Страница 74 из 77
Закрыв глаза руками, Жанна Бакстон старалась не смотреть на страшное зрелище. Среди сражающихся у неё было столько друзей! Она дрожала за Барсака, за Амедея Флоранса, за чудесного доктора Шатоннея и особенно за Сен-Берена, которого так нежно любила. Но свирепые крики начали умолкать. Численность и лучшее оружие торжествовали. Отряд, вышедший из завода, раскололся. Часть с боем отступала к набережной, защищая каждый шаг, а другая была отброшена ко Дворцу.
Этим не оставалось никакой надежды на спасение. Прижатые к стене, они видели перед собой Весёлых ребят, а с высоты террасы Вильям Ферней и его компаньоны без всякого риска для себя расстреливали несчастных, которым даже некуда было бежать.
Внезапно у них вырвались крики радости. Дверь, у которой они столпились, широко открылась, и на пороге появилась Жанна Бакстон. Теснимые врагами, беглецы устремились во дворец, в то время как Жанна и Льюис выстрелами задерживали наступающих.
Изумлённые этим вмешательством, в котором ничего не могли понять, Весёлые ребята колебались одно мгновение. Опомнившись, они бросились на приступ, но поздно. Тяжёлая дверь снова захлопнулась.
КОНЕЦ БЛЕКЛАНДА
Накрепко заперев дверь, беглецы занялись многочисленными ранеными. С помощью Барсака и Амедея Флоранса, который сам получил лёгкую рану, Жанна заботилась о тех, кого насмешливая судьба заставила искать спасение в жилище их неумолимого врага.
Когда перевязки были закончены, другая забота встала перед девушкой — накормить несчастных, в продолжение нескольких суток жестоко страдавших от голода. Но удастся ли это, найдётся ли во дворце пищи на столько ртов? После тщательных поисков пищи во всех этажах людей кое-как накормили. Но положение все же оставалось крайне серьёзным, неизбежная развязка, казалось, лишь оттянулась на несколько часов.
Было одиннадцать часов утра. Взрывы продолжались; на эспланаде слышался крик Весёлых ребят, которые время от времени напрасно штурмовали дверь, а с террасы доносились проклятия Вильяма Фернея и его компаньонов. Люди привыкают ко всему; постепенно Жанна и её товарищи свыклись и с этим шумом и грохотом. Беглецы сознавали, что их крепость почти неприступна, и все меньше думали об озлобленных наступающих врагах.
Как только нашлось время, Жанна Бакстон спросила Амедея Флоранса, почему они покинули завод и приняли бой на эспланаде в таких неравных условиях. Репортёр рассказал, что случилось после её ухода. Он рассказал, как Тонгане, наконец, подал долгожданный сигнал и как Марсель Камаре переправил в центральный квартал несколько пачек динамита и большое количество холодного оружия, без ведома белых обитателей Блек-ланда. Закончив эту первую операцию около одиннадцати часов вечера, осаждённые собрались около двери, готовые вмешаться в битву, как только она начнётся. Тогда-то они и заметили отсутствие Жанны Бакстон.
Амедей Флоранс описал девушке отчаяние Сен-Берена, которого, конечно, и теперь ещё мучит жестокое беспокойство, если он пережил последнюю битву.
Полчаса спустя после отправки оружия раздался взрыв. Это Тонгане разрушил одну из дверей чёрного квартала. Хижины запылали, а рабы рассыпались по Гражданскому корпусу, убивая всех встречных, судя по крикам, которые оттуда доносились.
Остальное Жанна знала. Она знала, что негры были так быстро отброшены с эспланады, что им не успели прийти на помощь. Рабочие, правда, вышли с взвода, но им пришлось быстро отступить, так как большинство невольников уже бежало с эспланады.
Вынужденные снова укрыться на заводе, осаждённые провели томительную ночь. Неудача восстания не позволяла им надеяться, что они сумеют покончить с Гарри Киллером. И им пришлось быть свидетелями тех беспрестанных взрывов, причины которых Жанна не могла понять.
Амедей Флоранс объяснил ей, что они были делом Марселя Камаре, который окончательно сошёл с ума.
Камаре, гениальный изобретатель, всегда был на грани сумасшествия, как показывали многочисленные его странности, несовместимые со здравым, уравновешенным умом. Происшествия последнего месяца привели его к полному безумию.
Разоблачения, сделанные бежавшими с завода пленниками Гарри Киллера, нанесли первый удар. Вторым, ещё более жестоким ударом были признания Даниэля Франа, советника, раненного при взрыве планёра. Узнав всю истину, Камаре день ото дня приближался к потере рассудка. Жанна Бакстон припомнила, как часто он запирался в своём жилище, с каким печальным и сумрачным видом проходил по мастерским, когда ему приходилось там показываться.
Посылка оружия Тонгане была его последним сознательным действием. Когда раздался взрыв и пламя осветило невольничий квартал и Гражданский корпус, те, кто был около инженера, видели, как он внезапно побледнел и поднёс руку к горлу, словно задыхался. В то же время он быстро бормотал бессвязные слова. Можно было только понять: «Гибель моего дела! Гибель моего дела!» — без конца повторяемые тихим голосом.
Долгое время, может быть, целую четверть часа, Марсель Камаре произносил эти слова, беспрестанно качая головой, потом вдруг выпрямился и, ударив себя в грудь, закричал: «Бог проклял Блекланд!..»
В его сознании богом, очевидно, был он сам, судя по жестам, которыми сопровождались проклятия.
Его не успели остановить, и он убежал, громко повторяя неузнаваемым голосом: «Бог проклял Блекланд!.. Бог проклял Блекланд!..»
Он укрылся в башне, поднявшись на самый верх и закрыв за собой все двери. Защитная система башни была такой же, как во дворце, и добраться до него было так же невозможно, как Гарри Киллеру невозможно спуститься с террасы, где его заперла Жанна. Пока Камаре поднимался на башню, слышался его голос, повторявший с возрастающей силой: «Бог проклял Блекланд!.. Бог проклял Блекланд!..»
И почти сейчас же раздался первый взрыв.
Под предводительством Риго, удручённого таким состоянием обожаемого им гения, несколько рабочих, несмотря на свою слабость, бросились на завод и попытались изолировать башню, выключив ток. Но у Камаре имелся запас энергии и даже динамо, работавшие на жидком воздухе, и этого ему было достаточно на несколько дней. Взрывы не прекращались. Зато «осы» прекратили защитный хоровод и попадали в ров. Тогда снова дали ток в башню, и Камаре, несмотря на своё безумие, тотчас привёл «ос» в действие.
Так прошла ночь в постоянном нервном напряжении.
На рассвете Марсель Камаре показался на площадке башни. С этого возвышенного пункта он произнёс длинную речь, но уловить из неё можно было только отрывочные слова: «божий гнев», «небесный огонь», «всеобщее разрушение». Стало ясно, что его безумие ничуть не уменьшилось. Камаре закончил речь криком, слышным во всех концах завода: «Бегите!.. Бегите все!..» — и снова скрылся в башне.
И тогда прогремел первый взрыв уже на левом берегу. Этот взрыв на самом заводе испугал его обитателей. Они решили испытать судьбу, так как выбирать приходилось только между двумя видами гибели.
К несчастью, на эспланаде они столкнулись с Весёлыми ребятами, от которых их до того отделяла стена. Потеряв в битве многих товарищей и разбившись на две части, одни искали убежища во дворце самого Гарри Киллера, а другие принуждены были отступить на набережную, закрыв за собой дверь, соединявшую её с эспланадой.
Эту группу рабочих видно было из дворца. Не осмеливаясь на новое выступление, бесполезность которого стала очевидной, и не решаясь вернуться на завод, где они снова очутились бы во власти сумасшедшего, умирающие с голоду, бессильные, они лежали на земле, подвергаясь атакам неприятеля, который без риска для себя мог расстреливать их с правого берега реки или с возвышенной террасы дворца и, наконец, мог атаковать с тыла, пройдя по караульной дороге.
Жанна Бакстон узнала среди них Сен-Берена и доктора Шатоннея. Никто из её друзей, и особенно тот, кто был ей всего дороже, не погиб.
Едва лишь Жанна несколько утешилась, как в верхних этажах дворца послышались глухие удары. Эти удары доносились с террасы, пленники которой пытались поднять её каменные плиты. Но постройка была крепка и сопротивлялась всем усилиям. Без сомнения, если бы Вильям Ферней и его компаньоны не ослабели от голода, они скорее преуспели бы в своих намерениях. И все же около шести часов вечера пол террасы был пробит, и они спустились в четвёртый этаж.