Страница 28 из 81
На следующий день, после полудня, «Оксус» вышел в море и никак не мог похвастать приемом индийской Амфитриты[104] — Жильдас Трегомен произносил: «Амфит-рюиты». Богиня была своенравна, капризна, раздражительна, и это дало себя знать на борту парохода. Лучше и не думать о том, что происходило в каюте Бен-Омара! Если бы его вынесли на палубу завернутым в одеяло и захотели бросить с ядром на ногах в объятия упомянутой богини, вряд ли у него хватило бы сил воспротивиться преждевременной погребальной церемонии.
Погода улучшилась только на третий день, когда потянул северо-восточный ветер, что дало возможность пакетботу укрыться у Хадрамаутского берега[105].
Нетрудно догадаться, что если Саук безболезненно переносил все превратности плавания и не чувствовал физических страданий, то совсем иным было его моральное состояние. Зависеть от какого-то проклятого француза, не иметь возможности вырвать у него тайну острова, быть вынужденным следовать за ним до… до тех пор, пока он не остановится!.. Будет ли это в одном из портов, лежащих на пути «Оксуса» — в Маскате, Сурате или Бомбее?.. Не поплывет ли малуинец дальше, через Ормузский пролив, если он намерен высадиться в Маскате?.. А вдруг целью путешествия окажется один из бесчисленных островков Персидского залива, где Камильк-паша мог зарыть свои сокровища?..
Из-за этого неведения, из-за этой неопределенности Саук все время находился в состоянии крайнего раздражения. Он с радостью вырвал бы эту тайну из самого нутра Антифера! Сколько раз он старался уловить хотя бы несколько слов из разговоров, которые вели между собой французы! Они-то ведь считали, что он не понимает их языка, и могли бы не остерегаться в его присутствии!.. Но все его ухищрения оказывались тщетными… Как раз этот мнимый клерк и вызывал у малуинцев особое недоверие. В его внешности было что-то отталкивающее, внушавшее отвращение. Это бессознательное, инстинктивное чувство испытывали в равной мере и дядюшка Антифер и его спутники. При виде Саука они тотчас же удалялись, и это его еще больше злило.
Утром 19 марта «Оксус» остановился на двенадцать часов у арабского берега в Марбате. Затем он направился своим курсом вдоль берегов Омана, поднимаясь к Маскату. Через два дня он обогнет мыс Рас-эль-Хад. Пройдет еще двадцать четыре часа — «Оксус» бросит якорь в порту столицы имамата, и дядюшка Антифер достигнет цели своего путешествия.
Да и пора бы ему уже прибыть к месту назначения! По мере приближения Маската малуинец становился все более замкнутым и угрюмым. Всем своим существом он стремился к своему желанному острову, к этому источнику золота и алмазов, который перешел в его безраздельную собственность. Мысленным взорам Антифера открывалась пещера Али-Бабы, переданная ему во владение завещанием Камильк-паши, вздумавшего повторить феерию из «Тысячи и одной ночи».
— Знаете, — сказал он в тот день своим спутникам, — если богатство этого доброго малого, этого египтянина, — он говорил о нем с такой фамильярностью, как племянник о своем американском дядюшке, оставившем ему наследство, — …если это богатство состоит из золотых слитков, я могу попасть в затруднительное положение, когда придется увозить его в Сен-Мало.
— Я вам сочувствую, дядя, — ответил Жюэль.
— Мне думается, мы найдем выход, — осмелился вставить свое замечание Жильдас Трегомен, — если наполним золотом наши чемоданы, карманы и даже шляпы.
— Ты рассуждаешь, как лодочник! — воскликнул дядюшка Антифер. — Он воображает, что миллион золотом можно захватить под мышку!
Я думал, старина, что…
Разве тебе приходилось когда-нибудь видеть целый миллион, да еще золотом?
— Никогда… даже во сне!
— И ты не знаешь, сколько он весит?..
— Понятия не имею.
— Ну, а я знаю, лодочник, потому что я не поленился подсчитать.
— Так скажи.
— Слиток золота стоимостью в миллион весит приблизительно триста двадцать два килограмма…
— Не больше? — наивно спросил Жильдас Трегомен.
Дядюшка Антифер искоса взглянул на него. Удостоверившись, что это замечание было сделано без всякой тени иронии, он почувствовал себя обезоруженным.
— Но, — продолжал он, — если один миллион весит триста двадцать два килограмма, то сто миллионов весят тридцать две тысячи двести…
— Э-э!.. — произнес Трегомен. — Уж ты скажешь!
— А знаешь ли ты, сколько понадобится людей, чтобы перенести эти сто миллионов, если каждый человек возьмет по сто килограммов?
— Ну, говори же, старина…
— Триста двадцать два человека! А так как нас только трое, можешь себе вообразить, какие затруднения возникнут на моем острове! К счастью, мои сокровища состоят главным образом из алмазов и драгоценных камней.
— А ведь дядя и в самом деле прав, — подтвердил Жюэль.
— И я скажу, — добавил Трегомен, — что этот милейший Камильк-паша неплохо все устроил.
— О да! — воскликнул дядюшка Антифер. — Алмазы легко будет сбыть с рук ювелирам Парижа или Лондона… Какая продажа, друзья мои, какая продажа!.. Но, разумеется, я продам не все… нет, не все!
— Ты продашь только часть?
— Да, лодочник, да! — ответил дядюшка Антифер, причем лицо его судорожно подергивалось, а глаза метали молнии. — Да!.. Прежде всего, один я оставлю себе… один алмаз в миллион франков… буду носить его на рубашке.
— На рубашке! — повторил Жильдас Трегомен. — Ты будешь просто ослепителен! На тебя невозможно будет глядеть…
— Второй — для Эногат, — продолжал дядюшка Антифер. — От такого камешка она еще больше похорошеет…
— Вряд ли, дядя. Разве можно быть красивее, чем она сейчас? — поспешил прервать его Жюэль.
— Ладно, племянничек, ладно… Ну, а третий алмаз будет для моей сестры!
— Для нашей славной Нанон! — воскликнул Жильдас Трегомен. — Она будет разукрашена, как пречистая дева, что на улице Поркон де ла Барбине!.. Послушай, ты, наверное, хочешь, чтобы кто-нибудь к ней снова посватался?
Пожав плечами, дядюшка Антифер продолжал:
— Четвертый алмаз предназначен для тебя, Жюэль. Хороший камень. Ты будешь носить его на груди в виде булавки…
— Спасибо, дядя.
— И пятый тебе, лодочник!
— Мне?.. Разве что посадить его на форштевне[106] «Прекрасной Амелии»…
— Нет, лодочник… ты его наденешь на палец… Он будет в кольце… в широком перстне…
— Алмаз на моей толстой красной лапе!.. Это мне подойдет, как носки францисканцу[107], — возразил Трегомен, показывая огромную руку, пригодную скорее смолить перлинь[108], чем выставлять напоказ кольца.
— Ничего не значит, лодочник! Не исключена возможность, что ты еще встретишь женщину, которая захочет…
— Кого ты имеешь в виду, старина?.. Есть, правда, одна красивая вдова, бакалейщица из Сен-Сервана…
— Бакалейщица!.. Бакалейщица!.. — закричал на него дядюшка Антифер. — Представляешь ли ты себе, с каким видом она войдет, твоя бакалейщица, в наш семейный круг, после того как Эногат выйдет замуж за принца, а Жюэль женится на принцессе!..
На этом разговор оборвался, и молодой капитан только вздохнул при мысли, что его дядя все еще носится со своими вздорными мечтами… Как внушить ему здравые мысли, если, к несчастью — да, именно к несчастью, — он станет обладателем миллионов!
— Положительно он сойдет с ума, и очень скоро, если так будет продолжаться, — сказал Жильдас Трегомен Жюэлю, когда они остались вдвоем.
— И я этого опасаюсь! — ответил Жюэль, глядя на своего дядю, который бормотал что-то себе под нос.
Двумя днями позднее, 22 марта, «Оксус» прибыл в порт Маскат, и трое матросов вынесли Бен-Омара из каюты. На кого он был похож!.. Это был скелет… или, вернее, мумия, потому что кожа еще держалась на костях злополучного нотариуса!
104
В греческой мифологии нимфа, супруга бога моря Посейдона.
105
Хадрамаут — историческая область в британском протекторате Аден.
106
Носовая оконечность судна.
107
Нищенствующие католические монахи.
108
Корабельный пеньковый канат толщиной в 10-15 сантиметров.