Страница 5 из 19
Мелье прикрыл глаза, в поисках вдохновения. Потом он произнес:
– Это был яд. Мощный яд с замедленным действием. Типа цианида, помещенного в карамель. Карамель тает в желудке, высвобождая свое смертоносное содержимое. Это как химическая бомба замедленного действия. Ведь ты говоришь, он был химиком?
– Да, работал в Компании общей химии.
– Значит, Себастьену Сальта не составило бы труда изготовить такое орудие убийства.
Для Каюзака это прозвучало не совсем убедительно.
– Почему же тогда у них такие испуганные лица?
– Боль. Когда цианид попадает в желудок, это мучительно. В тысячу раз хуже язвы.
– Я могу понять, что Себастьен Сальта покончил с собой, – все еще с сомнением возразил Каюзак, – но зачем ему было убивать своих братьев, им-то ничего не грозило?
– Чтобы избавить их от банкротства. Давно известный человеческий рефлекс, увлечь на смерть всю семью. В Древнем Египте фараонов хоронили с женами, слугами, животными и мебелью. Одному туда отправляться страшно, вот и тащат за собой своих близких...
На этот раз слова комиссара показались инспектору вполне убедительными. Хотя это и выглядело чересчур просто и мерзко. Тем более что только версия самоубийства вполне объясняла отсутствие чужих следов.
– Итак, подвожу итог, – продолжил Мелье. – Почему все закрыто? Потому что все произошло внутри. Кто убийца? Себастьен Сальта. Каким орудием? Ядом замедленного действия собственного изготовления! Какой мотив? Отчаяние, невозможность расплатиться с огромными карточными долгами.
Эмиль Каюзак больше ни о чем его не спрашивал. Неужели эту загадку, которую газеты окрестили «триллером лета», было так легко разгадать? И даже безо всяких экспертиз, очных ставок, поисков улик – без всех этих атрибутов профессии. Репутация комиссара Мелье не оставляла места сомнению. В любом случае, его рассуждения давали единственно возможное объяснение произошедшего.
Подошел полицейский:
– Эта журналистка из «Воскресного эха» все еще здесь, она хочет взять у вас интервью. Она ждет уже больше часа и требует...
– Хорошенькая? Полицейский кивнул:
– Даже «очень хорошенькая». Думаю, она евразийка.
– Да? И как ее зовут? Чунг Ли или Манг Синанг? Полицейский возразил:
– Вовсе нет. Летиция Вэль или что-то в этом роде.
Жак Мелье призадумался, потом взглянул на наручные часы:
– Скажите этой дамочке, что, к сожалению, у меня нет времени. Сейчас время моей любимой передачи «Ловушка для мысли». Знаешь такую, Эмиль?
– Слышал, но ни разу не видел.
– Это ты зря! Такая мозговая тренировка полезна для всех детективов.
– Ну, для меня, знаешь ли, поздновато. Полицейский кашлянул:
– Так что с этой журналисткой из «Воскресного эха»?
– Передайте ей, что позже в Центральном агентстве прессы я сделаю заявление. Ей придется черпать вдохновение там.
Полицейский позволил себе маленький дополнительный вопрос:
– А что с этим делом, вы уже нашли разгадку?
Жак Мелье разочарованно улыбнулся, как специалист, перед которым поставили слишком простую задачу. Однако ответил:
– Двойное убийство и самоубийство, и во всех случаях отравление. Себастьен Сальта погряз в долгах, вот и решил покончить с этим раз и навсегда.
Затем комиссар попросил всех покинуть помещение. Он сам погасил свет и закрыл дверь.
Место преступления опустело. Красные и голубые уличные неоны отражались на покрытых воском трупах. Замечательное решение комиссара Мелье лишило их трагической ауры. Трое умерших от отравления – только и всего.
Там, где проходил Мелье, тайна исчезала.
Еще один факт – и только. Три реальные фигуры, озаряемые разноцветными вспышками. Трое застывших мужчин, напоминали мумифицированные тела жителей Помпей.
Однако оставалось еще нечто необъяснимое: маска полнейшего ужаса, исказившая лица, казалось, свидетельствовала, что они видели кое-что пострашнее извержения Везувия.
9. Наедине с черепом
103683-й смирился. Он напрасно сидит в засаде. Прекрасная новорожденная бабочка так и не вернулась. Муравей шлепает по брюшку волосатой лапкой и ползет к концу ветки, чтобы забрать хотя бы пустой кокон. Такая вещь всегда пригодится в муравейнике. Пустой кокон может послужить амфорой для медвяной росы или переносной флягой.
103683-й чистит антенны, двигая ими со скоростью 12 000 вибраций в секунду, и проверяет, нет ли поблизости чего-нибудь интересного. Ни тени добычи. Ничего хорошего.
103683-й – рыжий муравей из Федерального города Бел-о-кана. Ему полтора года, что соответствует сорока людским годам. Его каста – каста бесполых солдат-исследователей. Он высоко держит свои антенны. Посадка шеи и груди выдает решительный характер. Одна из коленных щеточек-шипов сломана, но остальные механизмы все еще в превосходном состоянии, хотя бока исполосованы царапинами.
Маленькие полусферические глаза смотрят на мир через сеть окулярных фасеток. Широкоугольное зрение. Он может видеть перед собой, за собой и над собой одновременно. В окрестностях ничего не движется. Хватит терять здесь время.
Он спускается с куста, перебирая лапками, на кончиках которых имеются присоски. Эти маленькие жилистые подушечки выделяют липкое вещество, которое и позволяет муравью передвигаться по совершенно гладким поверхностям, даже по вертикали, даже вниз головой.
103683-й по запаху отыскивает дорожку и направляется к Городу. Трава вокруг вздымается, как высокий строевой лес. Множество белоканских рабочих бегут по тому же обонятельному пути. В некоторых местах дорожные рабочие проложили ходы под землей, чтобы пешеходам не мешали солнечные лучи.
Какой-то слизняк по рассеянности заползает на муравьиную тропку. Солдаты тут же прогоняют его уколами мандибул. Потом счищают с дороги оставленную им слизь.
103683-му встречается странное насекомое. У него всего одно крыло, и то волочится по земле. При ближайшем рассмотрении это оказывается муравей, который тащит крыло стрекозы. Приветствия. Этому охотнику повезло больше. Вернуться ни с чем или принести кокон бабочки – это примерно одно и то же.
Постепенно вырисовываются контуры Города. Потом небо исчезает совсем. Видна только гора из веточек.
Это Бел-о-кан.
Основанный пропавшей королевой (Бел-о-кан означает «Город заблудившегося муравья»), он выстоял под грозными межмуравьиными войнами, ураганами, термитами, осами, птицами, гордый Город Бел-о-кан живет уже более пяти тысяч лет.
Бел-о-кан – это центральная штаб-квартира рыжих муравьев Фонтенбло.
Бел-о-кан – это самая большая политическая сила региона.
Бел-о-кан – муравейник, где зародилось эволюционное мирмекийское движение.
Каждая угроза делает его еще сплоченней. Каждая война повышает его боеспособность. Каждое поражение делает всех мудрее.
Бел-о-кан – Город с тридцатью шестью миллионами глаз, ста восемью миллионами лапок, восемнадцатью миллионами голов с мозгами. Живой и прекрасный.
103683-му знакомы все его перекрестки, все подземные мосты. В детстве он бывал в залах для выращивания белых грибов, в загонах, где доят стада тли, и в залах, где с потолка свисают неподвижные особи-цистерны. Он пробегал по коридорам Закрытого города – его когда-то прорыли термиты в сосновом лесу. Был свидетелем всех улучшений, введенных новой королевой Шли-пу-ни – его давней подругой по приключениям.
«Эволюционное движение» придумала Шли-пу-ни. Она отказалась от титула новой королевы Бело-кью-кьюни во имя создания собственной династии – династии королев Шли-пу-ни. Она ввела новую метрическую систему: теперь условное измерение пространства это не голова (3 мм), а шаг (1 см). Поскольку теперь жители Бел-о-кана стали путешествовать на более дальние расстояния, то укрупнение единицы измерения напрашивалось само собой.
В рамках эволюционного движения Шли-пу-ни построила Химическую библиотеку, а главное – впустила различные виды комменсалов[5] и изучает их для создания новых феромонов по зоологии. Особое внимание она уделяет приручению летающих и водоплавающих насекомых. Скарабеев и плавунцов...
5
Комменсал (позднелат. commensalis, от лат. com (cum) – совместно, сообща и mensa – стол), сотрапезник, нахлебник, один из совместно живущих (постоянно или временно) организмов другого вида, извлекающий из этого известную пользу и не причиняющий другому организму вреда.