Приключения майора Звягина

– Плевать мне на него! – возмутился Звягин. – Мне просто интересно, как и что тут можно сделать.

– С невезением?..

– Ерунда! Невезение – это судьба. Судьба – это характер и обстоятельства. Характер можно изменить, а обстоятельства – создать. И очень просто! Гаси свет.

И утром Звягин вырос в дверях несчастного Епишко.

– Дрыхнешь? – грубо спросил он вместо приветствия. – А это что на тебе за обломовский халат?!

– Так суббота же, – пролепетал ошеломленный Епишко, стыдливо запахивая засаленную хламиду.

– Позвольте, – решительно сказал Звягин, содрал с него, преодолевая сопротивление, халат и запихал в помойное ведро.

– Соседское! – взвизгнул Епишко, бросаясь к ведру и путаясь в длинных сатиновых трусах.

В ободранной берлоге, пока Епишко, прыгая на одной ноге, влезал в брюки и путался в рукавах свитера, Звягин снял со стола чайник, полил на стул, тщательно вытер подозрительным полотенцем и уселся, скрестив вытянутые ноги.

– Свински живешь, хозяин, – был результат осмотра.

– У меня была депрессия, – обиженно пояснил Епишко.

– Так ведь депрессия, а не паралич, – справедливо возразил Звягин. – Пол-то вымыть можно? Вот и тряпка, – брезгливо ткнул в епишкинский свитер.

– Слушайте, мне сержант не нужен! – От обиды Епишко осмелел.

– Я был майором, – успокоил Звягин. – Медицинской службы.

И погнал хозяина готовить завтрак.

– Стаканы перемыть, – приказал он, взглянув их на свет. – За такое в повторный кухонный наряд гонят. А это что – чай?.. Это моча дохлого поросенка. Чай заваривают из расчета чайная ложка на стакан. Учитывая сортность, можно больше.

Епишко ощутил себя в стальных тисках чужой воли.

– Веник есть?

– Вообще-то есть… – неопределенно отозвался он.

– Холодильник сломан?

– Если видели, так чего спрашивать.

– Я не видел, я догадываюсь. Одежду часто рвешь?

– А? Ну, рву иногда…

– Молодец, – глумился Звягин. Сильными длинными пальцами согнул торчащий в стене гвоздь, раскачал и выдернул. Та же судьба постигла гвоздь в подоконнике и дверном косяке. – Эх, – с вожделением сказал он, – сдать, бы тебя на пару лет в хороший стройбат! Лентяй. Бездельник. Неряха. Ты в труд веришь?

– Не знаю, – уныло ответил Епишко, пытаясь сообразить масштабы очередного несчастья, обрушившегося на него в видс напористого диктатора, благоухаюшего французским одеколоном.

– Труд создал человека, – ободрил Звягин. – Ну – немного трудотерапии! Прачечная у тебя далеко? Эх, занавесочки… эх, скатерочка… это что, наволочка? а по виду и не скажешь…

– Уйдите, – прошептал Епишко и отвернулся, вытирая слезы бессильного унижения.

– Оскорбился, – презрительно заметил Звягин. – Нюнит. Так дай мне в морду, если ты мужчина!

– И дал бы, если б мог, – неожиданно с вызовом ответил Епишко.

– О. Это уже лучше, – одобрил Звягин. – У тебя мама жива?

– Жива…

– Вот ее жалей, а не себя. «Надежда и опора»! Выпороть бы тебя ради твоей мамы, да устав телесные наказания не позволяет. Давай чемодан! И сумку давай. Потащили твое голландское белье к трудолюбивым прачкам.

Солнце катилось по сияющим трамвайным рельсам. Девушка в окне четвертого этажа мыла рамы в веселом магнитофонном громе. Звягин мигнул ей, она засмеялась и уронила тряпку.

…На обратном пути Епишко сгибался и семенил под грудой полезных вещей: совок, швабра, веник, молоток, обои, гвозди, и проч., и проч.

– Какое прекрасное утро! – С чувством сказал Звягин, вздевая руку к легким облачкам. Епишко мрачно сопел. Дома он с грохотом свалил все в угол и утер пот.

– Мой дом – моя крепость! – Звягин отодрал болтающийся клок обоев, с треском распахнул пыльное окно: – Ты стекла мыть умеешь, пожарник?

Епишко незамедлительно выдавил стекло, порезав руку, и горестно наблюдал, как тонкая струйка крови смешивается с мыльной водой и капает в лужицу на полу.

– Наплюй, – посоветовал Звягин, – в понедельник купим в магазине новое.

– Там не будет.

– Тогда у столяра в жэке.

– Его не поймать.

– Дома поймаем.

– У него стекла не будет.

– За живые-то деньги? С чего бы не быть? Не делай проблем. У тебя пластырь есть? А бинта тоже нет? А йод? Ну хоть анальгин-то есть? – у меня от твоих подвигов уже башка потрескивает.

Жизнь переворачивалась: обои клеились, двери красились, барахло выкидывалось, изнемогающая от любопытства соседка звала есть оладьи и томно блестела глазами. Мельтешащий Епишко с завистью следил за скупыми точными движениями Звягина. Загрузил в новый таз гору носков и приступил к стирке, брызгая и суетясь, как енот-полоскун.

– Торопиться, – наставительно сказал Звягин, – означает делать медленные движения без перерывов между ними. Заповедь первая: не суетись. Не дергайся.

За полночь он вернулся домой и полез под душ.

– Тебе же завтра сутки дежурить, – вздохнула жена, открывая холодильник. – Ты родной дочери неделями не видишь.

– «Неудачей от него разит, как псиной», – сказал Звягин, кидая соломинку в стакан с молоком. – На что может рассчитывать человек, когда у него все в полном беспорядке?..

– Ну, создашь ты ему порядок… Надолго ли?

– Понимаешь, он словно провоцирует все мыслимые и немыслимые происшествия обрушиваться ему на голову. Некоторым ведь втайне нравится быть страдальцами. Они от этого получают удовлетворение, раз не могут получать удовлетворения от другого.

– Ну что же ты тут можешь изменить, Леня?..

– Дать ему понюхать удачи. Ощутить ее вкус. И отучить его жалеть себя и растравлять свои горести. Налей еще…

Он посчитал, что полученного заряда Епишко хватит на три дня, и навестил его на четвертый.

– Почему верхний свет не горит?

– Лампочка перегорела.

– Почему новую не вкрутил?

– Нету…

– Не мог купить?

– Да вроде была… а стал искать – не нашел… – Епишко пребывал в самом мрачном расположении духа. Он сел в старенькое кресло в углу и нахохлился, как мокрый воробей.

– Вы говорите: то, се… Но как бороться с тем, что автобус уходит из-под носа? Что твоя очередь к кассе всегда медленнее других? Что в магазине оказывается санитарный день, а часы в самый неподходящий момент встают?

– Тьфу. Выходить на автобус за пятнадцать минут. Не обращать внимания на соседние очереди. Раз в год отдавать часы чистить и регулировать. В магазин перед выходом звонить. Усвой простое правило: делать все не в последний миг, а сразу, как только можно.

– А билет на поезд?

– Закажи за тридцать суток с доставкой на дом, – это свободно.

– А выберешься за город – и вдруг дождь?

– Слушай прогноз погоды. Возьми зонтик.

– А он теряется!

– Сунь в сумку, повесь через плечо.

– А то, что ногу подворачиваешь по дороге?

– Бегай по утрам, делай зарядку, разминай суставы, связки.

– От судьбы не застрахуешься, – упорствовал Епишко. – Я вот знаю случай: в грозу человека в чистом поле убило.

– А не лезь в грозу в чисто поле! – обозлился Звягии. – А влез – так держись по низинкам. Короче: жить хочешь? Если нет – я пошел.

– Хочу, – тоскливо сознался Епишко.

– Тогда держи, – Звягин достал подарок блокнот и ручку. – Вставать – в семь ноль-ноль. И в течение получаса подробно записывать, что и когда сегодня надо сделать. Каждому делу отводить на двадцать минут больше нужного: иметь в запасе десять минут до начала и десять – после конца.

– У меня будильника нет, – облегченно сказал Епишко.

– Я предупредил соседку, уж позаботится, чтоб ты не проспал!

Неделю Епишко старался, как прощенный второгодник. Стосковавшись по утреннему сну, объявил грохочущей в дверь соседке, что болен, температурит, и позднее пойдет в поликлинику. Но до поликлиники он не дошел. Медицина явилась к нему на дом, с треском распахнув дверь ногой и роняя капли с зонта.

– Ну? – угрожающе спросил Звягин.

– К-как вы вошли?.. – всполошился Епишко.