Страница 2 из 27
Долго ли, коротко ли продолжалось падение, Дороти не знала. От удивления и испуга она потеряла счет времени. Постепенно, поборов страх, она решилась заглянуть вниз, в черную бездну. Совсем рядом маячили смутные очертания лошади: задранная кверху голова, стоящие торчком уши, длинные ноги, растопыренные в разные стороны. Посмотрев вбок, Дороти обнаружила, что мальчик, онемевший от страха, как и она сама, попрежнему сидит рядом.
Дороти вздохнула с некоторым облегчением. Худшего, кажется, удалось избежать. Наоборот, начиналось новое приключение, обещающее оказаться не менее странным и чудесным, чем те, что ей пришлось уже пережить.
При этой мысли девочка ободрилась и еще раз выглянула из коляски, чтобы узнать, откуда исходит странное свечение, все более разгонявшее мутную мглу. Далеко внизу она заметила шесть огромных сияющих шаров, как бы висевших в воздухе. Средний, самый крупный, был белого цвета и похож на солнце. Вокруг него располагались лучами звезды остальные пять: розовый, фиолетовый, желтый, голубой и оранжевый. От этого роскошного семейства разноцветных светил расходились во все стороны радужные лучи. По мере того как лошадь с коляской, Дороти и Зебом опускалась все ниже, лучи становились все ярче. Они переливались нежнейшими оттенками, заполняя все окружающее пространство ослепительной, волшебной, красочной игрой света.
От изумления Дороти потеряла дар речи и молча смотрела, как одно ухо у Джима становится фиолетовым, а другое розовым, хвост окрашивается в желтый цвет, а туловище — в голубые и оранжевые полоски, не хуже, чем у зебры. Она оглянулась на Зеба, чье лицо стало голубым, а волосы розовыми, и растерянно хихикнула:
— Вот смехота!…
Мальчик и сам смотрел на нее во все глаза. Через лицо Дороти пролегла зеленая полоса, потом одна половинка оказалась голубой, другая — желтой. Тут, пожалуй, испугаешься.
— Н-не в-в-вижу н-ничего смешного! — заикаясь, пробормотал Зеб.
В этот момент коляска качнулась и вместе с лошадью плавно перевернулась набок. Они, однако, продолжали падать, так что дети не ощутили особой разницы, оставшись сидеть в коляске на своих местах. Затем они опрокинулись вверх дном и продолжали медленно кувыркаться, пока не вернулись наконец в первоначальное положение. В течение всего этого времени Джим отчаянно дрыгал и молотил в воздухе ногами, а когда они оказались опять ниже головы, выдохнул с облегчением:
— Ну, так-то лучше!
Дороти и Зеб удивленно переглянулись.
— Твой конь умеет разговаривать? — спросила Дороти.
— Раньше я за ним такого не замечал, — отозвался мальчик.
— Это первые слова в моей жизни, — проговорил конь, — а откуда они у меня взялись — не могу вам объяснить, и не просите. В хорошенькую передрягу вы меня втянули, нечего сказать.
— Мы ведь и сами в нее попали, — примирительно произнесла Дороти. — Не волнуйся, очень скоро это чем-нибудь да закончится.
— Еще бы, — проворчал конь, — боюсь только, конец будет не из веселых.
Зеба била дрожь. Все происходящее было ужасно, фантастично и решительно не укладывалось в голове — легко ли тут не пасть духом!
Вскоре они приблизились почти вплотную к пылающим цветным светилам и проплыли мимо них. Свет стал такой яркий и так резал глаза, что дети закрыли лица руками, чтобы не ослепнуть.
Жара, однако, совсем не ощущалось, и, когда верх коляски укрыл их от пронзительных лучей, мальчик и девочка снова смогли открыть глаза.
— Должны же мы когда-то добраться до дна, — сказал Зеб с глубоким вздохом. — Не можем мы падать вечно.
— Конечно, нет, — согласилась Дороти. — Думаю, мы теперь примерно посередине Земли и не иначе как вот-вот выпадем с противоположной стороны. Ничего себе дыра, а?
— Здорово глубокая, — поддакнул мальчик.
— Там внизу что-то виднеется, — объявил вдруг конь. При этих словах оба пассажира выглянули из коляски и посмотрели вниз. И точно, под ними, уже не особенно далеко, лежала земля. Но падали они теперь очень медленно — так медленно, что это едва ли можно было назвать падением, — и поэтому у них было предостаточно времени, чтобы успокоиться и оглядеться вокруг.
Под ними лежали равнины и горы, озера и реки, очень похожие на те, что встречаются на поверхности Земли, однако вся панорама была чудно окрашена пестрыми лучами шести светил. Тут и там виднелись группы домов, сооруженных, похоже, из чистого стекла — уж очень ярко они блестели.
— Я уверена, что бояться нам пока нечего, — бодро сказала Дороти. — Мы спускаемся так медленно, что не можем разбиться при приземлении, а местность премиленькая.
— Но мы же никогда не вернемся домой, — простонал Зеб.
— А ты не загадывай, — возразила девочка, — да и стоит ли об этом беспокоиться теперь, Зеб? Сделать мы все равно пока ничего не можем, а ведь нет ничего глупее, чем горевать понапрасну.
Мальчик замолчал, вполне убежденный столь разумными словами, и вскоре оба, забыв обо всем, уже разглядывали странные картины, развертывающиеся перед ними. Они падали прямо в центр большого города, в котором было много высоких зданий со стеклянными башнями и остроконечными шпилями. Шпили напоминали наконечники огромных копий, и упасть на один из них было бы куда как несладко.
Джим тоже тревожно поглядывал вниз, от страха прядая ушами. Дороти и Зеб затаили дыхание в ожидании неминуемой развязки. Но ничего страшного не произошло: они плавно опустились на широкую плоскую крышу, и на том полет завершился.
Когда Джим ступил наконец на твердую поверхность, ноги у бедняги едва не подкосились. Но Зеб тотчас выпрыгнул из коляски, правда, так поспешно и неловко, что задел ногой клетку Дороти — та выпала и покатилась по крыше. Дно у нее отвалилось, и из перевернутой клетки вылез розовый котенок. Он уселся на стеклянной крыше, сладко зевнул и замигал круглыми глазами.
— А вот и Эврика, — обрадовалась Дороти.
— Впервые в жизни вижу розового котенка, — заявил Зеб.
— Эврика не розовый, а белый. Он только кажется розовым в этом чудном свете.
— Где мое молоко? — осведомился котик, заглядывая снизу вверх в лицо Дороти. — Я умираю от голода.
— Ах, Эврика, неужели и ты умеешь разговаривать?
— Разговаривать? А я разве разговариваю? Боже милостивый, и впрямь! Ну не смешно ли?
— Все здесь какое-то невсамделишное, — степенно рассудил Зеб. — Животным не положено разговаривать. А вот поди ж ты, старина Джим и тот вдруг заговорил.
— Не вижу тут ничего невсамделишного, — грубовато отозвался Джим. — Во всяком случае, это не менее всамделишное, чем все, что нас здесь окружает. Но что с нами будет дальше?
— Понятия не имею, — ответил мальчик, с любопытством осматриваясь.
Дома в городе были целиком из стекла, такого чистого и прозрачного, что сквозь стены можно было смотреть, как сквозь окна. Под крышей, на которую они приземлились, Дороти видела комнаты и в них по углам кучи каких-то странных предметов.
За спиной у детей в крыше была пробита огромная дыра. Вокруг валялись груды осколков. Ближайший к ним шпиль лишился наконечника. Стены других зданий были рассечены трещинами, кое-где отколоты углы, но даже и это не могло их совсем лишить былого великолепия. Радужные лучи шести солнц мягко освещали стеклянный город, окрашивая его строения в нежные и мягкие, радующие глаз цвета.
С момента высадки путешественников ни один звук не нарушил тишины, кроме их собственных голосов. Они начали уже гадать, куда подевались обитатели прекрасного подземного города, как вдруг через дыру в соседней крыше вылез человек. Он был невысок ростом, хорошо сложен, лицо имел спокойное и безмятежное, как будто нарисованное. Одежда ловко сидела на нем; пошитая из красивой ярко-зеленой ткани, она переливалась всеми цветами радуги, то ли на солнце, то ли еще и сама по себе.
Человек сделал один или два шага по стеклянной крыше и тут, заметив чужеземцев, резко остановился. На его спокойном лице не отразилось ни страха, ни удивления, хотя он был, наверное, и поражен и напуган. Когда же взгляд его упал на нескладную фигуру лошади, он повернулся кругом и торопливо зашагал к дальнему краю крыши, не отрывая, однако, глаз от невиданного животного.