Испытание адом

– Да, – с горечью кивнул канцлер казначейства, – дня два-три эта тема будет занимать умы, а потом ее вытеснят какие-нибудь свежие горячие новости. А мы останемся зализывать раны.

Кромарти ощутил укол тревоги: он знал братьев Александер с детства и неоднократно на себе испытывал проявления знаменитого александеровского норова. Но такой изломанной, с трудом сдерживаемой ненависти он в Вильяме никогда не замечал.

– Я думаю, ты все-таки преувеличиваешь, Вилли, – сказал он, успокаивая разъяренного Александера. Ответом был лишь угрюмый взгляд, и Кромарти продолжил, осторожно подбирая слова: – Не спорю, во многом главные агентства новостей действительно подыгрывают хевам, но у их директоров есть и своя правда. Жители планет Лиги в большинстве своем прекрасно понимают, что хевы зачастую беззастенчиво врут, а потому репортажи из Республики воспринимают с изрядной долей скепсиса.

– Это как сказать, – сухо возразил Вильям Александер. – Согласно только что полученной мной информации, еще два правительства Лиги высказались против эмбарго и призвали поставить на голосование вопрос о его отмене, а по результатам проведенного опроса общественного мнения наш рейтинг поддержки упал на пункт с четвертью. Черт побери, Аллен, чем дольше хевы невозбранно распространяют свою ложь, тем больше людей будут им верить. Правда – она ведь вообще выглядит далеко не столь привлекательной и убедительной, как умело состряпанная дезинформация, и Корделии Рэнсом это прекрасно известно. Ее марионетки из Комитета открытой информации работают по прекрасно продуманным сценариям и преподносят ловко препарированные, полностью искажающие реальность сведения в удобной для восприятия и правдоподобной с виду упаковке. А когда это вранье, без каких-либо критических комментариев, повторяют «объективные и независимые» каналы, оно превращается в прекрасно усваиваемый продукт. Особенно если зрителям не грозит перспектива стать жертвами хевов. До поры до времени. А тот факт, что мы все еще продолжаем одерживать военные победы, в свете сложившейся информационной ситуации лишь вызывает сочувствие к хевам как страдающей стороне. На пропагандистском фронте неприятель наносит нам поражение за поражением.

– Может, ты и прав, Вильям, но в этом ли дело? Правительства наиболее развитых в промышленном отношении миров Лиги с самого начала были настроены против эмбарго. Мы продавили нужное нам решение, но как раз этого давления нам и не простили. Так что если они подыгрывают хевам, то не потому, что позволяют их пропаганде одурачить себя, а руководствуясь соображениями выгоды…

– Разумеется, Аллен, так оно и есть. Однако дело не только в правительствах. Судя по результатам опросов, мы теряем поддержку в широких массах, а политическая элита Лиги прекрасно чувствует настроение избирателей. Да что там говорить о Лиге, наша политика и на родине пользовалась не слишком широкой поддержкой. Во всяком случае, до тех пор, пока хевы не убили Хонор Харрингтон.

При последних словах лицо его исказила гримаса гнева и стыда. Канцлер чуть ли не с вызовом взглянул премьеру в глаза, и Кромарти вздохнул. Разумеется, Вильям прав. Конечно, падение популярности было пока незначительным, но война продолжалась уже восемь стандартных лет, а вначале общественная поддержка была необычайно высока. Она и сейчас твердо держалась на отметке около семидесяти процентов, но, несмотря на одерживаемые Королевским флотом победы, конца войне не предвиделось. Хотя на каждый потерянный корабль и погибшего мантикорского бойца приходилось несколько вражеских, огромные людские ресурсы Народной Республики делали для нее эти потери куда менее чувствительными, а бремя непомерных военных расходов грозило подорвать даже столь мощную экономику, как мантикорская. Население еще сохраняло оптимизм и решимость, однако и то и другое заметно потускнело с течением времени. Именно поэтому (в чем он даже самому себе признавался с неохотой) Кромарти настоял на государственных похоронах Харрингтон. Разумеется, Хонор заслуживала их, да и королева Елизавета горячо поддержала его предложение, но человек, посвятивший борьбе с хевами всю свою жизнь, не мог устоять перед искушением использовать хладнокровное убийство героического капитана, чтобы сплотить народ и вызвать в людях праведный гнев.

«Наверное, – угрюмо размышлял герцог, – все дело в общепринятом обычае размахивать окровавленной рубашкой невинно убиенного. Паршивый метод, но работает».

Вот только буря чувств, все время прорывавшаяся сквозь светскую маску Александера, премьеру была близка и понятна.

– Знаю, – сказал он, наконец, с глубоким вздохом. – Ты прав, совершенно прав. Но, будь оно все проклято, единственная толковая вещь, которую мы можем сделать, это вышибить дух из этих мерзавцев. Раз и навсегда.

– Согласен, – кивнул Александер и, выдавив кислую улыбку, добавил: – А судя по письму Хэмиша, как мне кажется, он и грейсонцы именно это и собираются сделать. Под колокольный звон.

В это самое время приблизительно в тридцати световых годах от Мантикоры Хэмиш Александер, тринадцатый граф Белой Гавани, сидел в своем роскошном кабинете на борту супердредноута Грейсонского космофлота «Бенджамин Великий», не отрывая потемневших голубых глаз от голографического контура. В руке его был зажат забытый бокал с дорогим земным виски, и лед таял, разбавляя напиток. Адмирал просматривал повторение дневной службы в соборе Св. Остина: преподобный Иеремия Салливан лично служил торжественную литургию по убиенным. Воскуряемый ладан, дивно расшитые ритуальные облачения и величественная, скорбная музыка тонкой газовой вуалью окутывали происходящее, не в силах скрыть клубившуюся в душах ненависть.

«Нет, не так, – устало подумал Белая Гавань, вспомнив, наконец, о бокале и пригубив смешавшееся с водой виски. – Ненависть, конечно, никуда не делась, но на время службы им как-то удалось с ней совладать. А вот теперь, оплакав Хонор, они дадут ненависти волю, а это… хорошего в этом мало».

Поставив бокал, он взялся за пульт и принялся переключать каналы: везде передавали одно и то же. В каждом соборе планеты служили заупокойную литургию, ибо на Грейсоне к своим отношениям со Всевышним – и своему долгу перед Ним – относились более чем серьезно. Переходя с канала на канал, Белая Гавань все явственней ощущал в своей душе ледяную, кристально твердую грейсонскую решимость. Он был честен с собой и знал, что жаждет отомстить за убийство Хонор Харрингтон даже сильнее, чем народ Грейсона.

Потому что он знал то, чего не знали ни жители Грейсона, ни его брат, ни его королева – ни одна душа во Вселенной. А сам граф, как ни старался, не мог забыть об этом ни на миг.

Он знал, что это из-за него Хонор отправилась навстречу смерти.

ГЛАВА 2

Было очень поздно, и Леонарду Бордману было уже давно пора домой, где его дожидался честно заработанный коктейль перед ужином. А вместо этого он сидел откинувшись в удобном служебном кресле и, наслаждаясь, снова и снова смотрел запись казни Хонор Харрингтон. Все-таки это настоящий шедевр, скромно сказал он себе. Две недели кропотливого труда лучших программистов Комитета открытой информации – да, конечно. Но если техническую сторону обеспечивали специалисты, то идея, сценарий и режиссура принадлежали ему. И у него были все основания гордиться собой.

Еще раз просмотрев запись от начала до конца и выключив проектор, он тонко улыбнулся. Эта не столь уж продолжительная запись являлась для него не только несомненной профессиональной удачей, но и победой над коллегой и соперницей – первым заместителем директора Комитета Элеонорой Янгер.

Янгер настаивала на том, что для подрыва боевого духа манти надо заставить виртуальную Харрингтон валяться в ногах у палачей, умолять о пощаде, бешено вырываться из рук тех, кто волочет ее к эшафоту, однако Бордман сумел настоять на своем – а это было нелегко. В их распоряжении имелось множество голографических записей подлинной Харрингтон, которые Корделия Рэнсом отправила домой на Хевен перед своим злополучным (вот уж воистину злополучным!) отлетом в систему Цербера. Техники уверяли, что им ничего не стоит создать компьютерный фантом, который будет вести себя в полном соответствии со сценарием Элеоноры. При этом возможность обнаружения подделки они отвергали категорически: за последние сто стандартных лет они накопили по части конструирования таких фантомов огромный опыт.