Вокруг Луны

— Милый друг, — ответил Барбикен. — Пять шестых поверхности земного шара покрыты водой. Отсюда пять шансов из шести, что если такой снаряд и был пущен с Луны, то он погребен теперь на дне Атлантического или Тихого океана; а может быть, попал в какую-нибудь пропасть в те времена, когда земная кора еще не успела окончательно затвердеть.

— Дружище Барбикен, — воскликнул Мишель, — у тебя на все находится ответ! Я просто преклоняюсь перед твоей премудростью. И все-таки я выдвигаю гипотезу, которая мне больше по сердцу: хотя лунные обитатели и древнее и мудрее, чем мы, а пороха еще не выдумали!

В эту минуту громкий лай Дианы прервал разговор друзей; собака, по-видимому, требовала своей доли в завтраке.

— Батюшки! — воскликнул Мишель. — Мы так увлеклись спорами, что совсем позабыли о наших псах.

Диане был тотчас же предложен здоровенный кусок пирога, который она проглотила с большим аппетитом.

— Знаешь, Барбикен, нам следовало бы сделать из нашего снаряда второй Ноев ковчег и доставить на Луну каждой земной твари по паре.

— Ну, для этого у нас не хватило бы места, — ответил Барбикен.

— Пустяки, — возразил Мишель, — стоило бы только немного потесниться!

— Это было бы тем более остроумно, — заметил Николь, — что такие жвачные, как бык и корова или лошадь, оказались бы нам очень полезны на Луне. К несчастью, в нашем вагоне довольно мудрено устроить конюшню или хлев.

— Можно было бы по крайней мере, — сказал Мишель, — взять с собой хотя бы осла, ну хоть бы самого маленького ослика, это мужественное и терпеливое животное, на котором так любил кататься верхом старичок Силен! Люблю я этих бедных ослов! Они сущие пасынки и неудачники среди прочих созданий природы. Их избивают не только при жизни, но даже и после смерти

— Что ты хочешь сказать? — спросил Барбикен.

— Да ведь барабаны выделываются из ослиных шкур!

Это глубокомысленное замечание Мишеля вызвало веселый смех друзей. Но внезапный крик Ардана скоро прервал общее веселье.

— Друзья мои, — сказал Мишель Ардан, заглянув в логово Сателлита. — Болезнь Сателлита прошла!

— Тем лучше, — сказал Николь.

— Да нет же, — отозвался Мишель, — я хочу сказать, что он издох. Вот это действительно печально, — продолжал он с огорчением. — Диана, бедняжка, боюсь, что тебе уже не придется стать родоначальницей лунной собачьей породы!

Несчастный Сателлит действительно так и не оправился от полученной раны. Он околел — в этом невозможно было сомневаться.

Мишель Ардан растерянно глядел на своих друзей.

— Теперь перед нами встает вопрос, — сказал Барбикен, — мы не можем на целые сутки оставлять труп пса в снаряде.

— Конечно, не можем, — ответил Николь, — но наши окна на шарнирах, их легко можно открыть; распахнем одно из окон и выбросим труп пса в пространство.

— Так мы и сделаем, — сказал Барбикен после некоторого раздумья, — но при этом мы должны быть очень осторожны.

— Почему же? — полюбопытствовал Мишель.

— По двум причинам, которые ты легко поймешь, — ответил Барбикен. — Первая причина касается воздуха, заключенного в снаряде. Мы должны постараться, чтобы его улетучилось как можно меньше.

— Но ведь мы же возобновляем воздух!

— Да, возобновляем, но только частично, — возразил Барбикен. — Наш аппарат, дорогой Мишель, производит только кислород. Кстати, нам нужно следить за тем, чтобы количество вырабатываемого кислорода не превышало известного предела. Избыток кислорода может вызвать в нашем организме чрезвычайно нежелательные физиологические явления. Так вот, мы возобновляем кислород, но не можем возместить потери азота — газа, который не поглощается нашими легкими и содержание которого в воздухе должно оставаться неизменным. А именно азот-то и может быстро улетучиться через открытое окно.

— Много ли его улетучится, пока мы выбросим нашего бедного Сателлита, — возразил Мишель.

— Хоть и немного, а все-таки постараемся не мешкать.

— А вторая причина? — спросил Мишель.

— Вторая причина — нельзя напускать наружного холода в наш вагон. Температура за стенками нашего снаряда настолько низка, что мы рискуем замерзнуть.

— А Солнце на что?

— Солнце согревает наш снаряд, потому что он поглощает его лучи, но Солнце не согревает пустого пространства, в котором мы летим. Там, где нет воздуха, нет и тепла, так же как нет и рассеянного света. Следовательно, там, куда не проникают непосредственно лучи Солнца, и темно, и холодно. Здесь температура пространства определяется только излучением звезд; такая же температура установилась бы и на Земле, если бы в один прекрасный день наше Солнце погасло.

— Ну уж этого опасаться не приходится, — ответил Николь.

— Кто знает, — возразил Мишель Ардан. — К тому же, даже если Солнце и не потухнет, разве не может случиться, что наша Земля отдалится от него?

— О господи! — воскликнул Барбикен. — У нашего Мишеля опять новые идеи!

— А то как же, — продолжал Мишель, — разве вы не знаете, что в тысяча восемьсот шестьдесят первом году Земля пересекла хвост кометы? Допустим, что притяжение какой-нибудь кометы оказалось бы сильнее солнечного притяжения. Тогда земная орбита изогнулась бы в направлении этого блуждающего светила, а Земля, став его спутником, умчалась бы на такое расстояние от Солнца, что его лучи уже не могли бы согревать земную поверхность.

— Это действительно может случиться, — согласился Барбикен, — но весьма вероятно, что последствия такого происшествия окажутся менее угрожающими, чем ты предполагаешь.

— Почему же?

— Потому что холод и тепло все же пришли бы на нашей планете в некоторое равновесие. Ученые рассчитали, что если бы Земля была увлечена кометой тысяча восемьсот шестьдесят первого года, то на самом большом расстоянии от Солнца она получила бы в шестнадцать раз больше того количества тепла, которое получает Земля от Луны. Такое тепло, даже сконцентрированное самыми сильными линзами, не дает никакого сколько-нибудь ощутимого эффекта.

— Ну! — сказал Мишель.

— Погоди, — остановил его Барбикен. — Вычислено также, что в перигелии, когда Земля наиболее близка к Солнцу, она подвергалась бы действию температуры, в двадцать восемь тысяч раз превышающей среднюю температуру нашего лета. Благодаря этой жаре, которая переплавила бы в стекло все твердые вещества на Земле и испарила всю воду, вокруг Земли образовалось бы облачное кольцо и смягчало бы этот чрезмерный зной. А следовательно, холод, испытываемый Землей в афелии, и зной — в перигелии, были бы уравновешены, и в результате получилась бы какая-то средняя, более или менее выносимая температура.

— Какая же температура предполагается в межпланетных пространствах? — спросил Николь.

— Раньше считали, что эта температура беспредельно низка, — ответил Барбикен. — Вычисляя снижение температуры в межпланетных пространствах термометрическим способом, астрономы получали цифры порядка миллионов градусов ниже нуля. Знаменитый ученый Фурье, соотечественник Мишеля, член французской Академии наук, произвел более точные вычисления. По Фурье, температура Вселенной не опускается ниже шестидесяти градусов.

Мишель насмешливо свистнул.

— Это приблизительно соответствует температуре наших полюсов, — продолжал Барбикен. — На острове Мелвилл или у форта Релианс температура достигает приблизительно пятидесяти шести градусов Цельсия ниже нуля.

— Остается доказать, — сказал Николь, — что Фурье не сбился в своих расчетах. Если я не ошибаюсь, другой ученый, Пуйэ, считает температуру межпланетных пространств равной ста шестидесяти градусам ниже нуля. Вот мы теперь и проверим, кто из них прав.

— Только не сейчас, — сказал Барбикен. — Сейчас солнечные лучи прямо падают на наш градусник, и поэтому мы, конечно, получим преувеличенные цифры. А вот когда мы доберемся до Луны, то в течение лунной ночи, равной нашим пятнадцати суткам, у нас будет достаточно времени, чтобы произвести этот опыт — ведь спутник Земли вращается в пустоте.