Страница 34 из 68
— Занято, — буркнул отстрельщик.
— Я ж так и подумала — наш! Вещей у тебя нету, а так — наш. — Ева села рядом с его сумкой, оперлась на нее и доверчиво поманила к себе хмурого отстрельщика. — Слышь, как у них тут на досмотре насчет баксов, а? — шепотом спросила она.
На него смотрели вытаращенные карие глаза в липком оформлении наклеенных ресниц.
— Отвали, — лениво сказал отстрельщик, сложил руки на груди и закрыл глаза.
— Хрубиян, — обиделась Ева, — я ж по-хорошему спрашиваю, у меня лишку есть, мо-же, ты знаешь, как они тут, сильно шмо-нают?
Отстрельщик вздохнул и выдернул из-под ее руки свою сумку. Встал, оглядел зал и ушел подальше. Он сел, раздраженно сопя, прикрыл глаза, но успел профессионально на расстоянии одним взглядом охватить всю ее странную грудастую фигуру. Женщина жевала яблоко с открытым ртом, уместив сумки перед собой и держа их одной рукой за ручки. Она настороженно оглядывала каждого, кто подходил ближе чем на два метра. Отстрельщик хмыкнул, с досадой повертел головой и постарался задремать.
Он еще раз внимательно оглядел ее, ощутив смутное, ничем не объяснимое беспокойство, когда женщина, волоча сумки, прошла к телефонной будке и стала звонить. Она ни разу не посмотрела больше на него, отстрельщик внимательно осмотрел остальных ожидающих в зале. Беспокойство не проходило. Ему очень захотелось услышать, кому она звонит. Куда вообще, к черту, может звонить челночница, набирая такой длинный международный номер?!
«Домой она звонит, сказать, чтоб встретили! Да уж, когда все деньги на подсчете…»
Ева Курганова действительно звонила далеко, можно сказать, что и домой. Она назвала отдел, с которым ее надо было соединить, достала, ожидая, из кармана безрукавки зеркальце и подтирала яркий бантик на губах, рассматривая напряженное лицо отстрельщика далеко в зале. Потом она постаралась максимально правильно описать одежду отстрельщика и его внешний вид, а на вопрос с другого конца, кто это звонит, радостно сообщила:
— Так это ж анонимный звонок, чудило!
Оператору таможенной службы Шереметьева позвонили из отдела по борьбе с наркотиками и продиктовали информацию. В самолете, улетающем из Стамбула через полтора часа, будет курьер. Мужчина лет пятидесяти, русский, высокого роста, волосы волнистые, седые, зачесаны назад, на лбу залысины, одет в потертые джинсы, кроссовки и кожаную куртку, едет налегке — с собой только небольшая дорожная сумка. Оператор вздохнул. На прошлой неделе пустышек было три. Но звонили в шутку, обычно свои, местные. Здесь звонок был из Турции.
— Вызывать группу с собакой? — спросил оператор звонившего офицера.
— Сам не пойму, — сознался тот честно. — Это не наш информатор, он бы назвал кодовое слово. Звонила женщина. И не просто ноль-два. Набрала номер отдела главного управления. Я женщинам верю, они обиженные бывают очень злые и честные.
— Давай я подкину эту головную боль туркам, — предложил оператор, — позвоню сейчас им. Пусть сами там сейчас и разбираются. Хотя в принципе у нас хороший пес на багаже.
— Не надо туркам. Сами разберемся, он же русский, потом возись с ним через консульство. Сделаем так. Горячку не пороть, может, это шутка, а если что обнаружится, я сам и приеду, тогда сообразим, как рапорт составить по поводу этого звонка. Я задержусь со сменой и подожду до девяти. Ты там особенно не суетись, а то потом насмешек не оберемся.
В стамбульском аэропорту пассажиров пригласили на регистрацию и осмотр багажа. Ева подошла к стойкам одна из первых. Таможенников было трое, старик с медлительными движениями невыспавшегося сердечника и двое молодых. Старик посмотрел документы супружеской пары и отдал их одному молодому, посмотрел паспорт Евы и отдал другому. Первый таможенник почтительно заговорил с супругами по-английски, второй подмигнул Еве и сказал на родном русском, кривя рот в пренебрежительной усмешке:
— Ну, подружка, чего везешь?
— Та шо я могу везти, шмотки всякие, куртки купила родне, мелочевку разную.
— Открывай сумки. — Он пристально разглядывал ее округлые формы.
— Та шо тут открывать, усего две сумки, шо их там открывать, нема там ничего такого, шо вам трэба.
— А что ты так нервничаешь, подружка?
— Та не нервничаю я, шо мне нервничать… — забегала глазами Ева и нервно поправила грудь, чуть приподняв ее.
— Собери вещи, — сказал таможенник, перебросив несколько тряпок, — и пойдем со мной.
— Куда это? — Ева заталкивала быстро все обратно в сумки.
Таможенник, не отвечая, первым прошел через турникет, оглянулся, быстро окинул ее взглядом и кивнул головой на дверь.
В комнате сидели еще двое. Ева остановилась у двери.
— Здрасьте. — Она чуть кивнула головой, не выпуская сумки из рук.
Таможенник быстро говорил что-то сидящим, кивая на Еву, они стали смеяться и стучать его по плечу. Он повернулся к Еве.
— Садись, да брось ты свои сумки. Деньги и драгоценности везешь?
— Так ведь какие там деньги?.. Только шо указано в этой… как ее, забыла.
— Да не может быть. Не все, наверное, указано? Положи на стол.
Ева подошла к столу, внимательно посмотрела на сидящих, повернулась к ним спиной и залезла к себе в лифчик, просунув руку в оттянутый ворот толстого свитера.
— Вот. — Она положила на стол тонкую пачку долларов, завернутую в полиэтиленовый пакет.
— Достань. — Таможенник закурил и подмигнул остальным.
Ева потрясла пакетом, высыпая на стол деньги.
Таможенник разложил стодолларовые банкноты на столе.
— Десять. Это все?
— Усе. — Ева опустила глаза.
— Ну, подружка, вызывать девушку для осмотра или сама разденешься?
— Та вы шо, дяденьки?! Нема у мене ничого, сдохнуть на месте!
— Раздевайся! — приказал он и тоже сел, развернув стул поудобней.
— Я не можу! — убедительно сказала Ева. — Нехай они выйдуть!
— Это еще почему? — удивился таможенник. — Чем они хуже меня, ты что, к туркам чего-то имеешь?
— Вы при исполнении, а они нехай вый дуть! — Ева топнула ногой.
— Нехай! — передразнил ее таможенник. — Вот же дура. — Он повернулся и заговорил по-турецки с напарниками.
Турки уходили с сожалением, громко давая советы коллеге и показывая, в каких именно местах эти советы особенно хорошо применимы.
— Ну? — выжидательно поторопил ее таможенник, когда они остались одни.
— А они в дверь не будуть смотреть? — спросила Ева.
— Нет, у них своих радостей хватает, они за смену уже насмотрелись, раздевайся!
Ева сняла безрукавку, опустила ее на пол и медленно потянула свитер. Когда свитер поднялся до живота, она вдруг резко дернула его вниз.
— Я не можу! Ну не можу я! — закричала она вдруг так громко, что таможенник в испуге вскочил.
— Ты что, больная? — Он снял форменную фуражку и провел быстрым движением по волосам, потер лоб. — Что это ты устраиваешь? Я тебя трогаю? Я тебе…
— Я первый раз так еду, сами можете по-дывиться по документам, не торопите меня! Усе так раздеваются?
— Я тебя на обыск привел, если не хочешь по-хорошему, пригласим девушку, она осмотрит тебя голую и во всех местах! Я же вижу, у тебя рыльце-то в пушку! — рассердился таможенник.
— Какие вы, — обиделась Ева, — не надо кричать на меня, я попробую…
Она еще раз медленно потянула вверх длинный свитер, посмотрела пристально в напряженное лицо таможенника, закрыла глаза и дернула свитер вниз.
— Не можу! — сказала она медленно. — Пропади эти доллары, шо ж я за эти бумажки буду стыд терпеть?! — Она быстрым движением залезла еще раз в бюстгальтер и достала две сотенные, свернутые пополам. — От и весь ваш досмотр, не можно их провозить, да? Та подавитесь! — Ева разорвала доллары на мелкие кусочки.
— Ты… Ты что это творишь?! — Таможенник сгреб на столе в кучу зеленые обрывки.
— Все — позычила! Все — в долг! Ничого, пэрэживу! У нас же там — люди! — воспитывала его Ева, размахивая руками. — Они розумиють, шо можно, а шо — ни за що! Я расскажу. Они поймуть! Двести долларов, ой же мамочка моя! — Теперь она схватилась за щеки и села, обессилев, на стул.