Страница 107 из 114
– Да… Это сумка… Давай! – приказал мавр, налагая руку на драгоценную сумку, которая висела у Томпсона через плечо.
Последний инстинктивно сделал движение назад, но два африканца тотчас же бросились на Томпсона и в мгновение ока освободили его от драгоценной ноши.
Шейх открыл отобранную сумку. В глазах его блеснула радость.
– Хорошо! Очень хорошо! – воскликнул он.
Вслед за Томпсоном Пипербом из Роттердама выступил со своей громадной фигурой. Он не был нисколько взволнован. Спокойно пускал он, по обыкновению, огромные клубы дыма из своей трубки и любопытно посматривал вокруг своими маленькими глазами.
Шейх с минуту смотрел на русого великана с явным удивлением.
– Твое имя? – спросил он.
– Ik begryp met, waty van my wilt, Mynheer de Cheik, maar ik verondenstel dat u wensht te weten welke myn naat is en uit welk land ik been. Ik been de Heer Van Piperboom, en womm te Rotterdam, een der voornaanete steden van Nederland.[16]
Шейх напрягал слух.
– Твое имя? – настаивал он.
– Ik been de Heer Piperboom nit Rotterdam,[17] – повторил голландец.
Шейх пожал плечами и продолжал обходить своих пленников, не удостоив ответом грациозного поклона, отвешенного ему толстяком.
Повторение тех же вопросов не утомляло мавра. Он ставил их всем., внимательно выслушивая ответы. Никто не избежал его терпеливого опроса.
Между тем в силу ли необъяснимой рассеянности или предумышленно, нашелся один, которого он не счел нужным расспрашивать, и это был Джек Линдсей.
Алиса, следя взором за рядом потерпевших крушение, с удивлением увидела, как ее деверь смешался с другими. С этих пор она не упускала его из виду и с беспокойством заметила, что он не подчинился общему правилу – шейх не подходил к нему и ни о чем не расспрашивал.
Отлучка Джека Линдсея, его возвращение, равнодушие мавританского шейха – все эти факты вместе поселили в душе Алисы беспокойство, которое она при всей своей энергии едва сдерживала.
По окончании допроса шейх удалился к своим, когда капитан Пип смело заградил ему дорогу.
– Не хочешь ли сказать мне теперь, что намерен ты сделать с нами? – снова спросил он его с флегматичностью, которой ничто не могло нарушить.
Шейх нахмурил брови, потом в ответ на вопрос небрежно покачал головой.
– Да, – сказал он. – Те, кто уплатят выкуп, получат свободу.
– А другие?
– Другие!.. – повторил мавр. Широким жестом он указал на горизонт.
– Африка нуждается в рабах, – заметил он. – У молодых – сила, у старых – мудрость.
Отчаяние охватило потерпевших кораблекрушение. Так, значит, смерть или разорение – вот что их ожидает.
Среди всеобщего уныния Алиса хранила бодрость, которую черпала в полной вере в Робера. Он достигнет французских аванпостов! Он освободит в назначенный час своих товарищей по несчастью! В этом отношении в ней не зарождалось никакого сомнения.
Уверенность, естественно, обладает большой силой убеждения, и ее упорная вера заронила бодрость в эти угнетенные души.
Но какова была бы эта уверенность, уже и без того полная, если бы она была на месте капитана Пипа. Около восьми часов утра капитан Пип, к неописуемой своей радости, которую постарался поскорее подавить, увидел Артемона.
Умный пес, вместо того чтобы прибежать как бешеный, долго шатался сначала вокруг лагеря как ни в чем не бывало и потом осторожно скользнул туда.
Капитан жадно подхватил на руки Артемона и под влиянием волнения, вздымавшего его сердце, наградил умное животное той же лаской, которой подбодрил его при уходе и к которой до сих пор не приучил его. С первого же взгляда он заметил исчезновение записки и из этого обстоятельства вывел заключение, что она доставлена по назначению.
Одно соображение, однако, испортило ему радость. Отправившись в час и возвратившись в восемь часов утра, Артемон, следовательно, употребил семь часов на пробег в оба конца расстояния, отделявшего потерпевших кораблекрушение от Робера Моргана. Последний после полутора дневной ходьбы удалился, значит, самое большее на тридцать километров. Тут крылась тайна, которая была способна смутить самую уравновешенную душу, – тайна, которую капитан старался не сообщать своим товарищам.
Последние, понемногу успокоившись, постепенно возвращались к надежде, которую люди оставляют только вместе с жизнью, и двенадцатое и тринадцатое июня прошли довольно спокойно.
Эти дни мавры употребили на то, чтобы окончательно разграбить «Санта-Марию» и даже снять с судна все, что было возможно: куски железа, инструменты, винты, болты, также составили для них неоценимые сокровища.
Четырнадцатого июля эта работа была закончена, и мавры приступили к ряду приготовлений, возвещавших скорый уход. Очевидно было, что завтра же придется оставить морской берег, если не подоспеет выручка.
День этот оказался долгим для несчастных туристов. Робер, согласно своему обещанию, должен был вернуться еще накануне. Даже если считаться со всеми трудностями подобного путешествия, промедление это становилось неестественным. За исключением капитана, который не высказывался и предоставлял своим товарищам бесплодно шарить глазами на горизонте к югу, все казались удивленными. Скоро, однако, пленники пришли в раздражение и не стеснялись сетовать на Робера. Зачем, собственно, ему возвращаться? Теперь, когда он, вероятно, в безопасности, было бы очень глупо, если бы он подвергал себя новым опасностям.
Душа Алисы не знала такой неблагодарности и такой слабости. Чтобы Робер изменил – подобного подозрения даже не возникало у нее. Может быть, он умер?
Это возможно. Но тотчас же что-то запротестовало в ней против такого предположения, и, допустив его на минуту, она еще более утвердилась в своей непоколебимой и прекрасной вере в счастье и в жизнь.
Между тем весь день прошел, ничем не оправдав ее оптимизма, и то же самое было в следующую ночь. Солнце взошло, не принеся никакой перемены в положение потерпевших крушение.
На рассвете мавры нагрузили верблюдов, и в семь часов утра шейх дал сигнал к отъезду. Один взвод всадников выстроился впереди, остальные следовали гуськом с двух сторон, так что пленникам безропотно оставалось лишь покориться.
16
Не понимаю, что вам угодно, господин шейх, но думаю, что вы хотите знать, как мое имя и из какой я страны. Я-господин Ван-Пипербом, живу в Роттердаме, известном нидерландском городе.
17
Я – Ван-Пипербом из Роттердама.