Дорога во Францию

В общем ночь прошла спокойно. Правда, несколько раз мы слышали отдаленные звуки труб и даже бой барабанов, выбивавших утреннюю зорю. Эти звуки доносились большей частью с юга; должно быть, там стояли войска.

По всей вероятности, это были австрийские колонны, ожидавшие момента выступления к Тионвилю или даже севернее, к Монмеди. Как известно, союзники никогда не предполагали брать эти города, а только, окружив, парализовать их гарнизоны, чтобы иметь возможность перебраться через Арденны.

Значит, мы могли встретить одну из этих колонн и тогда нас сейчас же схватили бы, а попасться в руки как пруссаков, так и австрийцев одинаково неприятно, – одно другого стоит!

Ввиду всего этого мы решили взять несколько более северное направление в сторону Стена или даже Седана, чтобы проникнуть в Аргону, избегая дорог, по которым, по всей вероятности, движутся имперские войска.

С наступлением дня мы снова тронулись в путь.

Погода была прекрасная. Слышалось посвистывание снегирей, а на опушке пели стрекозы, что было признаком жары. Далее кричали ласточки, рея высоко в воздухе.

Мы шли так скоро, как позволяла слабость госпожи Келлер. Солнце не жгло нас, шедших под густым сводом деревьев. Отдыхали каждые два часа. Меня беспокоило, что провизия наша подходила к концу, а возобновить ее не предвиделось возможности.

Согласно принятому решению мы продвигались в более северном направлении, вдали от сел и деревень, наверно занятых неприятелем.

День окончился благополучно, но прошли мы по прямой линии немного. Госпожа Келлер уже не шла, а едва тащилась. Она, которую я знал в Бельцингене прямой и стройной, как пальма, теперь сгорбилась, ноги ее подкашивались на каждом шагу, и я предвидел минуту, когда она совсем не будет в состоянии идти.

Ночью непрерывно раздавался отдаленный гул орудий. Это гремела артиллерия в стороне Вердена.

Местность, по которой мы шли, состояла из небольших лесочков и равнин, испещренных многочисленными потоками, представляющими в сухое время года лишь ручейки, легко переходимые вброд. Мы старались по возможности идти под прикрытием деревьев, чтобы труднее было напасть на наш след.

Было 6 сентября, а четырьмя днями ранее, как мы потом узнали, Верден, после геройской защиты под начальством Ворнера (решившего убить себя, но не сдаться), открыл ворота перед 50 000 пруссаков. Взятие этого города позволило союзникам остановиться несколько дней на равнинах Мааса. Герцог Брауншвейгский должен был удовольствоваться взятием Стенэ, между тем как Дюмурье – хитрец! – оставался в Седане, тайно составляя свой план обороны.

Возвращаясь к нашим личным делам, необходимо сказать следующее. Мы не знали, что неделю тому назад 30 августа, Дильон с 8000 человек пробрался между Аргонной и Маасом. Отбросив на один берег реки Клерфайта и австрийцев, занимавших оба берега, он продвигался таким образом, чтобы пройти лесом как можно южнее. Знай мы об этом, так вместо того, чтобы удлинять путь, поднимаясь к северу, продолжали бы идти прямо, встретились бы с войсками Дильона и среди французских солдат обрели бы полнейшую безопасность. Но мы никоим образом не могли узнать об этом движении Дильона, а судьба между тем готовила нам еще не мало испытаний!

На другой день, 7 сентября, мы уничтожили свои последние припасы, так что необходимо было возобновить их во что бы то ни стало. К вечеру мы увидели уединенный домик, стоявший около колодца, на опушке небольшого леса. Колебаться было немыслимо, – я постучал. Нам открыли и мы вошли в домик. Спешу добавить, что мы очутились в семье честного крестьянина.

Прежде всего эти люди сообщили нам, что пруссаки стоят спокойно в своих лагерях, но зато здесь ожидаются австрийцы. Что же касается французов, то слух идет, будто Дюмурье, наконец, покинул Седан, последовал за Дильоном и теперь двигается к югу между Аргонной и Маасом с целью отбросить Брауншвейга по ту сторону границы.

Ниже будет видно, что это была ошибка, но ошибка, к счастью, не причинившая нам вреда.

Приютившие нас крестьяне оказали нам настолько полное гостеприимство, насколько это было возможно при окружавших их ужасных условиях. Очаг запылал ярким огнем, и мы отлично закусили яйцами, жареными сосисками, большим ломтем ячменного хлеба, анисовыми галетками, называемыми в Лотарингии «киш», и зелеными яблоками, а запили все это легким белым мозельвейном.

Вдобавок мы забрали там провизии на несколько дней, причем я не забыл и табак, в котором начинал испытывать недостаток. V Господину де Лоране не без труда удалось уплатить этим людям, что им следовало; обстоятельство это могло служить Жану образчиком французского великодушия и сердечности. Отдохнув за ночь под кровом этих добрых людей, мы вышли на следующий день с рассветом.

Казалось, природа нарочно загромоздила путь всевозможными препятствиями. Тут были обвалы, непроходимые кустарники, трясины, где легко было увязнуть по пояс, и ни одной тропинки, по которой можно было бы с уверенностью идти; кустарники здесь были так же густы, как в тех местах Нового Света, где еще не работал топор пионера. Разница была только в том, что кое-где в дуплах деревьев, выдолбленных в виде ниш, ютились статуэтки Мадонны и святых. Изредка попадались нам навстречу пастухи, козопасы, бродяги, дровосеки в своих фетровых наколенниках, свинопасы, ведущие своих свиней на желудиный корм. Завидя нас, все эти люди тотчас же прятались в чащу, так что нам удалось не более двух раз добыть от них кое-какие сведения.

Порой доносилась стрельба рядами, что указывало на аванпостное сражение.

Между тем, несмотря на препятствия и страшную усталость, не позволявшую нам делать более двух лье в день, мы все-таки продвигались к Стенэ.

Так было 9, 10 и 11 сентября. Путь наш был труден, но, во всяком случае, обеспечивал полную безопасность. Не произошло ни одной неприятной встречи, и нечего было бояться услышать страшное прусское: «Wer da?» (кто идет?).

Избрали мы этот путь в надежде встретить корпус Дюмурье, так как не могли знать, что он пошел южнее, имея в виду занять ущелье Гран-Пре в Аргонском лесу.

Повторяю: по временам до нас долетал гул стрельбы, и когда он был слишком близок, мы останавливались. По-видимому, в то время на берегах Мааса еще не было серьезных сражений, а происходили только нападения на местечки и деревни; на последнее указывали поднимавшиеся иногда из-за деревьев столбы дыма, тогда как ночью лес освещало зарево дальних пожаров.

Наконец, вечером 11 сентября мы решили не идти к Стенэ, а направиться прямо в Аргону.

На следующий день проект этот был приведен в исполнение. Мы едва тащились, поддерживая друг друга. Душа болела при виде этих бедных женщин, когда-то таких бодрых и энергичных, теперь же бледных, бессильных! Одежда их, ободранная колючими кустарниками, висела клочками, между тем как они плелись друг за другом в полном изнеможении.

Около полудня подошли мы к вырубленному лесочку, позволявшему видеть вдаль на большое расстояние.

Здесь недавно было сражение. На земле лежали трупы. Я узнал этих мертвецов по синим мундирам с красными отворотами, по белым гетрам и крестообразной перевязи; они были так не похожи на пруссаков в мундирах небесного цвета или на австрийцев в белой форме и остроконечных шапках.

Это были французы, добровольцы, которых, вероятно, внезапно застигла какая-нибудь колонна Клерфайта или Брауншвейга. Они пали не без борьбы: возле них лежали немцы и даже пруссаки в своих кожаных киверах с цепочкой.

Приблизившись, я с ужасом глядел на эти трупы; я никогда не мог привыкнуть к виду поля сражения.

Вдруг из груди моей вырвался крик.

Господин де Лоране, госпожа Келлер, сын ее, Марта, сестра, стоявшие за деревьями шагах в пятидесяти от того места, где я находился, смотрели на меня, не решаясь выйти на открытую полянку.

Жан тотчас подбежал ко мне.

– В чем дело, Наталис?

Как я раскаивался в своем неумении владеть собой! Я хотел удалить Жана, но было поздно. Он в ту же минуту понял причину моего волнения.