Юные путешественники

В конце концов, так как больному нужен был прежде всего воздух, а в каюте было душно, Вага разостлал ему матрац на юте.

Мистер Гораций Паттерсон лег на приготовленное для него ложе, убедившись на этот раз, что ни энергия и сила воли, ни предписания, перечисленные в лечебнике, не помогают от морской болезни.

— Как измучился наш бедняга эконом! — сказал Роджер Гинсдал.

— Да, пожалуй, ненапрасно он составил духовное завещание! — отвечал Джон Говард.

Они преувеличивали — от таких болезней не умирают.

Наконец, так как тошнота все продолжалась, корабельный слуга тоже дал совет.

— Есть еще одно средство, которое иногда помогает! — сказал он.

— Ах, если бы оно помогло на этот раз! — вздохнул мистер Паттерсон. — Скажите, какое это средство, если еще не поздно!..

— Держать в руках лимон во все время плавания, днем и ночью!

— Дайте сюда лимон! — говорил наставник прерывающимся голосом.

Это была не выдумка, не шутка Ваги. Специалисты, рекомендующие способы борьбы с морской болезнью, предписывают, между прочим, и такое средство.

К несчастью, и оно не помогло. Мистер Паттерсон, сам желтый, как лимон, тщетно стискивал судорожным движением руки плод, но облегчения не было, и сердце по-прежнему колотилось в груди.

Попробовал мистер Паттерсон надеть очки со смазанными киноварью стеклами. Не подействовало и это. Казалось, все средства, известные в корабельной аптеке, были истощены. Оставалось только ждать, что природа возьмет свое и болезнь прекратится сама собой.

Вслед за Вагой пришел с советом Корти.

— Вы не струсите, мистер Паттерсон? — спросил он. Кивком мистер Паттерсон дал понять, что не знает.

— В чем дело? — спросил Луи Клодион, не доверявший терапии моряков.

— Надо проглотить стакан морской воды, только и всего! — отвечал Корти. — Часто это средство оказывается действенным!

— Не хотите ли попробовать, мистер Паттерсон? — спросил Губерт Перкинс.

— Все, что угодно! — стонал несчастный.

— Ну, — сказал Тони Рено, — это еще не Бог весть как трудно!

— Нет, только один стакан! — говорил Корти, спуская в море бак и зачерпнув им прозрачной, как хрусталь, воды.

Паттерсон с редкой энергией испытывал все средства, какие ему рекомендовали. Он приподнялся на матраце, принял дрожащей рукой стакан, поднес его к губам и сделал большой глоток.

Это был последний удар. Кажется, еще никогда тошнота не сопровождалась такими спазмами, такими судорогами, конвульсиями, отхаркиваниями, как в этот раз. Кончилось тем, что пациент лишился чувств.

— Нельзя же его оставить здесь в таком положении, — сказал Луи Клодион. — Я думаю, лучше перенести его в каюту!

— Да, остается только положить его на койку, на которой, пожалуй, он проваляется до тех пор, пока мы не придем на остров Святого Фомы! — сказал Джон Карпентер.

Может быть, у боцмана мелькнула мысль, что, если мистер Паттерсон отдаст Богу душу до прибытия на Антильские острова, ему и его товарищам достанется на семьсот фунтов меньше.

Корти кликнул Вагу, и они вдвоем перенесли больного, который так и не приходил в себя.

Убедившись в бесполезности внутреннего лечения, решили приняться за наружное, которое могло, быть может, помочь. Роджер Гинсдал вспомнил, что не попробовали еще одного средства, предписываемого руководством Вергаля.

Паттерсона, который, кажется, не шевельнулся бы, не оказал бы сопротивления, даже если бы с него стали сдирать кожу, раздели и стали растирать ему живот жидким коллодием.

Здоровенный Вага изо всей силы растирал его, так что мистер Паттерсон мог бы в благодарность за усердие по крайней мере утроить обещанную матросу награду.

В конце концов, неизвестно по какой причине, пациент очнулся и знаком попросил прекратить растирания. Он повернулся на койке и как бы снова впал в бесчувственное состояние.

Его оставили в покое, пока он сам не позовет на помощь. Действительно, могло случиться, что мистер Гораций Паттерсон придет в себя лишь к концу плавания, что его умственные и физические силы вернутся к нему, только когда он ступит на твердую почву одного из островов архипелага.

Однако практичный и серьезный эконом будет вправе считать ошибочным и лживым руководство Вергаля, заключающее в себе не менее двадцати восьми рецептов, руководство, которому он так доверял.

Впрочем, кто знает? Может быть, из всех предписаний Вергаля наибольшего доверия заслуживало именно двадцать восьмое, которое мы приводим здесь дословно.

«Не надо ничего делать, чтобы предохранить себя от морской болезни».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В АТЛАНТИЧЕСКОМ ОКЕАНЕ

Плавание продолжалось при довольно благоприятных условиях, и даже состояние мистера Паттсрсона несколько улучшилось. Излишне было бы говорить, что он отказался от мысли держать все время в руке лимон. В самом деле, растирания коллодием, произведенные Вагой, возымели действие. Сердце ментора стало биться правильно, как часы в квартире эконома Антильской школы.

Иногда налетал шквал и с яростью подбрасывал «Резвого», но корабль легко выдерживал это. Пассажиры, особенно Тони Рено и Магнус Андерс, изумлялись ловкости, с которой работали матросы под командой Гарри Маркела. Они помогали закреплять паруса, брасопить реи, брать рифы, все это было легко делать благодаря устройству двойных марселей. При всем этом мистер Паттерсон не присутствовал и не мог советовать им быть осторожнее, но он мог быть покоен: Джон Карпентер следил за юными моряками с чисто отеческой заботливостью… и мы знаем почему.

Впрочем, «Резвый» продолжал плыть благополучно. Ветер по-прежнему дул восточный, бури не волновали море.

Много удовольствия во время плавания доставляла мальчикам рыбная ловля, которая шла удачно. Стоило только забросить удочку, чтобы поймать рыбу. Больше всего любили это занятие терпеливый Губерт Перкинс и хладнокровный Альберт Льювен. Благодаря ловле меню корабельных обедов было очень разнообразно. Не только пассажиры, но и весь экипаж отведали всевозможных морских рыб.

Мистер Паттерсон охотно посмотрел бы на рыбную ловлю, но он еще мало выходил из своей каюты, и то только для того, чтобы подышать воздухом. Он, конечно, с интересом посмотрел бы также, как играют морские свиньи и дельфины, резвящиеся около корабля, послушал бы радостные возгласы мальчиков при виде прыжков и скачков этих «морских клоунов».

— Вот эту парочку можно было бы поймать на лету! — говорил один.

— А эти, того гляди, ударятся о форштевень, — замечал другой.

Эти грациозные и гибкие животные собирались иногда стадом по пятнадцать-двадцать штук у носа или кормы корабля. Они то обгоняли корабль, то ныряли с одной стороны борта и выплывали из-под киля с другой стороны; делали прыжки в три фута над поверхностью воды, падали, описав в воздухе грациозную дугу; их можно было видеть в глубине зеленоватых и прозрачных вод.

Несколько раз Джон Карпентер и Корти пытались, по просьбе мальчиков, поймать морскую свинью, вонзив в нее острогу, но этого не удавалось — рыба быстро уплывала.

Акулы, которыми кишит Атлантический океан, ловятся легче. Они так жадны, что бросаются на все, что бы ни упало в море, будь то шляпа, бутылка, обрубок дерева, конец каната. Для их ужасных желудков не существует несъедобных предметов. То, что не переваривается, остается в них.

Седьмого июля поймали акулу двенадцати футов длины. Проглотив надетый в виде приманки на крючок кусок мяса, она билась с такой силой, что матросам с трудом удалось втащить ее на палубу. Луи Клодион и другие мальчики с ужасом смотрели на исполинское чудовище. Джон Карпентер предупредил их, чтобы они не подходили к акуле, потому что удары ее хвоста страшно опасны.

Акулу ударили топором; но даже когда ей вскрыли брюхо, она пыталась уйти, делая ужасные прыжки с одного борта корабля на другой.

Мистер Гораций Паттерсон, к сожалению, не присутствовал при этом событии; он, наверно, занес бы это интересное происшествие в свои путевые заметки и согласился бы с мнением ученого-натуралиста Рокфора, который считает французское название акулы requin искаженным производным от латинского requiem.