Плавающий город

Приторное фразерство доктора вывело наконец из терпения Корсикана.

— К делу, милостивый государь, — резко сказал он доктору. — Не тратьте лишних слов, все и так ясно. Капитан Мак-Эльвин замахнулся на господина Драке, ваш друг признал это за пощечину. Он оскорблен и требует удовлетворения. Выбор оружия остается за ним.

— А что выбирает капитан Мак-Эльвин?

— Ему безразлично.

— Наш друг Гарри Драке предлагает шпагу.

— Прекрасно. Поединок состоится, конечно, по прибытии в НьюЙорк?

— Нет, на корабле.

— На корабле?.. Хорошо. Когда же?

— Сегодня, в шесть часов вечера, за большим залом. В это время там никого нет.

— Хорошо, — сказал Корспкан и, взяв меня под руку, повернулся спиной к доктору Т.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Развязка драмы приближалась. До поединка оставалось лишь несколько часов. Что означала эта поспешность? Почему Гарри Драке не хотел драться на суше? Уж не решил ли он во что бы то ни стало отделаться от Фабиана до прибытия в Америку?

— Как вы думаете, — спросил я Корсикана, — не попросить ли мне доктора Питфержа присутствовать на дуэли в качестве врача?

— Это было бы великолепно.

Расставшись с Корсиканом, я пошел к Фабиану. В это время на корабле раздался звон. Я не мог понять, почему звонили в такое неурочное время, и обратился с этим вопросом к штурману. Он сказал мне, что колокол призывает всех к погребению умершего ночью матроса.

Действительно, публика тотчас же начала собираться на эту грустную церемонию. Погода стала хмуриться. На юге показались огромные тучи. Пассажиры толпились у правого борта корабля. На палубе выстроились свободные от дежурства офицеры, матросы и кочегары.

В два часа в конце палубы появилась группа матросов. Они несли покойника, тело которого было зашито в холст и привязано к доске. В ногах было прикреплено пушечное ядро. Британский флаг покрывал труп. Покойника провожали товарищи. Шествие медленно двигалось вперед, все присутствовавшие стояли с обнаженными головами.

Не доходя колеса, носильщики остановились и положили труп на площадку лестницы.

На барабане колеса, впереди всех, стоял капитан Андерсон, окруженный старшими офицерами. В руках у него был молитвенник. Сняв шляпу, он громко и внятно прочел заупокойную молитву. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Кругом царила полная тишина; только некоторые пассажиры вполголоса повторяли за капитаном слова молитвы. По знаку капитана труп опустили в море. На минуту он всплыл, затем перевернулся и навсегда исчез в волнах.

В это время сверху раздался голос сторожевого матроса.

— Земля! — прокричал он.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Вдали стал вырисовываться длинный остров из невысоких дюн с большими песчаными отмелями. Местами его оживляла растительность, которую можно встретить по американскому берегу между Монтауком и Бруклином. Вдоль берега стояло множество парусных лодок, хорошенькие виллы виднелись со всех сторон. Это было любимое местопребывание жителей Нью-Йорка.

Пассажиры «Грейт-Истерна» радостно приветствовали желанную землю. Все бинокли были направлены на этот образец американского континента. Янки радовались ему как своей родине, южане смотрели на эту северную землю с некоторым презрением и со скрытой завистью побежденных к победителям, канадцы — как люди, которым стоит сделать только один шаг, чтобы попасть в граждане Штатов, мормоны — с гордым видом и с презрительной улыбкой едва поглядывали на песчаные берега; мысли их неслись гораздо дальше, к Соленому озеру и к городу Святых. Для жениха и невесты остров этот был Обетованной землей.

Небо между тем становилось все мрачнее и мрачнее. Вся южная сторона горизонта была покрыта тучами. В воздухе было так душно, как в самый жаркий июльский день. «Неужели мы еще не покончили со всеми несчастьями этого бесконечного путешествия?» — думал я.

— Хотите я вас удивлю? — сказал доктор Питферж, подходя ко мне.

— Удивите, доктор.

— Сегодня будет гроза.

— Гроза в апреле! — воскликнул я.

— Для «Грейт-Истерна» времена года не играют никакой роли, и вы увидите, что будет сильнейшая гроза, специально для него предназначенная. Взгляните на эти тучи! Они похожи на допотопных животных и скоро пожрут друг друга.

— Действительно, — сказал я, — горизонт принимает угрожающий вид, и будь теперь июль, я бы разделил ваше предположение о грозе, но сегодня я никак не могу согласиться с вами.

— Уверяю вас, — упорствовал доктор, — что через несколько часов будет гроза. Я это чувствую, как «Storm-glass». Вы посмотрите только на эти сгущенные облака; на барометр, наконец, который вдруг упал на семьсот двадцать один миллиметр. К тому же теперь югозападный ветер, а вы знаете, что он всегда приносит грозу зимой.

— Может быть, вы и правы, — сказал я, не желая совсем сдаться, — но я положительно не знаю ни одного случая грозы в это время года и на этой широте.

— Тем не менее такие случаи бывали, особенно в теплые зимы. Если бы вы жили в тысяча семьдесят втором году или даже в тысяча восемьсот двадцать четвертом, то вам бы удалось услышать гром в феврале в первом случае, и в декабре — во втором. В январе тысяча восемьсот тридцать седьмого года молния ударила недалеко от Драммена, в Норвегии, и произвела сильное опустошение, а в прошлом году, в феврале, на Ла-Манше гроза уничтожила лодки рыбаков из Трепорта. Как видите, я основываю свои предположения на статистических данных.

— Ну вот, мы посмотрим, что будет. А вы не боитесь грозы?

— Я! Что вы! Гроза — это мой друг, или, вернее, мой врач.

— Ваш врач?

— Ну конечно! В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году правая рука моя была парализована и не поддавалась никакому лечению. Я был в это время в Кью, недалеко от Лондона. Тринадцатого июля над городом разразилась ужасная гроза. Я лежал в постели, как вдруг молния ударила прямо в меня, и с тех пор я свободно владею правой рукой.

— Вы шутите?

— Нисколько. Это было великолепное лечение электричеством, к тому же оно ничего мне не стоило. Я знаю несколько случаев, где молния прямо чудеса творила, излечивая безнадежно больных.

— Что бы вы ни говорили, а я все-таки не доверяю вашему врачу и никогда не обратился бы к нему за помощью.

— Потому что вам не случалось видеть его благотворного действия. Вот еще один пример. В тысяча восемьсот семнадцатом году в Коннектикуте был крестьянин, страдавший неизлечимой астмой. Однажды он работал в поле, и молния ударила его прямо в грудь. Можете себе представить — она его совершенно исцелила.

Доктор говорил с большим увлечением; казалось, он был способен прописать больному грозовые пилюли.

— Смейтесь, смейтесь, невежда! — сказал он мне. — Положительно вы ничего не смыслите ни в медицине, ни в погоде!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Доктор ушел, а я остался на палубе, чтобы посмотреть, как надвигалась гроза. Фабиан все еще не выходил из своей каюты. Корсикан был у него. Мак-Эльвин делал, вероятно, какие-нибудь распоряжения на случаи несчастного исхода дуэли. Я вспомнил, что в Нью-Йорке его ожидала сестра, и содрогнулся при мысли, что, может быть, нам придется привезти его к ней уже мертвым. Мне очень хотелось видеть Фабиана, но я решил не беспокоить ни его, ни Корсикана.

В четыре часа показался еще островок, посреди которого возвышался маяк. Пассажиры высыпали на палубу. Все взоры были обращены к берегу, который лежал всего в шести милях от нас, по направлению к северу. С минуты на минуту ждали появления лоцмана. Пассажиры, на долю которых, подобно мне, выпало ночное время, конечно, не могли надеяться на выигрыш, так как лоцман должен был до ночи пробыть на корабле. Весь интерес публики сосредоточивался на шести-семи лицах, обладавших как раз теми часами, в один из которых ожидалось прибытие лоцмана. Люди эти продавали и перепродавали свои права на возможный выигрыш.