Ускользающие улики

Розаменд открыла, едва Крейг постучал в дверь. Если у него были те же опасения, что и у мисс Силвер, они тотчас развеялись. Розаменд была в той же голубой кофте, которую надевала на чаепитие у миссис Мерридью.

Пускай она была не совсем новой, но она очень ей шла и замечательно подчеркивала сапфировую синеву ее глаз. На Крейга лилось их лучистое тепло.

— Мисс Силвер приехала специально на наше бракосочетание, — сказал он.

Розаменд тотчас повернулась к ней и радостно протянула обе руки:

— Как это великодушно с вашей стороны — очень, очень великодушно!

Дженни чувствовала себя почти королевой: на ней были юбка и кофта старшей сестры. Все ее платьица давно были слишком коротки, а в таком виде на бракосочетание собственной сестры идти не хотелось. Правда, вещи Розаменд тоже старенькие, но коричневая юбка мягко облегает фигуру и длинная, совсем как у взрослых. И пусть она из старого твида, и кофта тоже коричневая, но этот цвет замечательно сочетается с золотистыми волосами. Но вот странно: когда мисс Силвер взглянула на нее, Дженни захотелось заплакать.

В регистрационное бюро они ехали в машине Крейга.

Дженни решила, что вот так выходить замуж очень скучно. Как красиво смотрелась бы Розаменд в белом платье со шлейфом и летящей вуалью. А Дженни была бы подружкой невесты, тоже в белом платье и в веночке из нежных цветов. А в церкви — орган, пение, множество цветов. Эта же церемония, увы, совсем не такая интересная, как надеялась Дженни. Не успела она еще решить, надела бы венок из подснежников и плюща или из гиацинтов, а регистратор уже произнес:

— Позвольте мне, миссис Лестер, первым поздравить вас.

И на этом все закончилось.

Крейг и Розаменд даже не поцеловались, просто переглянулись. Но было в их взглядах что-то удивительное, тронувшее Дженни почти до слез. Нет, не цветы, не белое платье, не музыка создают романтику. Это что-то другое, что-то связывающее людей, вступающих в брак. И лишь на миг — когда Крейг посмотрел на Розаменд, а она ответила на его взгляд, — Дженни увидела это что-то.

Глава 45

— Она, по-моему, вообще никогда не умолкнет, — пожаловался Фрэнк Эбботт. — Это весьма утомительно. Ее увели в изолятор, а она все говорит и говорит. Обо всем, что творила последние двадцать лет, во всех подробностях.

Мисс Силвер вздохнула.

— Ужасный случай.

Уже наступил вечер этого насыщенного событиями дня.

Они сидели в столовой Белого коттеджа: Фрэнк развалился в самом большом кресле, а мисс Силвер сидела прямо, держа на коленях свое вязанье. Миссис Мерридью все еще была у Люси Каннингэм и собиралась оставаться там до тех пор, пока та не уснет. Рядом с Фрэнком на столе стоял поднос с кофе, в камине уютно потрескивал огонь.

— Знаете, — заговорил он, — начальник полиции не поверил своим ушам. Сказал, что она сошла с ума, и все эти кошмары — лишь горькая фантазия расстроенного ума.

Даже предъявленные рубины его не убедили. Род Крю обитал в Крю-хаус три сотни лет, не могут они быть преступниками и так далее и тому подобное. Если кто и был главным злодеем, так это Генри Каннингэм. Каннингэмы, как вам известно, живут здесь только тридцать лет, а что касается Сэлби, этого случайно забредшего сюда лондонца, от него, естественно, всего можно ожидать. Странно, верно? Ведь он и так очень состоятельный человек. Но чтобы хотя бы заподозрить Крю — тут начальник ни в какую. Представители старинного рода не способны на преступление, и точка.

Рейтузы для маленькой Джозефины были уже почти готовы. Шерсти должно было как раз хватить. Мисс Силвер спросила:

— Ну, умоляю, расскажи, как же ты его убедил?

Фрэнк налил себе еще кофе и положил в чашку огромное количество сахара.

— Что ж, когда она сказала, что труп Мэгги Белл находится в старом песчаном карьере прямо у обочины второй дороги к Мэлбери, и его нашли в зарослях крапивы и куманики, шеф сдался. Оставалось либо объявить ее ясновидящей, либо наконец смириться с фактом, что она помогала закапывать туда труп. Она рассказывала нам с такой гордостью, как перехватила Мэгги на ее пути к Хантам и уговорила сесть в машину Сэлби якобы для того, чтобы объяснить все насчет записки для матери Флорри. После чего Сэлби жахнул ее по голове, а потом закопал в карьере. А из-за чего? Из-за того, что Генри беспечно оставил краденые алмазы на виду, а вернувшись в кабинет, застал глазевшую на них Мэгги. Естественно, после этого необходимо было ее убрать, что Сэлби с Лидией и сделали. Как я понял. Генри они об этом не сообщили. Он лишь занимался упаковкой драгоценностей в свои чучела.

— Именно так. Мистер Лестер и я слышали, как она уверяла его, что Мэгги просто уехала, поскольку жизнь в деревне ей опостылела, а мисс Холидей покончила с собой. Он чувствовал: что-то тут не то. Но позволил себя убедить. Слабый человек, целиком и полностью ей покорился.

Фрэнк допил кофе и поставил чашку.

— Конечно, всех запутало первоначальное предположение, что исчезновение Мэгги Белл как-то связано с утечкой информации из Доллинг-грейндж. Если бы Мэгги не работала у Каннингэмов, а Николас, в свою очередь, не был причастен к строго секретным разработкам, эти события никогда бы не связали. Но службе безопасности исчезновение Мэгги не давала покоя, они рассматривали его именно под этим углом. К примеру, они навели справки о Сэлби и обнаружили, что они с братом владели вполне приличным гаражом, ну и все. Если бы эти ребятки даже докопались до того — а они этого не сделали, — что отец миссис Сэлби в свое время владел небольшой ювелирной мастерской, а потом завещал ее дочери, то им бы это все равно ни о чем не сказало. А ведь именно там сообщники продолжали обделывать темные делишки. Миссис Сэлби ничего об этом не ведала — похоже, Сэлби прибрал к рукам ее наследство. Он подыскал очень расторопного и ловкого поддельщика-ювелира, французского еврея-беженца, и они занялись изготовлением подделок. Вот что мне хотелось бы узнать — как вы до этого доехали?

Мисс Силвер покоробило последнее слово, и она продемонстрировала это легким покашливанием. Фрэнк послал ей воздушный поцелуй.

— Мои извинения и сожаления! Общение с весельчаками пагубно для хороших манер. У моего кузена плачевный словарный запас. Учитывая сию уважительную причину, смею надеяться, вы смилостивитесь и обо всем мне расскажете.

Мисс Силвер улыбнулась прощающей улыбкой.

— Милый мой Фрэнк, ты говоришь излишне изысканно. Что же ты хочешь знать?

— Как вы догадались о подделке камней?

Ее спицы продолжали мерно позвякивать. Она снова подтянула клубок вишневой шерсти.

— Это не так уж легко объяснить. Мисс Крю мне сразу очень не понравилась. И к тому же у нее были довольно странные отношения с семьей Каннингэмов, и давние. Они с Генри были когда-то помолвлены. Миссис Мерридью сказала мне, что Лидия всегда была властной и очень уж его подавляла. Однажды у одной дамы пропала редкая драгоценность при обстоятельствах, весьма щекотливых для мистера Каннингэма, и он уехал за границу, тем самым укрепив подозрения в свой адрес. Он вернулся лишь через двадцать с лишним лет совсем другим. Это был тихий и робкий отшельник, увлеченный только естествознанием. Лидия Крю настойчиво старалась подчеркнуть, что между ними все кончено. Даже не делала вид, что не замечает его при встрече на улице. Именно так она повела себя, когда шла сюда на чай. Миссис Мерридью очень это возмущало, и она заверила меня, что мисс Крю так ведет себя с так постоянно. За чаем разговор зашел о леди Мюриел Стрит, обнаружившей, что камни в броши, которую она считала очень ценной, оказались фальшивыми. Мисс Крю очень воодушевилась этой темой и припомнила, что подобное разочарование постигло леди Мэлбери, и заметила, что в отличие от чрезмерно откровенной леди Стрит леди Мэлбери помалкивала бы, но лорд Мэлбери разболтал об этом их друзьям. Если бы все начали оценивать свои фамильные драгоценности, сказала далее мисс Крю, то оказалось бы, что очень многие камни подделаны, а настоящие давно проданы. Но вообще-то здравомыслящие люди о таких вещах не рассказывают. Что-то было такое в ее манере говорить мне трудно это описать. Но я очень хорошо помню, что в тоне ее голоса чувствовалось надменное осуждение и в то же время некий налет самодовольства. Эта тема несомненно очень ей нравилась. Она все говорила и говорила. Мне показалось, что я расслышала в ее осуждающих словах — в адрес слишком откровенных людей — какую-то личную гордость точнее не могу описать.