Павильон

В камине весело плясал огонь. Алтея села по одну сторону от него, мисс Силвер — по другую; с низенького стола она взяла цветастую сумку для рукоделия и вынула спицы с нежно-розовой оборкой. Со временем эта оборка превратится в наряд для двухлетней Тины, дочки Дороти Силвер. В движениях старой леди было что-то успокаивающее, домашнее. Алтея смотрела, как мисс Силвер подцепляет петлю, опустив руки почти на колени.

Алтея подалась вперед.

— Я не знала, что так тоже можно вязать.

Мисс Силвер улыбнулась.

— Меня еще в школе научила иностранная гувернантка.

Так гораздо легче и лучше — не так устают руки. Не нужно переворачивать шерсть вокруг спицы, и практически невозможно упустить петлю.

— Понятно. — После долгой паузы Алтея сказала:

— Простите, я отнимаю у вас время, но я не знаю, как начать. Видите ли, если я заговорю об этом со знакомыми, они заранее примут ту или иную сторону. Они знают все, что было за эти годы, и уже определенным образом настроены.

Маленькие, неопределенного цвета глазки мисс Силвер были полны понимания.

— Так-так.

— Но если человек слышит об этом впервые. — Тея слегка покраснела. — Вы меня понимаете? Тому, кто давно тебя знает, трудно быть объективным.

Мисс Силвер продолжала вязать. Спицы ее так и мелькали, но речь была неторопливой.

— Может быть, вы расскажете, что вас беспокоит.

Алтея закусила губу.

— Да, расскажу. Я постараюсь быть справедливой. Это нелегко, когда обстоятельства берут тебя за горло, но я постараюсь.

Алтее Грэхем было двадцать семь лет, но в этот момент она напоминала мисс Силвер маленькую девочку, которая говорит ей: «Я буду хорошей». Мисс Силвер ободряюще кивнула.

— Не думайте о том, что и как вы будете говорить. Если вы позволите себе быть совершенно искренней, мне будет проще представить объективную картину.

Алтея вцепилась в ручки кресла. Они для этого не были приспособлены: резные листья аканта, украшавшие их, имели острые края, и на правой ладони осталась глубокая царапина. Алтея начала рассказывать о Николасе Карее.

— Он приезжал к своей тете на каникулы, она жила по соседству с нами. Он на два года старше меня. Я у них часто бывала, мы катались на велосипедах. Он был мне как брат. Потом мы выросли. Он пошел в армию, два года провел за границей. Когда вернулся, поступил на работу в еженедельник «Джанитор». Знаете, он очень хорошо пишет, не похоже на других. Мы продолжали встречаться.

У него были кое-какие деньги, машина, и мы катались.

Инвалидом мама стала позже, но уже тогда начала выказывать недовольство нашими поездками.

Мисс Силвер посмотрела на свои спицы.

— Почему?

— Я уходила из дому. Она всегда любила, чтобы кто-то за нее все делал. — Это было сказано просто, без гречи. — Когда Николас сделал мне предложение, она ужасно разволновалась, но мы думали, что она все же согласится. — Наступила долгая пауза. — Но она не согласилась.

Мисс Силвер сказала: «О господи!»

Бледное лицо Алтеи моментально покраснело. Она с усилием сдерживала дрожь в голосе.

— Мы собирались жить в коттедже. У меня есть старая кузина, которая была бы рада приехать и составить маме компанию, но она об этом даже слышать не хотела. Она так кричала и плакала, что разболелась, и доктор Баррингтон сказал, что нужно подождать, и она согласится. Он сказал, у нее слабое сердце, и если так будет продолжаться, для нее это плохо кончится. Мы прождали полгода, но когда сделали вторую попытку, все повторилось. Тогда мы сказали, что останемся в Гроув-Хилле, и Николас будет каждый день ездить на работу, но бесполезно — как только мы заговаривали о свадьбе, у нее начинался сердечный приступ. Николас спросил доктора Баррингтона, что будет, если мы просто пойдем и зарегистрируемся, а он ответил, что не ручается за последствия. Ну вот, через два года мы дошли до того, что готовы были поселиться вместе с ней, занять верхний этаж. Конечно, она бы не согласилась, но мы уже были в отчаянии. Мы… мы… очень любили друг друга. — Она запрокинула голову и прикусила губу. — Я понимаю, как это выглядело в ее глазах.

Она привыкла, что я все для нее делаю, и если бы даже я осталась в доме, все пошло бы иначе — был бы Ники, о котором надо заботиться. — Домашнее имя вырвалось у нее невольно, и она замерла. Помолчав, продолжала. — Наконец он сказал, что больше так не может. Были душераздирающие сцены — неудивительно, что мать разболелась. Я сказала, что постараюсь быть справедливой — так вот, я думаю, она верила, что ей недолго осталось жить.

Она повторяла, не могу ли я пожить с ней то короткое время, что ей осталось, плакала, хватала меня за руки, умоляла не бросать ее. Я сказала Ники, что не могу выйти за него, и он уехал. — Она остановилась и глубоко вздохнула.

— А теперь он вернулся?

По глазам Алтеи она видела, что сердце ее истерзано болью.

— Спустя пять лет. Он сказал, что не будет писать, и не писал. Он сказал, что я должна была выбирать между ним и матерью, и я выбрала. Он был в каких-то диких местах, не знаю где, не знаю, что он там делал. Его тетка продала дом и уехала в Девоншир к сестре. После этого я не могла даже узнать, жив ли он еще. Однажды я купила на вокзале «Джанитор», и там была статья, подписанная «Перекати-поле».

Я была уверена, что ее написал Николас. Появлялись и другие его статьи — нерегулярно. О таких местах, которых даже на карте нет. Статьи были необычные, захватывающие, написанные с блеском. О них говорили, их ждали. Прочтя очередную статью, я знала, что он был жив — хотя бы в то время, когда ее писал. И вот через пять лет он вернулся.

Мисс Силвер с сочувствием посмотрела на нее. Алтея продолжала:

— Пять лет — большой срок. Я не знала, остался ли он таким, каким был раньше. Я-то сама — нет. Несчастья что-то с тобой делают — ты становишься скучной занудой. А он никогда не любил таких людей. Я не знала, осталось ли во мне хоть что-то, за что меня можно любить. Но я точно знала, что должна выглядеть как можно лучше. — Она оторвала руки от кресла — они онемели, сложила их на коленях и ощутила, что к ним опять приливает кровь. — Его тетка, Эмми Лестер, продала дом и там на чердаке осталось много его вещей. Николас должен был приехать с ними разобраться. Я и не думала, что с ним встречусь, я была совсем не уверена, что он захочет меня видеть. Но он был на вечеринке у миссис Джастис, ив ту же минуту, как наши взгляды встретились — он стоял в другом конце гостиной, — мне показалось, будто он никуда не уезжал. Я вышла в холл, я не ручалась за себя.

Он пошел за мной, мы зашли в комнату Софи и поговорили. — Ее голос замер, глаза чуть затуманились от воспоминаний.

Мисс Силвер вынула из сумки клубок бледно-розовой шерсти. Молчание затягивалось. Наконец она спросила:

— И что теперь?

— Он хочет сразу жениться, ничего не говоря материт.

Он уже получил разрешение на брак. Я думаю, нужно сказать ей. Но если мы это сделаем, все начнется сначала.

— Мисс Грэхем, каково в действительности состояние здоровья вашей матери?

Алтея приподняла и снова уронила руку. Лист аканта впился в ладонь.

— Я не знаю. Когда она раздражается, у нее бывает приступ. Доктор Баррингтон говорит, что нельзя позволять ей раздражаться.

— Поощрять эгоистичное поведение — вряд ли это очень хорошо, — веско заметила мисс Силвер. — Могу я кое о чем вас спросить? Та кузина, о которой вы говорили, она согласится составить компанию вашей матери?

— Думаю, да. Я знаю, что у нее были большие потери, она в стесненных обстоятельствах. Она живет у подруги, которая выделила ей две комнаты, но атмосфера там очень тяжелая. Подруга недавно пристрастилась к спиритизму, а кузина этого не одобряет. Мы могли бы платить ей жалованье, и я думаю, она бы подошла маме. Но пока я ей напишу, пока она обдумает и напишет ответ, это станет известно всем родственникам и в конце концов дойдет до матери.

Кузина Берта каждую неделю исписывает гору бумаги, она пишет всей родне. Никто из них не сможет сохранить все в секрете, даже если попытается, а они и пытаться не будут.