Ночь над прерией

Сэр Холи тоже заметил машину и дал мисс Томсон, которая только что получила у него последнюю подпись, указание:

— В случае если явится Джо Кинг, я не желаю с ним разговаривать. Я достаточно вступался за него и за его дело. Теперь уж пусть он сам сперва себя как следует проявит после такого рода рецидива.

Секретарша кивнула головой в знак согласия.

Из совета племени Дейв де Корби, окна у которого выходили на улицу, увидел машину, замедлявшую ход, чтобы остановиться. Дейв поднялся и со степенным выражением обратился к Фрэнку Морнинг Стару:

— Ты видел? — сказал он. — Теперь опять пойдут неприятности. Его ничто не исправит.

— Ваше управление по экономике, конечно, нет, Дейв. Но придет время, я возьмусь за Джо. В случае, если вы его до того полностью не погубите.

— Фрэнк, что это значит?

— Ты можешь мне не рассказывать, Дейв, я в этом искушен, и я знаю ответ. Ваше управление — его не переносят сильные люди.

Арестантская машина остановилась перед маленькой полицейской кутузкой, рядом с домом суда. Большой и маленький полицейский открыли дверь и кивнули Джо Кингу:» Выходи!»Тот двинулся было, но вдруг задумался, не стоит ли ему и тут что-нибудь выкинуть, но он увидел на улице Квини, похудевшую, побледневшую, с намеком на те изменения, которые претерпевает женщина в ее положении, и сделал то, что требовали полицейские. Он был препровожден в дом суда и там проведен в комнату председателя суда. Он слышал, что Квини вошла вслед за ним, но полицейские закрыли дверь комнаты у нее перед носом, и ей пришлось остаться в коридоре.

А Джо Кинг стоял перед старым судьей, перед Эдом Крези Иглом и Рунцельманом.

— Джо Кинг, — начал старый судья, — вы доставлены к нам обратно после того, как недавно снова совершили наказуемый поступок и подчиняетесь в течение года не только общим правилам резервации — например, запрещению пить, — но и находитесь под особым наблюдением. Вы будете регулярно являться в агентуру. Имеются у вас какие-либо заявления?

Джо Кинг молчал. Он был очень худ. Вокруг рта залегли новые складки, или, может быть, это только усилилось выражение ненависти и презрения, презрения также и к самому себе и ненависти к себе самому.

— Хотите вы что-нибудь сказать?

Джо Кинг молчал.

— Мы думали, что вы не будете нарушать законов. У вас молодая жена… но что толку для вас в словах или в помощи! До сего времени — ничего. И снова к вам проявлено незаслуженное снисхождение, просто невероятно мягким наказанием отделались. Возьмите вы наконец себя в руки, усердно работайте.

Джо Кинг молчал.

— Можете идти.

Джо Кинг повернулся и вышел.

Его встретила Квини. Она приехала не в кабриолете, а на карем. Она сказала:

— На той стороне у Фрэнка Морнинг Стара в гараже Пегий и кобыла.

Джо тоже ничего не ответил на это, но пошел с Квини к новым индейским домам. В гараже около дома Фрэнка стояли оба животных, невредимых, в неплохом состоянии.

Пегий приветствовал Джо всеми знаками задорной радости: топал копытами, фыркал, пританцовывал — и нашел все же какой-то отклик. Джо вывел обоих лошадей наружу. Так как у Квини был карий, Джо вскочил на Пегого и повел кобылу в поводу.

Так оба и начали путь домой, не проронив больше ни слова.

К вечеру они приехали.

Стоунхорн позаботился о лошадях. Воды Квини наносила достаточно, и она купила много мяса. Теперь она жарила его на печке, а муж все осматривал.

Первое, на что он обратил внимание, были ружье и пистолет.

— Я думаю, этого больше не должно быть тут, а?

— Это мое оружие, Стоунхорн. Еще нет предписания, что я должна сдать свое оружие.

Он слегка усмехнулся, но это была невеселая усмешка.

— Твоя кобыла околела. Жаль животное. Она была жеребая.

У Квини на глазах выступили слезы.

— Вот, теперь реветь. Тут уж ничем не поможешь. Что хочет этот малый за Пегого и за вторую кобылу? За стоимость корма и доставки? И вообще, кто поймал животных?

— Я не знаю, Джо.

— Странная вещь. Ну да, червяк из яблока еще выползет. Ты знаешь, что говорят тут о Гарольде Буте?

— Да. Подлец.

— Ты того же мнения о нем? Об этом честном человеке!

— Я того же мнения, Джо.

— Ты выбрала себе не того мужа, Квини. С Бутом бы у тебя пошло лучше.

— Фу, Джо, не издевайся ты надо мной. Ты бы тоже мог жениться на Мэри и был бы теперь зажиточным ранчеро с колодцем.

Они поели. Стоунхорн был голоден и ел быстро, но без радости, а потом, казалось, у него возникла какая-то боль, в которой он не хотел признаться.

Ночью на постели Квини снова почувствовала рядом с собой человека, которого она так долго и в таком отчаянии ждала. Она положила голову на его плечо, как в ту первую ночь в прерии, и он понял, что она рядом с ним чувствует себя в безопасности, что было для него неожиданным. Дважды Квини с криком вскакивала во сне, потому что ей снилось, что ее мужа больше нет рядом с ней.

Следующий день был субботой. Квини поэтому не надо было идти в школу. Она долго спала. Проснувшись, она обнаружила, что в постели одна. Дверь была немного приоткрыта. Она надела только свое зеленое платье, хотя в эти осенние дни было уже достаточно холодно, и выскользнула босиком на улицу.

Стоунхорн стоял неподалеку от дома вполоборота к загону и смотрел на лошадей. Он не заметил ее, и она видела, что у него на глазах слезы.

Она уселась на траву тут же, где остановилась. И он тоже наверняка не заметил этого движения.

Стоунхорн долго еще оставался на месте, потом пошел к карему, который приветствовал его.

Оба этих первых дня их совместной жизни и последующие дни, когда Квини уже пошла в школу, Джо работал. Он освободил Квини от доставки воды, брал карего из загона и осторожно ехал далеко на ручей, в котором снова было немного воды. Ничто иное его не интересовало: ни визит юных друзей, о котором Квини рассказала ему, ни деньги, которые она заработала, ни картина, которую она собиралась нарисовать, ни забота Эйви о карем, ни технический доклад о перспективах бурения колодца в расположении ранчо, который он должен был оплатить. А разговоры о Гарольде Буте, его нынешнее местопребывание — об этом он был хорошо осведомлен. Однажды воскресным утром Квини пустила своих четырех разжиревших и отяжелевших кроликов на луг наверху у сосен пастись и стерегла их с прутом. Джо с карим собрался на пастбище, но задержался, чего обычно не делал, и вдруг заговорил:

— Мы подрались. Несколько голодных, несколько пьяных, а кто-то был и голоден, и пьян. Нас обругали. Я должен был помочь нашим. Приговор мне действительно был мягким. Я уже прикинул, что мне грозили годы, а они дали месяцы.

Квини провела рукой по глазам.

— И хорошо, что ты об этом ничего не знала. Теперь, через три недели, они выпустили меня, дали испытательный срок. Это прямо необъяснимо. Они без единого слова зачли мне в оправдание то, что, хотя четверым полицейским в конце концов удалось избить меня даже более жестоко, чем это у них принято, я не стал на них жаловаться. Кроме того, я взял на себя кое-что из того, в чем можно было обвинить других.

— Тот больной юноша, который был здесь, сказал:» Джо держал себя как вождь «.

— Я считал, что для меня это не имеет такого уж значения, а судья сказал, что я облегчил ему работу. Этот судья — Майкл Элджин — удивительный человек. Чистокровный белый, но вырос в Оклахоме37. Он немного знает нас, индейцах, и даже женат на чероки. Он допрашивал не так, как полицейские, он постарался выяснить, отчего я вмешался, и в приговоре указал:»… за нанесение телесных повреждений при оказании помощи… «Немного таких, как этот Элджин. Он, кажется, понимает… — Джо подыскивал нужное слово, и Квини молча ждала, — кажется, понимает, что резервация — тоже своего рода тюрьма со внешними работами, и работа здесь с опекунами на шее уже достаточное наказание. — Джо усмехнулся, и усмешка эта была горькой. — Я и сам еще не знаю, что из этого всего выйдет.

37

Штат Оклахома до 50 — х годов нашего века отличался большим числом поселений различных индейских племен, наличием резерваций. До 1854 года это была так называемая индейская территория.