Завещание чудака

На этот раз чета Титбюри не ришилась путешествовать под вымышленной фамилией. Супруги не хотели вновь подвергаться тем неприятностям, которые потерпели в Кале, и если бы мистер Титбюри нашел возможность не называть себя во время пути, то, разумеется, по приезде в гостиницу города Грэйт-Солт-Лейк-Сити он не замедлит расписаться своим настоящим именем. Незачем, не правда ли, разглашать во время пути об ожидавшем его наследстве в триста миллионов франков! Достаточно будет сказать об этом в самой столице штата Юта, а если бы там попробовали его эксплуатировать, он сумеет себя защитить.

Поэтому можно представить себе, как он был неприятно изумлен, когда в присутствии нескольких пассажиров, вышедших вместе с ним из вагона, кто-то назвал его по имени.

— Если я не ошибаюсь, с господином Германом Титбюри из Чикаго, моим конкурентом в матче Гиппербона, я имею удовольствие сейчас говорить?

Чета вздрогнула от неожиданности. Видимо недовольный этим вопросом, обращавшим на них внимание публики, мистер Титбюри обернулся и сделал вид, что совершенно не помнит этого молодого человека, хотя прекрасно его узнал.

— Вероятно вы ошиблись, — ответил он, — я не тот, за кого вы меня принимаете.

— Извините, — возразил молодой художник, — я не мог ошибиться! Мы были вместе на знаменитых похоронах… в Чикаго… Макс Реаль, первый партнер…

— Макс Реаль?.. — переспросила миссис Титбюри таким тоном, точно она слышала это имя впервые.

Тогда Макс Реаль, которого это начинало раздражать, сказал:

— Что же, в конце концов, все это значит? Разве вы не Герман Титбюри из Чикаго?

— Но, — ответил тот, — по какому праву вы позволяете себе спрашивать меня?

— А, так вы вот как это принимаете? — воскликнул Макс Реаль, надевая шляпу. — Вы не желаете быть больше мистером Титбюри, одним из «семерых», который сначала был послан в штат Мэн, а потом в Юта… Ну что ж! Дело ваше!.. Что касается меня, то я Макс Реаль и возвращаюсь из Канзаса, из Вайоминга. А теперь — добрый вечер.

И так как поезд в Шайенн отправлялся через одну-две минуты, он бросился в один из вагонов, сопровождаемый Томми, оставив на перроне изумленную чету, посылавшую проклятия этим ни на что не годным людям, художникам.

В эту минуту какой-то человек, не без интереса следивший издали за этой маленькой сценой, подошел к мистеру и миссис Титбюри. Он был одет с некоторой изысканностью, на вид ему можно было дать лет около сорока; лицо — приятное, открытое, могущее внушить полное доверие даже самым подозрительным людям.

— Вот невежа, который заслужил хорошего урока за свою дерзость, — проговорил он с легким поклоном по адресу миссис Титбюри, — и если бы только я не боялся вмешаться в дела, которые меня не касаются…

— Очень вам благодарен, — ответил Титбюри, польщенный, что такой элегантный господин выражал желание за него заступиться.

— Но, — продолжал этот изящный незнакомец, — разве это действительно Макс Реаль, ваш партнер?

— Да… мне кажется… действительно… — ответил мистер Титбюри.

— Хотя я его почти не знаю…

— В таком случае, — прибавил незнакомец. — я ему желаю всевозможных неприятностей за то, что он позволил себе говорить таким тоном с людьми, заслуживающими всякого уважения, а вам желаю победить его в этой партии… Его, а также и всех других, само собой разумеется!

Нужно было быть настроенным очень враждебно ко всем людям, чтобы не отнестись сочувственно к человеку, выказывавшему такую любезность и в такой мере интересовавшемуся успехом мистера и миссис Титбюри.

Кто же был этот незнакомец? Мистер Роберт Инглис из Грэйт-Солт-Лейк-Сити, собиравшийся в тот же день туда возвратиться, коммивояжер одного торгового предприятия, который прекрасно знал всю округу, изъездив ее вдоль и поперек в течение нескольких лет. Вот почему, объявив свое имя и свою профессию, он галантно предложил чете Титбюри свои услуги в качестве проводника, обещая найти гостиницу по их вкусу.

Разве можно было отказаться от такого предложения мистера Роберта Инглиса, который им к тому же заявил, что он ассигновал большую сумму денег, держа пари за успех третьего партнера! А потому, взяв небольшой багаж четы Титбюри, мистер Инглис последовал за ней в один из вагонов поезда, который уходил через несколько минут из Огдена. Мистер Титбюри был особенно тронут тем, что мистер Роберт Инглис выражал готовность расправиться с Максом Реалем так, как тот, по его мнению, заслуживал. Вообще, он мог только поздравить себя с тем, что судьба послала им такого любезного товарища по путешествию, готового служить проводником в столицу штата Юта.

Таким образом, все складывалось как нельзя лучше. Путешественники сели в вагон, и можно с уверенностью сказать, что никогда еще время не летело для них так быстро, как в течение этого переезда длиной в пятьдесят с чем-то миль.

В беседе мистер Инглис оказался настолько же интерес ным, насколько и неистощимым. Что, по-видимому, особенно понравилось очаровательной миссис Титбюри, так это то, что их новый знакомый оказался сорок третьим по счету ребенком в семье мормонов, само собой разумеется, родившимся до того, как полигамия[33] была запрещена декретом президента Соединенных штатов.

Это не должно никого удивлять, так как апостол Герберт Кимлеб, первый советник церкви, умирая, оставил тринадцать жен и пятьдесят трех детей. Нужно надеяться, что репортер Трибуны Гарри Кембэл, если бы судьба перенесла его в штат Юта, никогда не стал бы брать пример с своего однофамильца. К тому же эти два имени пишутся не совсем одинаково, а главное то, что в Грэйт-Солт-Лейк-Сити полигамия в настоящее время окончательно запрещена.

Если этот разговор нравился Титбюри, то именно потому, что нельзя было себе представить собеседника более очаровательного, чем мистер Инглис. Он рассказал об Иосифе Смите, который в 1830 году почувствовал себя пророком и нашел золотые таблички, на которых были написаны божественные законы мормонизма, но вскоре затем был умерщвлен. Инглис в трогательных дифирамбах рассказал о Бригаме Юнге, папе и главе церкви, который, не считаясь ни с усталостью, ни с опасностями, перевел членов общины в местность, смежную с Грэйт-Солт-Лейк-Сити, где в 1847 году основал Новый Иерусалим.

Но преследование «верных» становилось все интенсивнее и в «святом» городе, так как федеральное правительство прекрасно поняло (это Роберт Инглис скрыл), что штат Юта стремится главным образом к тому, чтобы сделаться независимым, а не к тому, чтобы культивировать религиозные убеждения секты. Вот почему в 1851 году генерал Грант заключил папу и апостолов в тюрьму.

— О, друзья мои! — вскричал Роберт Инглис, и в голосе его звучали такие растроганные нотки, что они вызвали слезы на глазах миссис Титбюри. — Если бы вы знали Бригама Юнга, нашего всеми почитаемого папу, если бы видели его волосы, зачесанные хохолком, его седеющую бороду, обрамляющую щеки и подбородок, его глаза, похожие на глаза рыси, если бы вы знали Джорджа Смита, двоюродного брата пророка, написавшего историю церкви, и Даниэля Уэлса, второго советника, и Элизу Сноу, одну из духовных жен папы…

— Она была хорошенькая? — спросила миссис Титбюри.

— Страшно безобразная. Но что значит красота для женщины?! — ответил Роберт Инглис, и та, которой он говорил, слегка улыбнулась одобрительной улыбкой.

— А каких лет теперь Бригам Юнг? — спросил мистер Титбюри.

— Никаких, потому что он уже умер, но если бы он жил, ему было бы сто два года.

— А вы, мистер Инглис? — спросила после маленькой паузы госпожа Титбюри. — А вы сами — женаты?

— Я, дорогая госпожа Титбюри? Но для чего теперь жениться, раз полигамия запрещена; Справляться с одной женой труднее, чем с пятьюдесятью.

И мистер Инглис засмеялся так заразительно, что чета Титбюри не могла не присоединиться к его веселью.

Территория Огденской ветки очень плоская и бесплодная; почва ее — из песка и глины, смешанных с солончаками, покрывающими его поверхность беловатым налетом, как это можно видеть в обширной пустыне на западном побережье озера. Там растет только тимьян, шалфей, розмарин, дикий вереск и громадное количество подсолнухов с желтыми цветами. На востоке поднимаются далекие окутанные туманом вершины горной цепи Уасэг.

33

Полигамия — многоженство.