Гроза из Преисподней

Что ж, все то же. Интересно, подумал я, на что эта дамочка рассчитывала, называя мне одни имена без фамилий, если она так и так собиралась передать мне дюжину других способов выяснить это. Это показывает лишь, насколько забавно ведут себя люди, когда их что-то беспокоит. Они говорят совершенную ерунду, они делают странный выбор и сами потом не понимают, что заставило их творить такие глупости. При следующей встрече надо вести себя осторожнее, чтобы не подтолкнуть ее к этому снова.

Я бросил в корзину второй опустевший конверт и, перевернув третий, вывалил его содержимое на стол.

На деревянной поверхности лежало, поблескивая какой-то синтетической защитной скорлупой, коричневое тельце мертвого и высушенного скорпиона. В основание хвоста было продето колечко, к которому крепился плетеный кожаный шнурок – когда его надевали на шею, скорпион висел головой вниз, хвостом вверх.

Меня пробрала дрожь. В определенных, имеющих отношение к потусторонним силам кругах скорпион является чертовски мощным символом, и символ этот связан не с добром. Пользуясь таким маленьким талисманчиком, можно соткать уйму действенных и ужасно недобрых заклятий. И потом, если носить его на теле, а именно так носят подобные штучки, колючие ножки то и дело щекочут и покалывают кожу, напоминая о своем присутствии. Пересохшее жало на кончике хвоста может и впрямь вонзиться в кожу любого, кто попытается обнять его обладателя. Маленькие, похожие на рачьи клешни могут запутаться в волосах на мужской груди или царапать изгибы женской. Гадкая, противная штука. Не то, чтобы вредная сама по себе – но можно не сомневаться, тот, кто носит такую на шее, уж наверняка несет своей магией не добро и радость.

Вполне возможно, Виктор Селлз оказался вовлеченным во что-то настоящее, нечто, целиком завладевшее его вниманием. Искусство Магии может делать с людьми такое – особенно темные его стороны. Если он обратился к нему в отчаянии от того, что лишился работы, это, возможно, объясняет его внезапный уход из дома. Множество чародеев или тех, кто хотел бы ими стать, отгородились от мира, веря в то, что изоляция позволит им лучше концентрироваться на их магии. Вообще-то это не так, но это помогает слабым или неопытным меньше отвлекаться.

А может, это вовсе и не талисман. Возможно, это просто любопытная безделица или сувенир, оставшийся после поездки в юго-западные штаты. Я не имел возможности узнать точно, действительно ли эта штука служила для усиления концентрации и направления магических сил – тем более, не использовали ли ее для наведения чар. Что до меня, я в силу самых разных убедительных причин искренне не желал бы использовать такое сомнительное средство.

Что ж, пытаясь выследить этого человека, придется иметь эту маленькую мерзость в виду. Может, она ничего и не значит. А может, значит, и очень даже много. Я покосился на часы. Четверть четвертого. Самое время обзвонить морги, не обнаружится ли в одном из них интересующая нас особа, назовем его Джон Доу – как знать, может, мои поиски завершатся уже сегодня к вечеру – а потом заглянуть в банк, положить деньги на счет и отослать чек арендодателю.

Я достал из стола телефонную книгу и принялся обзванивать больницы. Не то, чтобы это была моя обычная работа, но и трудного в ней тоже ничего нет, если не считать обычных проблем, с которыми я сталкиваюсь, когда пользуюсь телефоном: помехи, фон, вторгающиеся в мой разговор посторонние диалоги. Если что-то может барахлить, оно это сделает обязательно.

В какой-то момент мне показалось, будто я уловил что-то краем глаза: некое едва заметное шевеление сушеного скорпиона, лежавшего на моем столе. Я зажмурился, потом посмотрел на него внимательнее. Он не шевелился. Очень осторожно я ощупал его как невидимой рукой своими чувствами, пытаясь обнаружить любой след магических энергий.

Ничего. Чар в нем было не больше, чем жизни.

Только не говорите после этого, будто Чарли Дрезден боится дохлых сушеных букашек. При всей своей подозрительности я не собирался позволять этому мешать мне в работе.

Поэтому я подцепил ее углом телефонной книги и столкнул в средний ящик стола. С глаз долой – из сердца вон.

Выходит, у меня проблемы с ползучими, дохлыми, отравленными тварями. Как раз по мне.

Глава 5

«МакЭнелли» – это кабак в нескольких кварталах от моего офиса. Я всегда захожу туда бороться со стрессом, или просто когда у меня в кармане завалялось несколько лишних баксов, которые не жаль потратить на хороший обед. И не я один из нашей братии. Мак, владелец, привык к чародеям и к связанным с ними проблемам. В «МакЭнелли» нет видеоигр. Ни телевизоров, ни дорогих компьютерных игрушек. Там нет даже музыкального автомата. Вместо него Мак держит механическое пианино. У него меньше шансов взбеситься в нашем присутствии.

Я назвал это место «кабаком» в лучшем смысле этого слова. Входя, ты спускаешься на несколько ступенек вниз и попадаешь в помещение, являющее собой смертельное сочетание низкого потолка и свисающих с него вентиляторов. Обладателям высокого роста – вроде меня – поневоле приходится перемещаться у «МакЭнелли» с повышенной осторожностью. У барной стойки стоит тринадцать стульев, а в зале – тринадцать столиков. Тринадцать окон, расположенных у самого потолка, чтобы высунуться на улицу чуть выше уровня земли, пропускают внутрь немного дневного света. Тринадцать мутноватых зеркал на стенах отражают в зал лица посетителей и создают иллюзию простора. Тринадцать деревянных колонн, старательно украшенных резными сюжетами сказок и преданий Старого Мира, не позволяют перемещаться по залу иначе как по кругу; помимо этого они также намеренно рассекают потоки стихийных энергий, исходящих от угрюмых, ворчливых чародеев, не позволяя тем невольно проявить свои способности самым что ни на есть зрелищным образом. В расцветке помещения преобладают землисто-коричневые и зеленоватые тона. Попав к «МакЭнелли» впервые, я почувствовал себя волком, вернувшимся в старое, любимое логово. Мак сам, своими руками, варит пиво, точнее, даже эль, равного которому в городе не найти. Пища здесь готовится на дровяной плите. И, как говорит Мак, ни одна собака не мешает вам оторвать задницу от стула и самому забрать свой заказ со стойки, когда он будет готов. В общем, это место как раз по мне.

Поскольку обзвон городских моргов ничего не дал, я взял из Мониковой стопки пару бумажек и переместился к МакЭнелли. Мне показалось, после всего, что свалилось на меня утром, я вполне заслужил немного Макова эля и чьей-то-там еще стряпни. Тем более, что вечер мне предстоял тоже нелегкий, если я хотел выяснить, каким образом кому-то удалось навести смертельные чары на Томми Томма, громилу Джонни Марконе, и на его подружку Дженнифер Стентон.

– А, Дрезден, – приветствовал меня Мак, когда я взгромоздился на стул у стойки. Темное, уютное помещение было пусто, если не считать пары людей знакомой мне внешности, игравших в шахматы за столом в дальнем углу. Мак – человек высокий, почти долговязый, возраста неопределенного, хотя по отдельным проявлениям можно судить об его силе и мудрости, какие редко встречаются у людей младше пятидесяти. Глаза у него косят, а улыбка, когда она появляется на лице – что случается не так часто – озорная. Мак не мастер много говорить, но уж если говорит что-то, это почти всегда заслуживает внимания.

– Привет, Мак, – отозвался я. – Ну и день сегодня – просто кошмар какой-то. Дай-ка мне сандвич с говядиной, картошки и эля.

– Угу, – сказал Мак. Он откупорил бутылку своего эля и начал наливать его в стакан, глядя мимо меня куда-то в пространство. Это он так со всеми. Учитывая специфику его клиентуры, я не обижаюсь на него за это. Лично я тоже избегал бы смотреть им в глаза.

– Слышал, что случилось в «Мэдисоне»?

– Угу, – подтвердил он.

– Жуткое дело.

Подобная поверхностная оценка явно не заслуживала в его глазах даже ответного хмыканья. Мак поставил мое питье на стойку и повернулся к расположенной позади нее плите, поворошив угли и поленья кочергой.