Страница 10 из 49
— Мой дорогой Джеймс, я надеюсь, вы не имеете в виду семью Мейхью. Ваша матушка им доверяла…
Джеймс Лесситер засмеялся.
— Если бы не было столько доверия, не осталось бы места для сомнительных трюков, не так ли? Я хочу сказать следующее. Вы утверждаете, что я не могу обосновать свои подозрения, потому что мать не распускала язык и ни о чем конкретном не упомянула в завещании. Но кое-что она сделала — написала мне письмо дня за два до своей кончины. Хотите знать, что в нем говорилось?
— Конечно.
— Цитирую: «Я не докучала тебе письмами и делами, потому что надеялась, что ты скоро приедешь домой. Тем не менее, на случай неприятности, хочу, чтобы ты знал, что у меня есть записка, где все тщательно перечислено»! «Все тщательно перечислено» — это как раз то, что мы хотим знать, не так ли?
— Возможно, — медленно произнес мистер Хоулдернесс.
— О, вы слишком осторожны. Думаю, мы можем считать, что это так. Я не нашел эту записку. Моя мать, как многие женщины, испытывала глубокое недоверие к банкам и сейфам. Конечно, было бы намного разумнее — и удобнее — вручить этот документ вам, но она этого не сделала. Я просмотрел ящики письменного стола и шкаф в библиотеке, но такую бумагу она могла хранить в особом тайнике. Я очень рассчитываю ее найти, и тогда…
Мистер Хоулдернесс посмотрел на него в упор.
— Это звучит мстительно.
Джемс засмеялся.
— Возможно…
— Вы действительно готовы на крайние меры?
— Я передам дело в суд.
Глава 9
Чаепитие у миссис Войзи проходило традиционно. Со скромной гордостью на стол были выставлены булочки собственной выпечки и айвовое варенье.
— Рецепт моей дорогой мамочки. Какой чудесный цвет, не правда ли? Он напоминает ваше красное платье, Реточка. Но мне очень хотелось бы знать, как им в Португалии удается сохранять светло-зеленый цвет фруктов. Я в детстве месяц прожила в Португалии. Из айвы они варят нечто изумительное! Похоже на мармелад или желе цвета зеленого винограда. Такие ломтики, обсыпанные сахаром, ужасно вкусно. Но я не встретила никого, кто объяснил бы мне, как это делается. Как только я бросаю айву в кипящий сироп, она сразу становится похожа на зажженные фары: сначала янтарная, потом красная.
Миссис Войзи от души посмеялась своей шутке и тут же прошлась по поводу ужасного португальского водопровода. Мисс Силвер разделяла сказанное ею относительно сегодняшнего состояния санитарии, но находила тему не подходящей для застолья. Она покашляла и попробовала изменить направление беседы, но это ей удалось нескоро и, к ее огорчению, болтушка Сесилия перешла к вопросам профессиональной деятельности мисс Силвер. Она пересказала историю с сережками, изложенную ей Алвиной Грей.
Тщетно мисс Силвер предостерегающе покашливала и вставляла: «Я бы предпочла об этом не говорить», и даже: «Дорогая моя Сесилия, я никогда не обсуждаю свои дела». И в школьные годы никому не удавалось остановить Сисси Кристофер, а уж в пожилом возрасте, да в собственном доме Сесилия Войзи была неудержима. Мисс Силвер вздохнула и отказалась от дальнейших попыток. Как только представилась возможность, она предложила тему образования и обнаружила, что ей очень интересно обмениваться взглядами с мисс Ретой Крей.
— Я отдала двадцать лет педагогической работе.
При этих словах в голове Реты что-то забрезжило, но снова ушло в тень. Вскоре где-то на самой кромке памяти опять что-то возникло. И вдруг, когда Катерина жаловалась на дороговизну, когда миссис Войзи настойчиво предлагала еще чаю, а мисс Силвер, прервав цитату из Теннисона, сказала: «Нет, спасибо, дорогая», — до нее вдруг дошло.
— «Знания уходят, мудрость остается» — как сказал по этому случаю лорд Теннисон…
Не успела мисс Силвер закончить свою фразу, как Рета воскликнула:
— О, так вы и есть мисс Силвер Рэндала Марча?!
Мисс Силвер расплылась в благодарной улыбке.
— Он и его сестры были моими воспитанниками. Я рада сказать, что это переросло в дружбу. Вы знаете Марчей?
— Я училась в одной школе с Изабель и Маргарет. Они были большие девочки, я маленькая. Мисс Аткинсон всегда повторяла, что они хорошо воспитаны. Рэндал, конечно, был младше их, вроде меня. Теперь он главный констебль графства.
— Да. Недавно я имела удовольствие с ним обедать. Изабель вышла замуж за вдовца с детьми, чрезвычайно успешно. Как говорит мой опыт, поздние браки часто бывают счастливыми, в этом возрасте люди умеют ценить общество другого. Хотя Маргарет выскочила замуж в двадцать лет, но и у нее все хорошо.
Они еще немного поговорили о Марчах.
Домой Рета и Катерина шли вместе. В глубоких сумерках светились отдаленные желтые пятна окон с неплотно задвинутыми шторами в коттеджах на окраине Грина. Пройдя немного, Катерина с неожиданной страстью спросила:
— Рета, что тебе вчера сказал Джеймс? Он говорил обо мне?
Рета задумалась, но не нашла никаких причин, по которым следует придержать язык. Она сказала:
— Он спросил, не знаю ли я, в чем состояло соглашение между тобой и его матерью по поводу Гейт-хауса.
— И что ты сказала?
— Что я не знаю.
Катерина часто задышала.
— А еще?
— Он спросил про мебель.
— Что про мебель?
— Она тебе одолжена или подарена?
— И что ты сказала на это?
— То же, что и раньше, — я не знаю.
Катерина возбужденно сжала руки.
— Тетя Милдред отдала мне эту мебель, ты знаешь, что отдала, я тебе сто раз объясняла! Почему ты так не сказала?
— Потому что твои слова — не доказательство, — резко бросила Рета.
— Ты хочешь сказать, что не веришь мне… Если я говорю, что отдала, значит она и вправду отдала.
— Нет, я не это хочу сказать. Я имею в виду то, что говорю: твои слова — не доказательство.
— Какое еще доказательство тебе нужно!
До чего это похоже на Катерину — устраивать сцены из ничего! Уже не в первый раз Рета задумалась, чего же стоит старая дружба? Но если знаешь кого-то всю жизнь, и вообще живешь практически дверь в дверь со всей деревней, тебе ничего не остается, как обуздывать свой темперамент. Она сказала по возможности холодно:
— Это не мне нужно, а Джеймсу. Он хочет найти доказательство намерений его матери и спрашивал, не говорила ли она мне чего-нибудь.
— И что ты ответила? — сердито выпалила Катерина.
— Я сказала, что твоя мать говорила мне: «Я пускаю Катерину жить в Гейт-хаус. Я ей сказала, что она может жить в двух комнатах нижнего этажа, и полагаю, мне придется дать ей кое-что из мебели».
— Ну вот! Видишь? Что он на это сказал?
— Что это ничего не значит, — сухо ответила Рета.
— Ох! — Это был возглас ярости, за ним последовало короткое: — Это совершенно возмутительно!
Они были в центре Грина на узкой тропе. Рета остановилась.
— Катерина, разве ты не видишь, что нельзя так принимать Джеймса? Признай, что он вернулся. Он смотрит на это как на деловую передачу владения…
Катерина взвизгнула:
— Конечно, ты за него! Все это знают!
Рита вскипела, но сдержалась.
— Я не за него, я просто объясняю тебе, как он смотрит на вещи. Сопротивление всегда его только ожесточало. Хотя он очень изменился… Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это выложить карты на стол и сказать всю правду.
— А ты думаешь, то, что я ему говорю, — ложь?
— Да нечто среднее, — откровенно сказала Рета.
— Как ты смеешь! — Катерина быстро пошла вперед.
Рета догнала ее.
— Ты сама меня спросила! Послушай, Катерина, какой смысл так продолжать? Ты знаешь, и я знаю, какая была тетя Милдред, — более того, Джеймс тоже знает. У нее были приступы деловой активности, но чаще всего она хотела, чтобы ее не беспокоили. Она была деспотом до кончиков ногтей и непостоянна, как флюгер. Если она тебе что-то давала, то в этот день считала это подарком, а на следующий уже не считала, или вообще об этом не задумывалась. Хочешь знать, что я думаю: я не верю в то, что она имела в виду отдать тебе эти вещи, среди которых есть очень ценные. Но Джеймсу я об этом не сказала.