Все взрослые мужчины из окружающих равнину кишлаков…

Ленинград

Безнадёга – крохотный голохвостый и нагло-прожорливый крысенок, зародившийся в утробе. Он поначалу едва шевелится, тревожа робкими телодвижениями твои внутренности. Потом пробует на зуб самую нежную плоть: как она там, поддастся ли? Затем, убедившись в собственной всеядности, безжалостно набрасывается на незащищенную ткань души и с поразительной жадностью уничтожает ее, выжирая целые куски и причиняя нестерпимую боль. И растет, раздувается до невероятных размеров, в то время как ты сам столь же стремительно погибаешь, не в силах прокормить порожденного тобою же мутанта. Еще мгновение, и он заглотит тебя целиком…