Луна светит безумцам

Нужно отозваться. Она понимает, я не мог не заметить многозначное «мы». Притихла. Ждет.

Я заговорил о другом:

— Мне плохо удаются игры в прятки. Как и тебе.

Сьюзен судорожно вздохнула, почти всхлипнула. Уверен, на рубашке проступили пятна от слез, но я не смотрел вниз.

— Ты прав. — Голос ее прервался. — Все так. Просто мне страшно, Гарри. Я понимаю, мы не были слишком близки. Дружили, спали вместе, но…

— Работа подгадила? — сказал я.

Она кивнула:

— Точно. — Сьюзен посмотрела на меня. Темные глаза полны слез. На лице мокрые дорожки. — Я не хочу терять тебя. Что останется? Работа?… Не хочу.

Я старательно подыскивал умные слова, чтобы успокоить ее, приободрить, помочь справиться с отчаянием. Мне хотелось открыть и свои чувства тоже, однако я совершенно запутался.

Мгновением позже я понял, что целую Сьюзен, нещадно тираня ее нежную кожу жесткой щетиной. Она чуть напряглась и почти сразу оттаяла, отозвалась с очаровательной, чисто женской готовностью. Холодная сдержанность мягко покидала ее тело, уступая место чувственности. Податливая от разгорающегося желания, девушка все ближе прижималась ко мне. Поцелуй замедлился, стал более тягучим и жарким одновременно. Кончиками пальцев я легонько гладил ее лицо. Ее острые коготки сминали мою рубашку. Наши губы жадно искали друг друга, тепло тел сливалось, и сердца будто соперничали между собой в скорости.

Она первая прервала поцелуй. Задохнувшийся, оглушенный, я едва держался на ногах. Сьюзен без слов подвела меня к краю постели, усадила, а сама исчезла в ванной комнате и вернулась оттуда с тазом воды, губкой и мылом. Раздела, терпеливо и очень бережно. Сменила повязки, ласково приговаривая, умеряя боль тихими поцелуями. Влажной губкой аккуратно смыла пот и засохшую кровь.

Будто теплый дождь стекал по моей коже. Уходила усталость, отступала боль. Сомкнув веки, иногда постанывая, я дрейфовал на волнах ее нежности.

А потом она пришла. Нагая и жаркая. Я открыл глаза и увидел в окне далеко на горизонте серебристый диск луны, отразившийся на озерной глади, и на фоне небесного серебра — очертания Сьюзен, чарующие изгибы прекрасного тела, восхитительную тень. Она поцеловала меня, я ответил, и мы погрузились в бурную пучину. Ее губы оторвались от моих и пустились странствовать по свежевымытой коже. Стоило поднять руки, чтобы дотронуться до нее, как она с мягкой настойчивостью прижимала их к постели, безмолвно требуя оставаться недвижным.

Дальше — мягкие прикосновения, легкие вздохи, бешеный перестук двух сердец… Она осторожно легла сверху, опираясь на колени и руки, чтобы уменьшить свой вес и не причинить мне лишнюю боль. Мы двигались, как единое целое, сплетая беспредельную нежность, влечение, страстное желание. Изголодавшиеся, измученные разлукой, мы упивались друг другом, достигнув такой немыслимой близости, что это потрясло нас обоих. Все закончилось в тишине, которая только обостряла единение.

Мы лежали рядом, слушая, как постепенно стихает перестук сердец. Потом она поднялась:

— Не уверена, хочу ли я любить тебя, Гарри, и не уверена, смогу ли без этого жить.

Я открыл глаза.

— Никогда. Слышишь? Никогда я не желал тебе плохого. Просто я не всегда знаю, что хорошо.

— Зато мне известно, как сделать, чтобы стало хорошо, — с поцелуем ответила Сьюзен. Потом накрыла мой лоб ладонью и с состраданием заглянула в лицо. — Ты видишь слишком много зла. Не забывай, на свете случаются и приятные моменты.

Вообще, я довольно толстокожий. Однако временами даже эта толстокожесть дает слабину. Я зарыдал. Сьюзен обхватила меня и тихонько укачивала, пока слезы не иссякли.

Как не хочется никуда тащиться. Остаться бы. Здесь тепло, чисто. Здесь никто не умирает. Здесь нет крови, не слышно рычания. И, что характерно, никто не лезет из кожи вон, чтобы меня прикончить. Я бы с большим удовольствием свернулся калачиком в объятиях Сьюзен, чем вышел навстречу щекастой луне, которая растет сейчас над горизонтом, окутанная призрачной дымкой.

Остаться бы… И все-таки я высвободился из теплых рук и сел.

Луна сегодня светит безумным.

Сьюзен встала с кровати, принесла вчерашнюю сумку и вытащила из нее пару черных джинсов, черные теннисные туфли, носки, теплую рубашку темно-серого цвета и бельишко под стать общей гамме. Ибупрофен тоже не забыла. Умница. Я поднялся, чтобы одеться, однако Сьюзен заставила меня сесть и принялась сама одевать. Аккуратно, с усердием.

Вас когда-нибудь одевала нагая красивая девушка? Да не просто одевала, а готовила к битве? Поверьте, это нечто неописуемое. Успокаивает и вместе с тем возбуждает. Расслабляет и делает более чутким, более внимательным, настраивает чувства на один лад с окружающим миром.

В дверь постучали.

— Чародей, пора! — Голос Теры.

Я встал, но Сьюзен удержала мое запястье.

— Гарри, подожди минутку.

Она опустилась на колени подле сумки, вынула широкую плоскую коробку и протянула.

— Я хотела подарить тебе на день рождения… Наверное, сейчас нужнее.

Я принял из ее рук коробку. Увесистая.

— Что это?

— Просто открой, тупица, — улыбнулась она.

Я снял крышку и ощутил тонкий аромат хорошо выделанной кожи. Раскрыл оберточную бумагу. Внутри тускло блеснул черный слой. Вынимаю, разворачиваю. Длинное, тяжелое пальто, точная копия моего старого плаща. До последней детали. Только материал несравнимо лучше.

Потрясающе!

— Ты, наверное, выложила целое состояние?

Она задорно рассмеялась.

— Не зря. Я получила немало удовольствия, расхаживая в нем голышом. — Сьюзен посерьезнела. — Носи, Гарри. На удачу.

Плащ сел как влитой, с приятной тяжестью, будто всегда был моим. На ощупь — сказка. Я вытянул поверх рубашки пентаграмму моей матери. Пушку, конфискованную у Харриса, переложил из рабочего комбинезона в карман плаща. Других магических штучек под рукой у меня не было. Возможно, как и самой магии. Принимая во внимание это печальное обстоятельство, пушка — наиболее подходящее оружие.

Готов. Пора идти.

Я повернулся к Сьюзен, желая попрощаться. Оказалось, она, не теряя времени даром, торопливо натягивает вещички.

— Ты что делаешь?

— Не видишь? Одеваюсь.

— Зачем?

— Кто-то должен вести фургон, Гарри. — Она с усилием протащила через голову узкий ворот тенниски, накинула жакет и гордо прошествовала к дверям. — Кроме всего прочего, намечается неслабое паранормальное событие. Думаешь, я его пропущу?

Она распахнула дверь и выжидающе на меня посмотрела.

Черт знает что такое! Одной заботой больше. Теперь и ее защищать придется. Она не вервольф, не волшебница. У Сьюзен даже оружия нет. Полное безумие не только брать ее с собой, но и обсуждать это. И тем не менее я поймал себя на мысли, что мне хочется быть уверенным, что она где-то рядом.

— Ладно. Ты пойдешь на общих условиях. Я главный. Подчинение беспрекословное.

Сьюзен поджала губки. Прищурилась.

— Какой тон! Я таю, — подколола она. — Смотришься просто супер! Никогда не думал отрастить бородку?

Улыбнулась и исчезла в холле.

Я смотрел вслед. Нельзя допустить, чтобы она попала в пекло, или я собственноручно привяжу ее к фургончику. Склонив голову набок, я с наслаждением вдохнул запах чистой одежды, мыла и эксклюзивный аромат от Сьюзен, который все еще хранила моя кожа. Стоило двинуться с места, и плащ слегка захрустел. Я бросил взгляд в зеркало.

Оттуда на меня пялился двойник из сновидений. Вся разница, что трехдневная щетина да шрамы. В остальном — как две капли.

Я отвернулся и решительно зашагал прочь из комнаты. Меня ждут.

Повеселимся.

Глава 28

Луна взошла на сверкающем звездами небе и плыла величаво меж бледных облаков, словно белогрудый корабль в океанских пенных водах. Холодный октябрьский ветер без передышки гнал небесные волны. Свет серебристой луны наполнял их мимолетным сиянием. Тот же призрачный свет лишил красок грубые камни высоченной ограды вокруг поместья Марконе. Края каменных блоков обозначились резче, тени углубились, зачернели, и трехметровая кладка приобрела сходство со стеной из скалящихся, выбеленных черепов. За оградой густо росли деревья, напрочь закрывая вид. Деревьев много, а толку никакого — ни единой веточки, чтобы уцепиться и вскарабкаться наверх.