Малыш

Они бегали таким образом по улицам Галуея, похожего на испанскую деревеньку, окруженные равнодушной толпой. Малышу очень хотелось знать, что делалось там, внутри домов. Но сквозь узкие окна и опущенные шторы нельзя было ничего различить. Они казались ему большими сундуками, наполненными деньгами. А гостиницы, куда приезжали путешественники в каретах? Как хороши должны были быть в них комнаты, особенно в «Royal Hotel»! Как хорошо было бы на них взглянуть! Но лакей прогнал бы их, как собак, или, что еще хуже, как нищих: собак ведь все же иногда ласкают!..

И когда они останавливались перед магазинами, должно признаться, скудными, вещи, красовавшиеся в окнах, казались им необычайно драгоценными. Какие взгляды бросали они то на выставленную одежду, то на сапоги, когда сами ходили чуть не босиком! Узнают ли они когда-нибудь удовольствие иметь платье, сшитое по их мерке, сапоги, сделанные по ноге? Нет, по всей вероятности, этот день никогда не наступит ни для них, ни для многих других несчастных, осужденных всю жизнь довольствоваться обносками в объедками.

Через окна мясных лавок они любовались на громадные туши, висящие на крюках, и которых хватило бы, чтобы кормить досыта в продолжение целого месяца всю Ragged school. При виде их у Грипа и Малыша невольно открывался рот, а мучительные спазмы сжимали желудок.

— Ну-ка, Малыш, — говорил шутливо Грип, поработай челюстями!.. Тебе будет казаться, что ты и вправду ешь!

Стоя перед булками и тому подобными печеньями, они чувствовали, что зубы их точно удлиняются, слюна наполняет рот, и Малыш, весь бледный, бормотал:

— Как это, должно быть, вкусно!

— И очень даже! — подтверждал Грип.

— Разве ты пробовал?

— Да, один раз.

— Ах! — вздыхал Малыш.

Он никогда ничего подобного не ел ни у Торнпиппа, ни, конечно, в Ragged school.

Раз одна дама, разжалобившись при виде его бледного личика, спросила, не хочет ли он съесть пирожок.

— Я предпочел бы булку, сударыня, — ответил он.

— Почему же так, дитя мое?

— Потому что она больше.

Однажды Грип, получив за исполненное поручение несколько пенсов, купил пирожное, которое было испечено не менее недели тому назад.

— Что, вкусно? — спросил он Малыша.

— О!.. Оно как будто сладкое!

— Я думаю, что сладкое, — смеялся Грип, — когда оно с сахаром!

Иногда Грпп и Малыш ходили гулять к предместью Солтхилля, откуда открывался вид на весь залив, один из живописнейших в Ирландии: виднелись три Аранских острова, расположенных у самого входа, подобно трем конусам Вигского залива — опять сходство с Испанией, — а позади дикие Бурренскпе горы, Кларские и Могерские скалы. Затем возвращались опять к порту, на набережные, вдоль доков, начатых в то время, когда Галуей предназначался быть начальным пунктом атлантической линии, кратчайшей между Европой и Соединенными Штатами Америки.

Когда взор их останавливался на кораблях, стоящих в гавани, они чувствовали какое-то непреодолимое влечение к морю, которое — они были в том уверены — менее жестоко к бедным, чем земля, обещало лучшую жизнь среди простора своих вод, далеко от городской заразы; жизнь моряка могла сохранить здоровье ребенку и дать пропитание человеку.

— Как, должно быть, хорошо, Грип, плыть на таких кораблях… с их громадными парусами! — говорил Малыш.

— Если бы ты знал, как мне этого хочется, отвечал Грип.

— Так отчего же ты не сделался моряком?..

— Да, правда… Почему я не моряк?..

— Ты бы поехал далеко… далеко!

— А может быть, это когда-нибудь еще и будет! — мечтательно говорил Грип.

Во всяком случае, он пока еще не был моряком.

Галуейская гавань находится у самого устья реки, вытекающей из Луг-Корриба и впадающей в залив. На другом берегу, за мостом, деревенька Кледдег, с ее четырьмя тысячами жителей. Население состоит из рыбаков, которые пользовались долгое время общинной автономией и мэр которых значился в древних хартиях королем. Грип с Малышом доходили иногда до Кледдега. Как жалел тогда Малыш, что он не был одним из этих сильных, крепких мальчиков с загорелыми лицами; чего бы ни дал он, чтобы быть сыном одной из этих дюжих матерей, гальской крови, мужественных и грубых, как и их мужья. Да, он завидовал всем этим детям, здоровейшим и счастливейшим во всей Ирландии! Ему хотелось пойти к этим мальчикам, схватить их за руки… Но он не смел даже приблизиться к ним в своих лохмотьях: они, наверное, подумали бы, что он хочет просить у них милостыню. И он оставался в стороне, глядя на них глазами, полными слез; затем тихо уходил, чаще всего на рынок любоваться на блестящих скумбрий и селедок — единственную рыбу, попадающею в сети кледдегских рыбаков. Что касается до омаров и толстых крабов, которые кишат среди утесов залива, то Малыш, несмотря на все уверения Грипа, что они вкусны, как «пирожки с кремом», никак не мог этому поверить. Надо надеяться, что настанет наконец день, когда он сам в этом убедится.

Обойдя город, они по грязным, вонючим улицам возвращались в Ragged school. Шли среди развалин, которых много в Галуее и которые при первом же землетрясении рассыпались бы в прах. Это были недостроенные дома, заложенные и брошенные фундаменты, одиноко торчавшие треснувшие стены.

И все же ужаснее и отвратительнее всего в Галуее было вонючее здание, служившее приютом Малышу и Грипу, которые всегда замедляли, насколько возможно, свое возвращение в Ragged school.

Глава четвертая. ПОГРЕБЕНИЕ ЧАЙКИ

Влача это печальное существование в кругу таких же, как он, оборвышей, Малыш не раз смутно вспоминал пережитое им до этого. Неудивительно, если счастливый, окруженный ласками и заботами ребенок отдается весь расцвету своего нежного возраста, не задумываясь о прошлом и не заботясь о будущем. Но у тех, прошлое которых представляет лишь страдание, все иначе. Будущее им кажется таким же безрадостным и мрачным; вперед ведь смотрится невольно глазами прошлого!

Какие же образы прошлого вставали перед глазами Малыша? Торнпипп, этот злой, бессердечный мучитель, которого он вечно боялся где-нибудь встретить и попасть снова в его руки… Затем старая злая ведьма, так с ним обращавшаяся… В то же время смутное воспоминание о какой-то ласковой, нежной девочке, укачивающей его на своих коленях, смягчало горечь прошлого.