Страница 73 из 85
Она нашла молитвенник через полчаса. Он стоял еще за одними проповедями еще более древнего викария, преподобного Натаниэля Спрагга, 1745-1785 годов. Это был трехтомник, напечатанный на пожертвования, молитвенник был заложен за него. Сьюзен смотрела на молитвенник с нарастающим страхом. Если Арнольд Рэндом не умеет лгать более убедительно, ему лучше придерживаться правды. Кто поверит в то, что умирающий полезет на верхнюю ступеньку лестницы и снимет три тяжелых тома, чтобы спрятать за ними то, что у него нет никакого разумного основания скрывать? Она не удивится, если Арнольд оставил на кожаном переплете отпечатки своих пальцев. Почему он не поставил молитвенник между викторианскими романами? Ответ напрашивался сам собой. Потому что Арнольд не хотел, чтобы его нашли. А потом вдруг захотел.
Вот какие мысли бродили у нее в голове, пока она открывала молитвенник и встряхивала его. Из середки выпал конверт, на котором стояло:
Моему брату Арнольду. Мое последнее завещание. Джеймс Рэндом.
Сьюзен знала, что оно здесь, но увидеть его собственными глазами, держать в руках! Она испытывала странное, пьянящее чувство. Она держала в руках наследство Эдварда — усадьбу с пристройками, лесами и полями, фермами, домами и сараями, деревню Гриннингз — все на одном листочке бумаги, который может мгновенно вспыхнуть от попавшей на него искры.
Арнольд не сжег его. Он ждал, как будут развиваться события. И вот вам пожалуйста: захотел вдруг, чтобы завещание нашлось. Конечно, начнутся разговоры. Эдвард будет очень недоволен. Что бы ни случилось между ним и Арнольдом, это их личное дело.
Некоторое время она размышляла, потом решительным жестом протерла полку и тома Натаниэля Спрагга, а после — молитвенник и конверт. Еще немного подумав, она вынула из конверта листок и тоже вытерла. Теперь на нем не будет никаких отпечатков, только ее собственные и свежие отпечатки пальцев Арнольда, когда она передаст ему конверт. Если кто-нибудь вздумает задавать ей вопросы, она сделает невинное лицо и скажет, ей очень жаль, если она сделала что-то не то, но на нем было столько пыли…
Она спустилась со стремянки и отправилась в кабинет.
Когда она вошла, Арнольд Рэндом повернулся к ней, оторвавшись от окна. Оттуда открывался приятный вид. По обеим сторонам гравийной дорожки кусты с ярко-красными ягодами, чуть увядшая трава, там и сям разбросанные деревья — типичный для Англии деревенский пейзаж, Арнольд смотрел, но не видел его. Он видел только холодный сумрачный день, созвучный его настроению. А обернувшись, увидел Сьюзен Вейн с молитвенником в руках. Она протянула ему молитвенник со словами:
— Вы о нем говорили?
— Дайте я посмотрю… Да, о нем. Где он был?
Она могла бы ответить: «Там, где вы его положили», но, разумеется, не сказала этого. Только чуть покраснела.
— На верхней полке, за сборником проповедей преподобного Натаниэля Спрагга.
— На верхней полке? Как странно!
Арнольд держал книгу в руках, но не открывал. Он подошел к письменному столу и положил ее. Его рука дрожала. Он стоял и смотрел на книгу. Сьюзен подумала:
«Не может решиться. Он хотел, чтобы книгу нашли, но никак не может решиться. Он не знает, идти ли вперед или можно вернуться назад. Он не знает, видела я завещание или нет». Она быстро сказала:
— В ней бумага, мистер Рэндом. Думаю, вам надо прочитать ее.
Он глубоко вздохнул. Был ли это вздох облегчения? Когда вы целый год носите в себе тайну, то, раскрывая ее, испытываете облегчение независимо от того, что принесет вам этот поступок.
Он положил руку на стол и открыл молитвенник. Книга раскрылась на том месте, где лежал конверт. Сьюзен наблюдала, как он смотрел на него и читал надпись:
Моему брату Арнольду. Мое последнее завещание. Джеймс Рэндом.
Прошла минута, прежде чем он смог разлепить пересохшие губы и сказать:
— Это завещание…
— Да.
— Завещание моего брата Джеймса.
— Может быть, стоит прочитать его?
Он испуганно посмотрел на нее:
— Да, да, конечно…
Он вынул из конверта сам документ и развернул его. Обычный листок бумаги, исписанный дрожащей рукой. Внизу подпись Джеймса Рэндома и свидетелей — Уильяма Джексона и Уильяма Стокса. Он долго смотрел на него, пока не сказал:
— Завещание моего брата. Написано за неделю до смерти. Он оставляет все Эдварду.