Малыш

— Ко мне!.. Ко мне!

Почти в ту же минуту отдаленный лай пронесся в воздухе. Вскоре на повороте показалась собака, бегущая по следам мальчика с высунутым языком и горящими глазами. Но успокойтесь — не для того, чтобы растерзать его, а чтобы согреть.

Малыш скоро пришел в себя. Он открыл глаза и почувствовал, что горячий язык лижет его замерзшие руки.

— Бирк! — прошептал он.

Действительно, это был Бирк, его верный друг и товарищ с Керуанской фермы.

Лаская отогревшую его собаку, Малыш сказал себе, что теперь он не совсем одинок… Они вместе отправятся отыскивать Мак-Карти… Но почему Бирк не пошел за ними? Может быть, его прогнали ударами палок или бросали в него камнями?.. Так оно и было, и Бирку ничего более не оставалось, как вернуться на ферму. Теперь можно было надеяться найти Мак-Карти, и Малыш был вполне уверен, что Бирк приведет к ним по следам…

И он принялся говорить с собакой, как делал это, когда они проводили вместе долгие часы на пастбище. Бирк отвечал ему по-своему, легким лаем, понять который было нетрудно.

— Вперед, Бирк! — сказал наконец Малыш. — Вперед!

И Бирк, весело прыгая, побежал вперед, уверенно свернув на одну из дорог на перекрестке.

Но случилось так, что Бирк, помня, как с ним дурно обошлись полицейские, не захотел следовать по той же дороге в Лимерик. И выбрал дорогу, ведущую в Ньюмаркет вдоль графства Керри. Малыш, ничего не подозревая, удалялся, таким образом, от семьи Мак-Карти, и, когда настало утро, он, изнемогая от усталости и голода, вошел в харчевню, находившуюся милях в двенадцати к юго-востоку от фермы.

Кроме узелка с бельем, у Малыша оставались деньги — сдача с той гинеи, которую он разменял в аптеке. Большая сумма, не правда ли, каких-нибудь пятнадцать шиллингов! Далеко на них не уйдешь, когда надо кормиться двоим, как ни экономить, если даже тратить ежедневно лишь несколько пенсов. Мальчик так и поступал. После суток, проведенных на чердаке харчевни, поев лишь один картофель, он снова пустился в путь вместе с Бирком.

На расспросы о Мак-Карти трактирщик не мог ничего ответить, так как не слыхал даже такой фамилии.

Малыш продолжал следовать за собакой по направлению к Ньюмаркету.

Можно себе представить, какова была его жизнь в течение пяти недель, пока он не достиг наконец этого селения. Он никогда не просил милостыни, никогда! Его врожденная гордость, сознание собственного достоинства оставались непоколебимы. Если добрые люди, жалея бедного ребенка, покупавшего у них хлеба, овощей или сала на один пенни, давали ему иногда вдвое более, то это же не значило просить милостыню. Они жили таким образом с Бирком, дрожа от холода, всегда голодные, стараясь сберечь последние гроши, оставшиеся от гинеи…

Бывали и удачи. Малышу случалось иногда находить работу. Раз он оставался две недели за пастуха, которому необходимо было отлучиться. Ему не платили, но он и его собака имели кров и пищу. Затем приходилось идти далее. Исполняя иногда поручения из одной деревни в другую, ему удавалось заработать несколько шиллингов. К несчастью, он никак не мог найти себе постоянного места. Время года было самое неблагоприятное, рабочие руки были не нужны, и нищета была особенно сильна в эту зиму.

Малыш все еще не терял надежды найти Мак-Карти, хотя и не мог добыть о них никаких сведений. Он даже не знал, приближается ли к месту их нахождения или, напротив, все удаляется от него. Да и кто мог бы ему указать путь к ним? В городе, там можно будет наконец что-нибудь узнать.

Единственно, чего он боялся, это чтобы его не приняли за бродягу и не поместили в какую-нибудь Ragged school или Work house. Нет, лучше перенести какие угодно лишения, чем попасть в эти позорные пристанища!.. И тогда его заставили бы расстаться с Бирком, а на это он никогда не согласится.

— Не правда ли, Бирк, — говорил он, укладывая большую голову собаки к себе на колени, — ведь мы не можем жить друг без друга?

И, наверно, доброе животное отвечало ему, что это было невозможно.

Затем мысли его возвращались к его бывшему другу, Грипу. Он спрашивал себя, не был ли Грин в таком нее положении, без хлеба и крова? Ах, если бы им встретиться, вдвоем они бы уж сумели выйти из беды!.. Даже втроем, если бы удалось найти Сисси, о которой мальчик ничего не знал с тех пор, как убежал из хижины Хард!.. Она теперь большая девочка… Ей должно быть около четырнадцати лет… В эти лета можно уже быть в услужении и зарабатывать деньги… Сисси не могла его забыть… Все картины его младенчества вставали перед ним с удивительной ясностью — дурное обращение мегеры, жестокость Торнпиппа, владельца марионеток…

Однако дни проходили, а положение Малыша не улучшалось. К счастью, февраль был в этом году не особенно холодный. Можно было надеяться, что время обработки земли и посева скоро наступит. Коров и овец будут выгонять на пастбища… Может быть, Малышу удастся тогда получить работу на какой-нибудь ферме?..

Но ведь в продолжение пяти или шести недель придется же чем-нибудь жить, а от нескольких шиллингов, случайно заработанных, как и от разменной гинеи, оставалось шесть пенсов. А между тем более экономить на своей насущной пище уже не было возможности, хотя даже насущной она не была, так как Малыш никогда не ел досыта, и даже не каждый день. Он очень исхудал от лишений и обессилел от усталости.

Бирк, с повисшей шерстью на впалых боках, был не в лучшем состоянии. Питался же преимущественно найденными в деревнях отбросами, которыми ему, пожалуй, предстоит скоро делиться с Малышом…

Мальчик, однако, не отчаивался. Это было не в его характере, и он ни разу не попросил милостыни. Но что он будет делать, когда последний пенни будет обменен на кусок хлеба?..

Одним словом, у Малыша оставалось только несколько пенсов, когда он и Бирк пришли 13 марта в Ньюмаркет.

Они скитались таким образом уже два с половиной месяца по дорогам, нигде не останавливаясь подолгу.

Ньюмаркет, находящийся милях в двадцати от Керуана, не отличается ни величиной, ни населенностью. Это одно из селений, которому вследствие ирландской беспечности никогда не суждено было превратиться в город и которое скорее приходило в упадок, чем разрасталось.