Меж двух огней

В последней фразе он придал своему голосу шелковистую мягкость, сделав легкое ударение на слове «погибнуть», и в глазах Хаусмана вспыхнул неприятный огонек. Ни один из них никогда не выразился бы определеннее, но слово прозвучало, и Гауптман заметил, что молодой человек глубоко вздохнул.

– Даже если предположить, что вы правы – только предположить! – я не вижу, как это можно осуществить, – сказал наконец Хаусман. – Она в отставке, и Кромарти никогда не рискнет вновь призвать ее на действительную службу. После того как она при всех бросила вызов Северной Пещере, палата придет в ярость, стоит только внести подобное предложение.

– Не исключено, – ответил Гауптман, сильно сомневаясь в правильности выводов экономиста.

Два года назад он, несомненно, согласился бы с Хаусманом, но теперь мнение Гауптмана сильно изменилось. Харрингтон удалилась на Грейсон, чтобы вступить в права «землевладельца Харрингтон», полноправной феодальной правительницы поместья, специально созданного тамошним Протектором и названного в ее честь. В сан землевладельца грейсонцы возвели ее в знак благодарности за оборону их родной планеты. Учитывая позорную роль, сыгранную Хаусманом в той самой обороне, вряд ли стоило удивляться, что он игнорирует иностранные титулы, но картель Гауптмана был глубоко вовлечен в обширные промышленные и военные программы, реализуемые в системе Ельцина с тех пор, как Грейсон присоединился к Мантикорскому Альянсу. Не доверяя собственному опыту общения с Харрингтон, Гауптман провел тщательный анализ ее положения на Грейсоне и выяснил, что она имеет там больше власти и влияния, чем кто-либо в Звездном Королевстве, включая самого герцога Кромарти.

Взять для начала тот факт, что она была, вероятно (сами грейсонцы, возможно, даже не отдавали себе в этом отчета), самым богатым человеком на их планете, особенно с тех пор, как ее корпорация «Небесные купола Грейсона» стала приносить прибыль. А если добавить мантикорские вложения, которыми управлял Уиллард Нефстайлер, то к настоящему времени она почти наверняка по праву могла называться миллиардером – не так уж плохо для бизнесмена, начальный капитал которого складывался исключительно из призовых выплат. Но для грейсонцев ее богатство едва ли имело значение. Она не только спасла их от оккупации, но также вошла в число восьмидесяти представителей высшей знати, которые управляли их миром, не говоря уже о втором по значимости чине офицера в их флоте. Несмотря на вялое отвращение, которое могли бы испытывать к ней наиболее консервативные из грейсонских теократов, большинство грейсонцев почти обожествляли чужестранку.

Более того, она фактически второй раз спасла систему Ельцина в начале прошлого года. Независимо от всего того, что думает о ней палата лордов, информационные сообщения о Четвертой Битве при Ельцине сделали ее почти такой же героиней в глазах населения Звездного Королевства, какой она была на Грейсоне. Если бы правительство Кромарти, обладавшее сейчас относительно устойчивым большинством в палате лордов, попыталось вернуть Харрингтон на службу Короне в Мантикору, Гауптман был уверен, что такая попытка увенчалась бы успехом.

К сожалению, и Кромарти, и Адмиралтейство, казалось, не были склонны рисковать, опасаясь неизбежной и опасной межпартийной борьбы в парламенте. Но даже при всем их желании вряд ли они сочли бы уместным назначать офицера такого высокого уровня командовать четырьмя жалкими вооруженными торговыми кораблями черт знает в какой дали от зоны активных боевых действий. А вот если бы предложение поступило от другого источника…

– Послушайте, Реджинальд, – голос Гауптмана зазвучал исключительно убедительно. – Уж мы-то с вами знаем, что Харрингтон сродни потерявшей управление боеголовке, но именно мы, как никто другой, понимаем, что, удайся нам добиться ее назначения в Силезию, она могла бы здорово потрепать пиратов, прежде чем навсегда сойти со сцены – верно?

Хаусман медленно кивнул; его явное нежелание пойти на этот шаг боролось с не менее очевидным искушением послать ненавистную ему женщину на неизбежную гибель.

– Хорошо. Также не надо забывать, что она чертовски популярна во Флоте. Неужели вы думаете, Адмиралтейство не захочет вернуть ей мантикорский мундир?

Хаусман снова покачал головой. Гауптман, пожав плечами, продолжал:

– В таком случае, как вы думаете, что произойдет, если мы сами предложим отправить ее в Силезию? Представьте себе на минуту. Если оппозиция поддержит ее кандидатуру в качестве командира нашей операции, разве Адмиралтейство не ухватится за шанс «реабилитировать» эту ненормальную?

– Полагаю, ухватится, – с кислым видом согласился Хаусман. – Но почему вы думаете, что она согласится на это предложение? Она там заделалась местным жестяным божком. Чего ради она откажется от положения офицера номер два в их крошечном сопливом флотике – и согласится на что-то подобное?

– Да потому, что их флот – крошечный и сопливый, – ответил Гауптман.

На самом деле было иначе – и только едкая ненависть Хаусмана ко всему, что связано с системой Ельцина, заставляла его так думать и чувствовать. Грейсонский космический флот, начав с десяти трофейных хевенитских супердредноутов и первых трех построенных на собственных верфях кораблей стены, превратился в весьма внушительную силу, став вторым по мощности флотом Альянса. С точки зрения личных амбиций, для Харрингтон было бы безумием бросить положение второго в офицерской иерархии командира в перспективном и быстрорастущем ГКФ note 7 ради возвращения к прежнему званию простого капитана КФМ. Но при всей своей ненависти к этой женщине, Гауптман понимал ее гораздо лучше, чем Хаусман. Независимо от званий, положения и наград Хонор Харрингтон была урожденной мантикорианкой, и тридцать лет своей жизни она отдала родному флоту, строя свою карьеру и репутацию на королевской службе. С большой неохотой Гауптман вынужден был признать ее личную храбрость и бесспорное, в самой глубине натуры укоренившееся чувство долга. Именно это чувство долга и могло подстегнуть ее очевидное желание оправдаться перед соотечественниками, снова получив место во Флоте, из которого ее выжили враги. Гауптман твердо знал, что она примет предложенное ей назначение, но он ни за что не назвал бы Хаусману ее истинные мотивы.

– В Грейсонском флоте она, конечно, королева лягушатника, – сказал он вместо этого, – но тамошняя лужа слишком мала по сравнению с нашим Флотом. Всех их кораблей едва наберется на две полные линейные эскадры, Реджинальд, и вы это знаете лучше меня. Если она хочет вернуться командиром в настоящий флот, мы дадим ей единственный шанс – нашу операцию.

Хаусман хмыкнул и, откинув голову, медленно выпил вино, затем опустил бокал и стал разглядывать донышко. Гауптман понял, что его собеседника раздирают противоречивые эмоции, и положил руку ему на плечо.

– Я знаю, что прошу слишком многого, Реджинальд, – сочувственно сказал он. – Очень большое мужество требуется человеку для того, чтобы даже подумать о возвращении на королевскую службу своего обидчика. Но я не могу припомнить кого-нибудь, кто подходил бы для нашей задачи лучше, чем она. И в то же время я буду сожалеть о любом офицере, который может погибнуть при выполнении своего долга в ходе нашей миссии, и вы должны признать, что именно Харрингтон, с ее неуравновешенностью, была бы наименее болезненной потерей среди всех людей, которые могут прийти вам на память.

Для любого другого человека последняя фраза прозвучала бы ужасно, но в глазах Хаусмана снова загорелся огонек, явно свидетельствующий о крайнем удовлетворении.

– Почему вы решили поговорить именно со мной? – спросил он, немного помолчав.

Гауптман пожал плечами.

– Ваше семейство имеет большое влияние в либеральной партии. Это означает влияние на оппозицию вообще, а учитывая ваше глубокое знание военных проблем и особенно личный опыт общения с Харрингтон, именно ваша рекомендация будет иметь решающее значение для коллег. Если вы предложите графине Нового Киева выдвинуть кандидатуру Харрингтон для выполнения этой миссии, партийное руководство отнесется к этому серьезно.

Note7

Грейсонский космический флот.