Стукач

– Гаси вертухаев!!! – орали зеки, толпой двигаясь по территории в направлении ворот, разделяющих жилую зону и административный блок. Они были уже совсем рядом, когда ворота, урча электромотором, отворились и на них хлынула неудержимая лавина: бронетранспортеры и солдаты полка оперативного реагирования.

Хорошо вооруженные и обученные войска выверенной тактикой принялись рассекать толпу осужденных на мелкие группы. Их подготовка резко отличалась от той, что имели солдаты батальона охраны. И зеки сразу обратили на это внимание. В какие-то минуты многие из обитателей лагеря уже лежали на земле с пробитыми черепами. Другие кинулись бежать.

Солдаты гнали их внутрь жилой зоны. А бронетранспортеры тем временем обогнули толпу и перекрыли подходы к баракам. Боковые и задние их люки отворились, выпуская наружу десант.

Оказавшись окруженными, заключенные не знали, куда им деваться. Крики отчаяния смешивались с короткими автоматными очередями и подаваемыми в громкоговоритель командами.

Из одного бронетранспортера вылез человек, одетый в пятнистый комбинезон, какие носят пограничники, выходя в секрет или дозор. Мельком глянув на творящееся вокруг, он прямиком направился к бараку, из окна которого наблюдал за ходом бунта Барсук. Чуть приоткрыл входную дверь и проскользнул внутрь.

– А! Мамочки! Ты кто?! – в ужасе закричал Степка Барсуков, увидев странно одетого мужчину перед собой в совершенно пустом бараке.

Зек стоял теперь спиной к окну, держась одной рукой за подоконник, а вторую, в которой блестело лезвие финки, вытянув перед собой. Мужчина в комбинезоне медленно приближался. Лицо его не выражало ничего. Вопроса Барсука он словно не слышал.

– Не подходи! – Голос зека сорвался на писк. – Не подходи – замочу!!! – «Перо», движимое рукой зека, учащенно заходило слева направо и обратно. – Стой!!!

Мужчина сделал еще один шаг и остановился, словно подчинился команде.

– Пошел отсюда! – все так же пискляво выкрикнул Барсук, перепуганный насмерть. – Пошел вон! Пошел…

Мужчина холодно усмехнулся. Он так и стоял перед зеком, не говоря ни слова. Впрочем, пауза затянулась ненадолго.

Человек в комбинезоне отвел свою правую руку назад. А когда Барсук вновь увидел ее, то потерял дар речи. В руке мужчины был пистолет. Но не такой, как у лампасников зоны, а гораздо больших размеров и с длинным стволом.

Мужчина выстрелил с расстояния пяти шагов даже не целясь. Пуля снесла Барсуку верхнюю часть черепной коробки. Стрелявший вложил свое оружие в кобуру, висевшую на портупее справа сзади, повернулся кругом и вышел.

Кешка Монахов в это время был вместе со всеми. То есть как раз там, где происходила вся заваруха, – в эпицентре бунта. Барсука, понятно, поблизости не наблюдалось, и всем волей-неволей приходилось смотреть на него как на некоего неформального руководителя, если можно так выразиться применительно к сложившейся ситуации.

Солдаты, расчленив зеков на мелкие группы, прекратили стрельбу и принялись просто забивать осужденных прикладами и топтать сапогами тех, кто попадался под ноги. Оказываемое поначалу сопротивление быстро угасло. Слишком уж не равны были силы. Теперь стала окончательно ясна вся бессмысленность заварившейся каши.

Вопли с просьбами о пощаде разрывали воздух.

– Ложись! – это крикнул Монах. – Они перебьют нас! На землю все!!!

Ему подчинились. Потому что больше – из своих – подчиняться было некому, а Монах, он вроде как с головой кореш да и не раз уже проявил себя в крутых делах. В общем, его надо слушаться.

Когда стало ясно, что бунт подавлен, солдаты получили приказ отойти. Нет, они остались здесь же, но лишь оттянулись чуть в стороны, оставив заключенных лежать лицами вниз на каменно-твердой земле плаца, десятилетиями утоптанной сапогами каторжников…

Было двадцать второе апреля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. «Весь советский народ и прогрессивное человечество» отмечало знаменательную дату – восемьдесят пятую годовщину со дня рождения вождя мирового пролетариата В.И.Ленина. Для начальника колонии подполковника внутренней службы Загнибороды этот день был праздничным вдвойне. Вверенная ему зона перестала быть воровской. Стала «красной». Ныне и присно и во веки веков… Слава КПСС!

В тот же день он настрочил секретную рапортину в Хабаровск, а оттуда пошло сообщение в Москву, что в таком-то исправительно-трудовом учреждении «подавлен бунт заключенных, в результате которого убиты осужденные Л. Прибаев покличке Лелик, С. Барсуков по кличке Барсук и др., оказавшие яростное сопротивление военнослужащим полка оперативного реагирования и батальона охраны» .

Не сказать, чтобы Загниборода вовсе не задумывался над чистоплотностью проведенной операции (не закрути он гайки и не раскрой Багаев зекам Лелика, не было бы ни убийств, ни бунта как такового). Но, во-первых, вскоре его переведут отсюда, как обещали, на штабную работу, и тогда пусть зарастут бурьяном все воспоминания о прошлом. А во-вторых, кто они, эти зеки? Волки позорные! Ну а с волками жить – по-волчьи выть. Иначе не получится…

Кешка Монахов пожинал лавры победителя. Оставшись вне конкуренции, он очень скоро прибрал к рукам бразды правления «мужиками», «чертями» и прочей нечистью, обретавшейся в бараках и гробившейся на лесоповале.

Время от времени наведывался к нему Иван Иванович Багаев. Или Монаха возили к капитану на встречи под видом выездов на допросы, следственные эксперименты и прочее. Беседы их носили теперь весьма спокойный характер. Багаев ставил Кешке задачи, отдавал приказания, а тот отчитывался о проделанной работе, за что получал вознаграждения: передачи «от родни», деньги в небольших количествах, анашу и водку.

Все последующие десять лет Кешкиной отсидки (ему добавили к начальному сроку за побег с Соленым и участие в бунте) обе стороны оставались в целом довольны друг другом. Уже ближе к середине семидесятых Иннокентий Монахов спал и видел, что вот-вот выйдет на волю и навсегда забудет о существовании капитана Багаева.