Белый ящер

— Да, — решительно согласился Несси. — Может, только чуть больше обычного напряженным и беспокойным.

— То есть, вы помните и осознаете все, что делали.

— Да. Во всяком случае, пока не попал в квартиру. Или чуть раньше.

— Вы помните, когда взяли финский нож?

— Конечно.

— Тогда объясните, зачем вам понадобился нож? Зачем вы вооружились, идя на день рождения?

Несси молчал.

— На день рождения ходят с цветами, а не с ржавыми финками.

— На этот вопрос мне трудно ответить, — сказал Несси. — Но каким-то необъяснимым обратом мной овладела мысль, что Рени что-то угрожает… Что в случае необходимости я должен броситься ей на помощь…

Потом на эту часть протокола особенно нажимали психиатры, утверждая, что психоз, в сущности, начался гораздо раньше. Каждому известно, что эндогенные психозы начинаются с подозрительности и мании преследования. Знал об этом и следователь, но он был обязан продолжать допрос.

— Согласитесь, что это не объяснение, — сказал он.

— Она была в опасности! — уже с некоторым раздражением ответил Несси.

— Что же ей угрожало?

— Не знаю… Вероятно, я боялся, что ее унесет река.

— Какая река?

Но Несси не сказал больше ни слова. В сущности, это был единственный вопрос, на который он не ответил.

Такова самая важная часть объемистого следственного дела. Кроме того, имелось множество фотографий, планов, свидетельских показаний. Уцелевшие молодые люди без всякого злого умысла утверждали, что Несси «показался им немного странным», что он «подозрительно оглядывался», словно выискивая среди собравшихся какого-то одного, враждебного ему человека. Ничего более существенного из материалов следствия извлечь нельзя. Так что мы с чистой совестью можем и дальше излагать эту историю в соответствии с известными нам фактами и собственными наблюдениями, помогающими нам проникнуть в суть проблемы. Потому что невменяемость, то есть сумасшествие Несси в момент преступления, еще ни о чем не говорит. Почему психоз не заставил его, например, рвать розы? Или взобраться на памятник Царю-освободителю и кричать оттуда, что он — гений? Или плевать на прохожих? Почему он убил? Вот на какой вопрос мы должны ответить.

В больнице Несси окончательно пришел в норму. Но в данном случае наблюдения врачей нам ничем не помогут. Упомянем только, что вначале Несси категорически отказывался от всяких свиданий. Он не пожелал увидеться даже с отцом. И с Фанни тоже. Но когда на шестнадцатый день после поступления Несси в больницу она пришла снова, он неожиданно согласился с ней встретиться.

Встреча состоялась в кабинете главного врача, по правде говоря, довольно убогом. Впрочем, таковы, наверное, все подобные кабинеты. Первой вошла Фанни, не садясь, с отвращением осмотрелась, чувствуя, что не в силах заставить себя к чему-нибудь прикоснуться, несмотря на царящую здесь почти стерильную чистоту. Похожее чувство испытывает, пожалуй, каждый, впервые посетивший психиатрическую больницу. Кажется, что здесь даже вещи таят в себе заразу. Настолько велик и необъясним наш страх перед такого рода болезнями. Разумеется, совершенно напрасный. Душевнобольные — такие же люди, как мы с вами, только восприятие мира и логика у них совсем другие. Фанни бил озноб. Чтобы успокоиться, она выглянула в окно, но открывшийся перед ней вид не прибавил ей храбрости. Осенний пасмурный день, хмурое небо и вдали несколько согнувшихся под ветром пожелтевших деревьев.

Привели Несси, похудевшего, бледного, грустного. Только взгляд у него был по-прежнему спокойным и ясным, словно это не на его голову обрушились такие ужасные беды. Даже одежда на нем выглядела вполне прилично, чтобы не сказать элегантно — разумеется, если не считать отсутствия ремня и галстука.

Они долго, не шевелясь, смотрели друг на друга, потом Фанни спросила:

— Скажи, Несси, тебе приятно меня видеть?

— Да, Фанни, — ответил он.

Фанни уловила в его словах искренность, и что-то вроде слез блеснуло в ее глазах.

— Спасибо, — тихо проговорила она. — Давай сядем, Несси.

Они уселись на жесткие больничные стулья довольно близко друг к другу.

— Зачем ты это сделал, Несси?

Он еле заметно вздрогнул.

— Об этом ты знаешь лучше всех.

— Верно, — подавленно согласилась Фанни. — Это я тебя надоумила?

— Нет, успокойся. Ты и пришла, чтобы это услышать?

— Повтори, повтори еще раз! — с жаром воскликнула она. — Очень тебя прошу!

— Ты хотела разбудить во мне человека, Фанни, но не очень по-человечески… Вот и я попытался сделать то же.

— Несси, Несси! — горько сказала Фанни. — Мой способ был по крайней мере абсолютно безвредным.

— Нет, не безвредным, — сухо возразил Несси.

— Может быть. Но не таким же ужасным. А ты разбудил в себе зверя. Страшного зверя! — добавила она с отчаянием.

Несси словно бы ее не слышал. Некоторое время он сидел неподвижно, без всякого выражения на лице, потом сказал:

— Ну вот, и ты меня не понимаешь!.. Я просто хотел быть как все — счастливым и несчастным, нежным и грубым, добрым и злым. Неужели я не имею на это права?

— Да, миленький, да…

— И откуда мне было знать об этом звере? Я даже и не подозревал о его существовании. Мне человека хотелось в себе разбудить, понимаешь?

— Разбудил?

— Нет, Фанни, — ответил Несси. — И все-таки я уже не тот, что прежде… Теперь я по крайней мере знаю, чего мне не хватало.

— Но еще ничего не потеряно!

— Нет! Не надо! — воскликнул Несси. — Сейчас мне этого не вынести.

Некоторое время они молчали. Фанни остановившимся, немигающим, ничего не видящим взглядом смотрела в окно. Да и что там можно было увидеть? Только по-прежнему склоненные от ветра верхушки дальних деревьев.

— Позволь мне что-нибудь для тебя сделать, Несси. Хоть немного. Я так хочу тебе помочь!

В ясных глазах юноши мелькнуло что-то странное. Невероятно, но это напоминало доброту.

— Понимаю, — сказал он. — Тебе хочется помочь себе самой.

Но Фанни словно бы его не слышала.

— Хоть пустяк какой-нибудь, а, Несси? Ты меня просто осчастливишь!

— Боюсь, что мне уже ничего не нужно, — ответил он.

— Подумай, Несси. Здешний главврач — мой двоюродный брат. Он позаботится, чтобы ты жил в нормальных условиях.

— Спасибо. Можешь считать себя счастливой.

Но Фанни не стала счастливой. Наоборот, из больницы она ушла глубоко несчастной. Бедняжка так и не поняла, что Несси никогда не вел себя более по-человечески.

После этого посещения состояние Несси значительно ухудшилось. Он все время лежал, молчал, не прикасался к еде, еще больше похудел. Ясный его взгляд стал нестерпимо острым. Неожиданный кризис продолжался несколько дней, потом Несси вдруг оживился, впервые за долгое время охотно, с аппетитом поел. И попросил вызвать отца. Главврач заколебался. Эти визиты, сделанные из лучших побуждений, явно не шли на пользу его пациенту. Потом, пожав плечами, согласился. Все-таки он обещал Фанни относиться к Несси с особым вниманием. Но разве можно угадать, к чему приведут те или иные человеческие поступки?

Встреча состоялась на следующий день. Завидев отца, Несси замер на пороге и с трудом удержался от желания уйти, но, пересилив себя, храбро вошел в комнату и молча остановился перед ним. Губы его слегка дрожали. Алекси сидел с убитым видом, совершенно седой, его еще недавно острые глаза, казалось, померкли навсегда. Как приговоренные, застыли они друг перед другом на жестких больничных стульях. Приговоренные к тому, чтобы никогда не услышать приговора.

— Как ты, папа?

— Ничего, мой мальчик.

Взгляд его немного оживился.

— Как дела на работе?

Алекси судорожно глотнул воздух.

— Я больше не работаю… Ушел на пенсию.

— Да, да, я понимаю, — кивнул Несси. — Тебе стыдно смотреть людям в глаза.

— Откуда такая мысль у тебя? — Алекси пристально взглянул на сына.

— Вопрос законный, — с горечью отозвался Несси. — Конечно, мысль слишком человеческая, где уж ей вместиться в череп какого-то биоробота.