Кольцо вечности

Глава 37

В то время как Сисели маялась в ожидании, Грант Хатауэй вошел в кабинет начальника лентонской полиции, гадая, сумеет ли выйти отсюда свободным.

Фрэнк Эбботт закрыл за ним дверь. Оба сели. Лэм выглядел мрачным и недовольным. И неудивительно: в кабинете было слишком душно — огонь в камине пылал вовсю. Значит, сейчас его, Гранта, поджарят на адском огне.

— Добрый день, мистер Хатауэй. Будьте любезны ответить на несколько вопросов.

— С удовольствием.

— Луиза Роджерз не сказала вам, откуда у нее ваши имя и адрес?

— Сказала. Она упомянула, что я обронил конверт. Кто-то поднял его и по просьбе Луизы отдал ей.

— Так она и нашла вас?

— Да, так она сказала.

— Она не спрашивала, кто был с вами в машине?

— Спрашивала.

— И вы ответили?

— Да.

— И тогда она уехала?

— Именно так.

— Как вы думаете, она решила продолжить поиски?

— Этого она не говорила.

— Вы назвали ей имя Марка Харлоу и название его поместья. Вы объяснили, как проехать туда?

— Она спросила, где живет мистер Харлоу, и я ответил.

— Она не говорила, что сейчас же поедет к нему?

— Нет.

— Но она собиралась туда?

— Об этом я не думал. Меня это не интересовало.

— Вы не звонили мистеру Харлоу и не предупреждали его о гостье?

Грант был явно удивлен.

— Конечно нет!

— А могли бы так поступить?

— Вряд ли.

— Вы с мистером Харлоу были друзьями?

— Мы с ним никогда не ссорились.

— Звучит не слишком обнадеживающе.

— Повторяю: я с ним не ссорился. Но он мне не дру.

— Однако он подвез вас четвертого января.

Грант улыбнулся.

— А вы когда-нибудь пытались добраться до Лентона из Ледлингтона? Я торопился домой.

Лэм хмыкнул.

— Значит, вы не звонили мистеру Харлоу и не предупреждали о неприятностях?

— Нет.

— Кому вы рассказывали о приезде Луизы Роджерз?

— Никому.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— А вашей жене?

— С какой стати?

— Отвечайте на вопрос.

— Жене я ничего не говорил.

— И никому другому?

— Никому.

— Почему?

Грант снова улыбнулся.

— По трем серьезным причинам: во-первых, у меня и без того полно дела. Во-вторых, этот визит меня не заинтересовал. И в-третьих, у меня хватало неприятностей.

Последовало молчание. Лэм не сводил с Гранта глаз. В комнате стало еще жарче. На лбах всех присутствующих проступил пот. Грант понимал, что этот пот могут счесть признаком волнения и приписать его виновности.

Молчание затянулось. Лэм нахмурился.

— Харлоу знает, что вы встречались с ней.

— Но не с моих слов.

Лэм откинулся на спинку стула.

— Значит, пора узнать, откуда ему все известно. Вы утверждаете, что ничего не говорили ни ему, ни кому-либо другому. В таком случае поедем и спросим его, откуда он все знает. Вы будете сопровождать нас.

Они отправились на Лейн в полицейской машине, за рулем сидел констебль Мэй. Неподалеку от Дипсайда Грант резко спросил:

— Если вы намерены арестовать меня, можно мне взять кое-какие вещи?

Лэм надолго задумался. Он мог ответить: «С чего вы взяли?», а мог сказать: «За вещами мы заедем на обратном пути». Но никто не понял, почему он ответил по-другому:

— Хорошо.

Мисс Мод Силвер впоследствии назвала этот поступок вмешательством провидения.

Они повернули к дому и услышали отчаянный лай Брамбла, запертого в кухне. Едва констебль остановил машину и выключил двигатель, Грант услышал вопль Сисели. Три двери распахнулись рывком, четверо мужчин вбежали в дом: Грант и Фрэнк — потому что услышали крик, Лэм — вслед за Грантом, а констебль — потому что он привык бежать вслед за остальными.

Крики доносились из кабинета. Едва Грант приблизился к двери, навстречу ему выбежала Сисели. Она бросилась прямо в объятия Гранта Хатауэя, он крепко прижал ее к себе. Фрэнк Эбботт увидел сережку, лежащую на полу — там, где ее выронила Сисели, а потом упавшего на колени Марка Харлоу. Он рухнул вместе со стулом, который намеревался бросить в Сисели. Лицо Марка было залито чернилами и кровью, он беспомощно хватался за воздух.

Фрэнк бросился к нему. Лэм на секунду застыл на пороге. Он услышал слова задыхающейся Сисели: «Он убил их обеих и пытался убить меня!» Взгляд Лэма уперся в сережку, затем в Марка Харлоу, который уже поднялся, опираясь на стол, и пытался стереть с лица кровь и чернила. Лэм, тщательно обдумав происходящее, спросил: «Что тут происходит?» — и перешел прямо к обвинениям.

Марк Харлоу слышал их невнятно, как далекий вой ветра. Кровь шумела у него в ушах, от боли кружилась голова. До него доносились обрывки: «…любые ваши слова… могут быть истолкованы…»

Протерев глаза, он в ужасе уставился на Лэма.

— Ну и что? Все уже сказано, — и он проклял Сисели и свое невезение. Будь здесь Луиза Роджерз, она узнала бы и голос, и брань.

— Итак, я вас предупредил, — продолжал Лэм. — Миссис Хатауэй говорит, что вы пытались убить ее. Что вы можете сказать об этом? И о Луизе Роджерз? Или о Мэри Стоукс?

— Да, я убил их, — ответил Марк Харлоу. — Мне крышка. С невезением не поспоришь.

Глава 38

Они уехали, взяв у Сисели показания. Прошло полчаса с тех пор, как вдалеке затих шум машины, увозящей в Лентон полицейских и Марка Харлоу в наручниках. Старший инспектор сидел впереди, рядом с констеблем Мэем.

Жизнь в доме постепенно входила в привычную колею: охрипшего от лая Брамбла выпустили из кухни, Грант снял плащ, Сисели приготовила чай. Чем скорее займешься привычными делами, тем быстрее забудется кошмар. Они сидели в кабинете, перед камином, шторы были плотно задернуты. Сисели сама задернула их. Если бы она сегодня подошла к дому и заглянула в окно кабинета, то не увидела бы ничего.

Полицейские увезли кольцо вечности, Грант собрал с пола осколки стекла. По ковру растеклось чернильное пятно — высохнув, оно станет почти незаметным. Чернильницу наполнили чернилами. Она не разбилась — от нее только отлетело несколько осколков.

Сисели с наслаждением пила горячий чай. Говорить ей не хотелось. Вскоре она встанет и пойдет мыть посуду, но не сейчас. В камине уютно потрескивал огонь. Брамбл лежал, уткнув нос в передние лапы. Грант откинулся в кресле, подложив под голову коричневую расшитую подушку. Постепенно забывая об опасности, он переполнялся отвращением к коричневой ткани. К любой ткани, и к коричневой в особенности. Ее ценят за практичность, но она выглядит грязной, даже если она чистая, и наоборот.

Медленными, размеренными движениями Сисели начала убирать в кабинете. Обоям было не меньше тридцати лет — синие и бурые хризантемы на грязноватом фоне. Сисели мысленно решила заменить их кремовыми и выбрать новые шторы — зеленые или бледно-розовые, когда Грант вдруг открыл глаза и спросил:

— Хочешь поговорить?

— Нет, — сказала Сисели.

Он потянулся и сел.

— Все равно придется.

Она покачала головой.

Он отодвинул чайный столик, сел прямо, положил руки на подлокотники и посмотрел на нее в упор.

— Мы должны поговорить, Сисели. Лучше разобраться со всем сразу. Ты уехала к родителям второпях, ничего не объяснив. Может, все-таки выясним, что произошло?

Она опять покачала головой. Презрение, копившееся несколько месяцев, вспыхнуло в ней и вызвало тошноту. Когда она думала, что Гранта арестуют, Марк убьет ее, а Гранта повесят, ей не было дела до того, что произошло между ней и мужем. Это случилось в другом мире, в другой жизни, потерявшей свое значение. Она покачала головой.

Голос Гранта стал твердым.

— Придется. Я хочу знать, с чего все началось. Мы были счастливы, и вдруг ты уехала, заявила, что я женился на тебе только ради денег и ты меня раскусила. И теперь я хочу знать, с чего это тебе взбрело в голову.