Пепел победы

– Боже мой, Елизавета! – Александер был потрясен настолько, что начисто забыл о подобающем обращении к ее величеству – о чем при свидетелях не забывал никогда. – Если ты знала, почему ты никому не сказала?!

– Не могла, – сказала королева бесцветным голосом, в котором хрупким надломом звучала застарелая боль. – Мы не были готовы к войне, а открытое обвинение в адрес режима Законодателей, явившихся заказчиками убийства, могло разрешиться только войной. Кроме того, сообщение о том, что агенты Нового Парижа сумели проникнуть в высшие круги Мантикоры и даже организовать убийство короля, повлекло бы за собой массовую охоту на ведьм. Взаимное недоверие, подозрительность, доносы – это не та атмосфера, которая способствует сплочению общества и военному строительству. Более того, громче всех обвиняя «предателей», агенты хевов могли бы расчистить себе путь к власти.

Она закрыла глаза; осунувшееся лицо выдавало крайнюю степень усталости, ноздри болезненно трепетали.

– Я жаждала крови, я желала их смерти, но Аллен и тетушка Кэтрин убедили меня, что из соображений высшей политики я не могу арестовать и судить их. Я даже хотела вызвать их на дуэль и расправиться с мерзавцами собственными руками – вот почему, Хонор, я так глубоко сочувствовала вам в истории с этим ублюдком, Северной Пустошью, – но те же соображения, которые не позволяли привлечь их к суду, делали дуэль тем более недопустимой. Я была вынуждена оставить их безнаказанными. Я была вынуждена оставить мужчин и женщин, убивших моего отца в угоду своим личным интересам, в живых.

Она отвернулась и невидящими глазами уставилась в окно, на великолепие ночного королевского дворца, расцвеченного огнями. Хонор покачала головой. Как бы то ни было, хевы просчитались. Они убили короля Роджера в расчете посадить на трон слабую девчонку, которой можно манипулировать, а в результате получили Елизавету Третью. Если бы не кровавая цена, заплаченная ими, этих людей стоило бы пожалеть.

– И вот еще что, – сказала королева так тихо, что ее трудно было расслышать. – Возможно, нам никогда не удастся этого доказать, но я убеждена: за событиями у звезды Ельцина тоже стоят хевы. Возможно, исполнителями действительно были Истинные, но оружием их снабдили хевы… и не исключено, что именно они посоветовали фанатикам заставить Мюллера вручить мне и Аллену маяки.

«И Мюллер за это уже поплатился», – мрачно подумала Хонор.

По обвинению в государственной измене его осудили на смерть. Процесс продолжался всего неделю, приговор был приведен в исполнение немедленно. Все знали, кто вручил королеве и премьеру «камни памяти», и с того момента, как в камне Елизаветы обнаружили маяк, судьба землевладельца была решена.

Хонор оторвалась от воспоминаний, поскольку Елизавета снова отвела взгляд от окна.

– Некоторые задаются вопросом, почему я так ненавижу Народную Республику, – тихо сказала королева. – Ответ очень прост. Тридцать четыре года назад агенты Законодателей убили моего отца. Теперь агенты Комитета общественного спасения и БГБ убили моего премьера, моего дядю, моего кузена, их сотрудников, весь экипаж моей яхты. Людей, которых я знала долгие годы. Они пытались убить меня, мою тетушку, Бенджамина Мэйхью, и их план провалился лишь благодаря вам, Хонор. Один режим, другой, но хевы остаются хевами. А эти имбецилы на протяжении десяти лет, пока мы с Алленом вели войну, без умолку долбили о «сдержанности», «взвешенной реакции» и «мирном разрешении конфликтов». А теперь хотят присвоить плоды наших трудов.

Она умолкла, покачала головой, а когда заговорила снова, голос ее звучал ровно и сухо, с устрашающим отзвуком звенящего железа.

– Может быть, мне и не удастся помешать им сформировать свой кабинет и удалить вас от дел, Вилли. Сейчас не удастся. Но я обещаю вам: придет день, и они вспомнят, что я их предупреждала.

Глава 47

Оскар Сен-Жюст закрыл файл и откинулся на спинку кресла.

Он был один, и ничьи глаза не видели того, что все равно посчитали бы невозможным: дрожь, сотрясавшую пальцы обеих рук, пока он не сцепил их и не сжал изо всех сил.

Бесконечные секунды он смотрел в пустоту, наполненную – впервые за долгое время – немыслимым спокойствием. Впервые после смерти Роба Пьера он почувствовал, как в душе зарождается надежда. Сен-Жюст несколько раз глубоко вздохнул. На самом деле он почти не верил в успех операции «Хассан», хотя даже перед собой сознался в этом только сейчас. Раньше он не мог допустить колебаний и наедине с собой, ибо его план должен был сработать. После того как фронт буквально рухнул, обезглавливание Альянса оставалось единственной его надеждой, и он заставлял себя верить в осуществимость, по сути, безумного плана.

И план осуществился! Пусть не полностью, но все же осуществился!

Когда из предварительных донесений стало известно, что Елизавета Третья и Бенджамин Мэйхью уцелели, он испытал разочарование, а узнав, кому они обязаны спасением, заскрежетал зубами. Пунктов, по которым между Оскаром Сен-Жюстом и Корделией Рэнсом царило полное согласие, было не так уж много, но в отношении к Хонор Харрингтон они сходились полностью. За одним исключением: Оскар в отличие от Рэнсом не стал бы устраивать дурацкое шоу, а пристрелил бы эту Харрингтон как можно скорее, закопал в безымянной могиле и в жизни не признался бы, что вообще ее видел.

Но когда стали поступать первые, отрывочные донесения о внутренней реакции манти на операцию «Хассан», Сен-Жюст начал понимать, что так, наверное, обернулось к лучшему. Погибни Елизавета и Бенджамин, сын Елизаветы унаследовал бы трон, а правительство сохранилось бы в прежнем составе. В лучшем случае это позволило бы несколько оттянуть неизбежный конец. А вот прикончив Кромарти, Сен-Жюст, сам того не ожидая, создал совершенно иную ситуацию. Мантикорская оппозиция объявила о намерении сформировать правительство без участия центристов и лоялистов, что стало для Оскара Сен-Жюста нечаянным подарком судьбы.

Он нажал кнопку внутренней связи.

– Да, гражданин Председатель, – послышался ответ секретаря.

– Свяжись с гражданами секретарями Кэрсэйнтом и Мосли, – распорядился он. – Скажи, что я хочу встретиться с ними немедленно.

– Будет исполнено, гражданин Председатель.

В ожидании нового министра иностранных дел Народной Республики и женщины, заменившей Леонарда Бордмана в Комитете открытой информации, Сен-Жюст снова расслабился. Оба их предшественника находились в Октагоне – то ли в качестве заложников, то ли примкнув к изменникам – и погибли, когда Сен-Жюст нажал кнопку. Новички не имели опыта и глубоких знаний, зато смертельно боялись гражданина Председателя, и он мог быть уверен, что они выполнят все его указания.

– Ладно, ладно, Элисон, – сказал граф Белой Гавани, протирая глаза, – я уже проснулся.

Он взглянул на прикроватный хронометр и поморщился. Корабельное время «Бенджамина Великого» исчислялось на основе двадцати четырех земных, а не двадцати двух плюс компенсор мантикорских часов. Сейчас было 03:00. Он провел в постели всего три часа и теперь должен был спешить на последнее адмиральское совещание перед атакой на Ловат, которая должна была начаться через пять часов.

«Лучше бы это оказалось что-то важное», – сказал себе адмирал и нажал кнопку коммуникатора.

Монитор, замерцав, ожил, на экране появилось лицо капитана Гранстон-Хенли. Визуальная связь была односторонней – адмирал не хотел, чтобы кто-то видел его помятое, заспанное лицо, – но все мысли о внешности вылетели у него из головы, едва он заметил выражение ее лица.

– Что стряслось? – Приготовленная язвительность частично испарилась из его голоса, поскольку Гранстон-Хенли выглядела не на шутку взволнованной.

– Только что прибыл курьер, милорд. От хевов.

– От хевов? – осторожно переспросил граф, и она кивнула.

– Так точно. Она совершила гиперпереход двадцать шесть минут назад, а пять минут и… – она сверилась с хронометром, – и тридцать секунд назад мы приняли их обращение. Очень четкое, сэр.