Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 100

— Миссис Боркер должна была сопровождать своего мужа… и я не могу сказать вам о том, что с ними произошло.

— Бедная Джейн! — сказала миссис Брэникен. — Я очень люблю ее и счастлива была бы видеть ее… Она единственная моя родственница!

Она, очевидно, не думала даже об Эдуарде Стартере и своем родстве с ним.

— Как могло случиться, что Джейн до сих пор ничего не написала мне? — спросила она.

— Вы были очень больны, дорогая Долли, когда Боркер и жена его покинули Сан-Диего.

— Это так, господин Эндру, для чего писать человеку, лишенному возможности понимать! Жаль бедную Джейн! Тяжела ее жизнь. Я всегда опасалась, что Лен Боркер кончит плохо. Кажется, и Джон разделял эти опасения.

— Никто, однако, не был подготовлен к столь печальному исходу, — отвечал Уильям Эндру.

— Разве отъезд Лена Боркера из Сан-Диего вызван был неблагоприятным положением его дел? — с живостью спросила Долли, смотря на Уильяма Эндру, видимо смущенного. — Отвечайте, господин Эндру, — продолжала она. — Не скрывайте от меня ничего! Я желаю все знать.

— Хорошо, Долли, я не буду скрывать от вас несчастья, о котором вам пришлось бы рано или поздно узнать. Действительно, дела Лена Боркера за последнее время очень расстроились! Он не мог выплатить своих обязательств, последовали жалобы на него, и он просто-напросто бежал, спасаясь от преследования закона.

— И Джейн последовала за ним?

— Вероятно, он принудил ее к этому, а вам известно полное ее подчинение его воле.

— Бедная, бедная Джейн! — тихо промолвила миссис Брэникен. — Как жаль мне ее, и как была бы я счастлива помочь ей в чем-нибудь.

— Вы могли бы помочь! — сказал Уильям Эндру. — Да, вы могли бы спасти Лена Боркера, если не ради его самого, ибо он вовсе не заслуживает ни малейшей симпатии, то по крайней мере ради его жены.

— Я уверена, что Джон одобрил бы употребление на это скромных наших средств.

Уильям Эндру благоразумно воздержался от сообщения ей о растрате всего ее приданого Леном Боркером, ибо пришлось бы пояснить ей, что Лен Боркер был назначен ее опекуном, а при этом мог явиться вопрос, каким образом столько крупных событий произошло в такой короткий промежуток времени.

Поэтому Уильям Эндру ограничился тем, что ответил ей:

— Вам не приходится, дорогая Долли, упоминать более о вашем скромном имущественном положении… Оно значительно изменилось в настоящее время!

— Что хотите вы сказать этим, господин Эндру? — спросила миссис Брэникен.





— Я желаю сказать, что вы в настоящее время богаты, и очень богаты.

— Я?

— Да, вы! Дядя ваш, Эдуард Стартер, скончался.

— Скончался? Он скончался? И когда же?

— Да, уже…

Уильям Эндру едва не выдал себя, указав точное время кончины Эдуарда Стартера, последовавшей два года назад; это раскрыло бы сразу истину, но Долли была вся поглощена мыслью, что кончина дяди и бегство двоюродной сестры делали ее круглой сиротой. Узнав затем, что вследствие смерти родственника, который был почти ей незнаком и о наследстве которого Джон и она говорили между собой как о деле, которое могло осуществиться лишь в очень далеком будущем, она сделалась владелицей состояния в два миллиона долларов, Долли получила от этого известия лишь радость, что теперь может оказывать помощь нуждающимся.

— Да, да, Эндру, — сказала она, — я помогла бы несчастной Джейн! Спасла бы ее от разорения и позора! Где она? Где может она быть? Что станется с ней?

Уильяму Эндру пришлось сообщить ей о неудачных розысках Лена Боркера. Невозможно было узнать, скрывается ли он в каком-нибудь отдаленном штате или же покинул Америку.

— Однако, быть может, удастся еще узнать, где они находятся, раз Джейн и он покинули Сан-Диего всего лишь несколько недель тому назад? — заметила на это миссис Брэникен.

— Да, несколько недель тому назад! — поспешил подтвердить ее слова Уильям Эндру.

Долли думала в это время лишь об одном: Джону не придется более плавать благодаря наследству Эдуарда Стартера. Они больше не расстанутся. Путешествие его на «Франклине» по делам торгового дома Эндру будет последним. И действительно, путешествие это было последним, ибо капитану Джону не суждено было вернуться обратно.

— Дорогой Эндру! — воскликнула Долли. — Как только вернется Джон, это будет последним его плаванием! Он должен будет пожертвовать своей любовью к морю ради меня! Мы будем тогда жить вместе, всегда вместе! Никто не разъединит нас тогда.

При одной мысли о том, что все эти мечты о счастье должны были потерпеть крушение от одного лишь слова, которое неизбежно надо будет произнести, если не тотчас, то в ближайшем будущем, Уильям Эндру чувствовал, как самообладание постепенно покидало его. Он поспешил закончить разговор, но прежде чем удалиться, взял у Долли обещание, что она будет вести себя благоразумно, не покинет своего теперешнего местопребывания и не вернется к прежнему образу жизни раньше получения разрешения врача. В свою очередь, ему пришлось вновь повторить обещание не замедлить сообщением в Проспект-Хауз обо всем, что удастся узнать о «Франклине», прямо или через других лиц.

Когда Уильям Эндру передал доктору Бромлею содержание этого разговора, последний выразил опасение, как бы миссис Брэникен не узнала всей истины вследствие какой-либо неосторожности, — не узнала бы действительной продолжительности ее болезни, а также и того, что о судьбе «Франклина» ничего не известно уже четыре года и что ей не суждено уже увидеться с Джоном. В силу таких соображений он предпочитал, чтобы Долли была поставлена в известность обо всем происшедшем либо Уильямом Эндру, либо им самим, так как в обоих случаях можно было принять все меры предосторожности.

В заключение решено было открыть истину миссис Брэникен по прошествии недели, когда не будет уже никаких обстоятельств и причин, оправдывающих дальнейшее пребывание Долли в имении.

— И пошли ей Господь силы вынести это испытание! — заключил Уильям Эндру.

Прежний жизненный обиход миссис Брэникен в Проспект-Хауз оставался неизменным в продолжение всей последней недели июня. Физические силы и энергия постепенно возвращались к ней благодаря тщательному уходу. Задача, выпавшая на долю Уильяма Эндру, представлялась весьма затруднительной, потому что Долли настойчиво предлагала ему такие вопросы, отвечать на которые было преждевременно.