Страница 9 из 134
Он же в печали сказал: "Но все-таки вы пропоете
Вашим горам про меня! Вы, дети Аркадии, в пенье
Всех превзошли. Как сладко мои упокоятся кости,
Ежели ваша свирель про любовь мою некогда скажет!
35 Если б меж вами я жил селянином, с какой бы охотой
Ваши отары я пас, срезал бы созревшие гроздья.
Страстью б, наверно, пылал к Филлиде я, или к Аминту,
Или к другому кому, – не беда, что Аминт – загорелый.
Ведь и фиалки темны, темны и цветы гиацинта.
40 Он бы со мной среди ветел лежал под лозой виноградной,
Мне плетеницы плела б Филлида, Аминт распевал бы.
Здесь, как лед, родники, Ликорида, мягки луговины,
Рощи – зелены. Здесь мы до старости жили бы рядом.
Но безрассудная страсть тебя заставляет средь копий
45 Жить на глазах у врагов, при стане жестокого Марса.
Ты от отчизны вдали – об этом не мог я и думать! –
Ах, жестокая! Альп снега и морозы на Рейне
Видишь одна, без меня, – лишь бы стужа тебя пощадила!
Лишь бы об острый ты лед ступней не порезала нежных!
50 Я же достану свирель, стихом пропою я халкидским[97]
Песни, которые мне сицилийский передал пастырь.
Лучше страдать мне в лесах, меж берлогами диких животных,
И, надрезая стволы, доверять им любовную нежность.
Будут стволы возрастать, – возрастай же с ними, о нежность!
55 С нимфами я между тем по Меналу странствовать буду,
Злобных травить кабанов, – о, мне никакая бы стужа
Не помешала леса оцеплять парфенийские[98] псами.
Вижу себя, – как иду по глухим крутоярам и рощам
Шумным. Нравится мне пускать с парфянского лука
60 Стрелы Цидонии[99], – но исцелить ли им яростный пыл мой?
Разве страданья людей жестокого трогают бога?
Нет, разонравились мне и гамадриады[100], и песни
Здешние. Даже и вы, о леса, от меня отойдите!
Божеской воли своим изменить мы не в силах стараньем!
65 Если бы даже в мороз утоляли мы жажду из Гебра[101]
Или же мокрой зимой подошли к берегам Ситонийским[102],
Иль, когда сохнет кора, умирая, на вязе высоком,
Мы эфиопских овец пасли под созвездием Рака.
Все побеждает Амур, итак – покоримся Амуру!"
70 О Пиериды, пропел ваш поэт достаточно песен,
Сидя в тени и плетя из проскурников гибких кошелку.
Сделайте так, чтоб они показались ценными Галлу,
Галлу, к кому, что ни час, любовь моя так возрастает,
Как с наступленьем весны ольховые тянутся ветки.
75 Встанем: для тех, кто поет, неполезен сумрак вечерний,
Где можжевельник – вдвойне; плодам он не менее вреден.
Козоньки, к дому теперь, встал Геспер, – козоньки, к дому!
Георгики
Книга первая
Как урожай счастливый собрать, под какою звездою
Землю пахать, Меценат, и к вязам подвязывать лозы
Следует, как за стадами ходить, каким попеченьем
Скот разводить и каков с бережливыми пчелами опыт,
5 Стану я здесь воспевать. Ярчайшие светочи мира,
Вы, что по кругу небес ведете бегущие годы,
Либер с Церерой[103] благой! Через ваши деяния почва
Колосом тучным смогла сменить Хаонии[104] желудь
И обретенным вином замешать Ахелоевы чаши![105]
10 Также и вы, для селян божества благодатные, фавны[106]!
С фавнами вместе сюда приходите, о девы дриады!
Ваши дары я пою. И ты, кто ударом трезубца
Из первозданной земли коня трепетавшего вывел,
Грозный Нептун![107] И ты, покровитель урочищ,[108] где щиплют
15 Триста коров белоснежных траву среди зарослей Кеи[109]!
Рощи покинув свои, Ликея тенистые склоны,
Пан, блюститель овец, приди, коли помнишь свой Мёнал,
Вудь благосклонен ко мне, о тегеец! Минерва, маслину[110]
Нам подарившая! Ты, о юноша, нам показавший
20 Плуг,[111] и Сильван, кипарис молодой несущий с корнями!
Боги, богини! Вы все, которых о поле забота!
Вы, что питаете плод, чье было не сеяно семя,
Вы, что обильно с небес дождем поливаете всходы!
25 Ты, наконец, – как знать, какие собранья бессмертных
Вскоре воспримут тебя, – города ли увидеть, о Цезарь[112],
Иль все пределы земли пожелаешь, иль целой вселенной
Ты, как земных податель плодов и властитель погоды,
Будешь смертными чтим, материнским увенчанный миртом[113]?
Станешь ли богом морей беспредельных, и чтить мореходы
30 Будут тебя одного, покоришь ли ты крайнюю Фулу[114],
Куплен ли Тефией[115] будешь в зятья за все ее воды,
Новой примкнешь ли звездой к медлительным месяцам лета
Меж Эригоной и к ней простертыми сзади Клешнями?
Их Скорпион пламенеющий сам добровольно отводит,[116]
35 Освобождая тебе в небесах пространства избыток.
Кем ты ни будь (назвать царем тебя Тартар[117] не смеет,
Ты не сгораешь и сам столь сильною жаждою власти,
Хоть Элизийским полям[118] дивятся исстари греки,
И не спешит выходить Прозерпина на зов материнский),[119]
40 Легкий даруй нам ход, начинаньям способствуй отважным
И, пожалев поселян, еще не знакомых с дорогой,
Нас предводи, наперед призывания наши приемля.
Ранней весною, когда от седых вершин ледяная
Льется вода и земля под Зефиром[120] становится рыхлой,
45 Пусть начинает стенать, со вдавленным двигаясь плугом,
Вол, и сошник заблестит, добела бороздою оттертый.
Нива ответит потом пожеланьям селян ненасытных,
Ежели два раза жар испытает и два раза холод.[121]
Жатвы такой ожидай, что будут ломиться амбары!
50 Но перед тем, как взрезать начнем незнакомое поле,
Надобно ветры узнать и различные смены погоды,
Также отеческих мест постигнуть обычай и способ;
Что тут земля принесет и в чем земледельцу откажет:
Здесь счастливее хлеб, а здесь виноград уродится.
55 Здесь плодам хорошо, а там зеленеет, не сеян,