Страница 44 из 56
Революционеры? Вряд ли они могут толкнуть народ на бунт. Подпольщики больше ориентируются на индивидуальный террор, влияние их на заводах и фабриках – минимальное. Опаснее студенческая и журналистская среда, но ее влияние может привести к беспорядкам только в двух-трех городах. Подавить такие стихийные беспорядки у правительства вполне хватит сил. Да и можно ли эти – пусть в какой-то мере организованные группки – воодушевить неожиданной экзотической идеей?
Шеф сверхсекретного бюро нервничал, развитие событий шло по наихудшему из всех возможных сценариев. Правильно ли он истолковал информацию, полученную на тайном свидании у Государя? Теперь Пановский не испытывал такой уверенности, как тогда, в первые месяцы работы, когда он нащупал истоки угрозы Государю. Возможно, страхи Николая преувеличены, и он, Пановский, попал под влияние нервозности Императора. Жаль, что Государь не обладает жесткой волей. Жаль, что он, боясь прослыть жестоким и негуманным, запретил прибегать при расследовании к мерам решительным. Что за самодержец, если он безволен и мягкотел? Эх, вырождается династия, вырождается. На наших диких просторах время от времени должен являться Иван Грозный – да так, чтобы лет на сто-двести он запоминался. Так, чтобы головы летели направо и налево... Один Петр Первый еще чем-то напоминал грозного Рюриковича, да и тот, правду сказать, жидок был, не вырвал с корнем заразу.
Для пользы государства, размышлял Пановский, конечно, лучше бы сместить дряхлую династию, а для пользы его, Пановского, она должна остаться. Ибо пошатнись под нею трон – и качаться ему, Пановскому, на виселице среди первых жертв бунта.
Но все в воле Божьей. Чему быть – того не миновать. Это, конечно, не значит, что надо сидеть, сложа руки. Он, Пановский, и не сидит. Наблюдение за княгиней Ордынской продолжается – без малейшего успеха. Подозрительный доктор Коровкин и подозрительная барышня Муромцева – под недреманным оком агентов, все время на виду, посещают публичные места, с неустановленными личностями не встречаются. Если, конечно, они вообще имеют к делу отношение. Особняк князя Ордынского под наблюдением. Никаких событий там не происходит, ничего не исчезает.
Не удается пока найти глумливого монаха, организовавшего фальшивое захоронение на Волковом кладбище. А отыскать его надо. На всех заставах выставлены посты, задержанных к вечеру свозят в специально нанятую квартиру и смотритель производит опознание.
Днем агенты вместе с болваном-свидетелем – другого-то нет – объезжают монастыри и подворья с той же целью. Одновременно полиция проверяет по своим участкам новых жильцов, соответствующих по внешности описанию того, кто изображал из себя монаха. Как бы монах ни затаился, его найдут. Пановский в этом не сомневался. Значит, по крайней мере, выяснится, где младенец – живой или мертвый. Если повезет, то и похищенный документ окажется с ним. Если нет, неважно. Важно, если они, ребенок и документ, окажутся вместе, – уничтожить их. Можно уничтожить и по отдельности.
Пановский понимал, что в его поисках и рассуждениях есть слабое место. Ребенок и документ могут находиться порознь еще очень долго, как бы Государь ни настаивал на том, что они должны соединиться не позже указанного срока – до которого осталось всего два дня. Если же документ уже в пути к той точке, где он встретится с ребенком, то как вычислить этот путь? Ребенка найти и опознать не удастся. Все младенцы на одно лицо, никаких особых примет.
Пановский вновь вспомнил о Григории, камердинере князя Ордынского. Он все более склонялся к мысли, что Григорий, который, безусловно, знал о существовании княгини и ее сына, – участвовал в тайном сговоре против князя Ордынского. Как могло произойти, чтобы из особняка могли исчезнуть и ребенок, и документ, и икона? Из всех известных Пановскому лиц, замешанных в этом деле, только Григорий имел доступ ко всем трем составляющим. «Преданный» Григорий вполне мог перейти на службу к тем, кто заинтересован в наследстве князя Ордынского. А заинтересованы в этом те, кто в результате смерти старого бездетного князя получил бы его состояние и его права. Напрасно все были так уверены, что наследовать князю никто не может, напрасно! И главная помеха не жена, а ребенок. Есть в наследстве князя Ордынского нечто более важное, чем состояние, и этой частью наследства никакая жена не может воспользоваться, разве что извлечь материальную выгоду – получить отступное за исчезновение ребенка, нежелательного наследника, или продать этот треклятый документ. Вполне возможно, что княгиня именно поэтому и удалилась из Петербурга так быстро, что судьба ребенка ей известна. Корысть или угрозы заставили княгиню удалиться – наверняка и здесь обнаружится след Григория: чужеземка вряд ли может хорошо разбираться в тонкостях российской политики. Определенно, за ней кто-то стоит, хотя сумела притвориться невинной, – по рассказу безмозглого Холомкова, она чувствовала себя после смерти мужа потерянной. В любом случае наблюдение за ней еще даст какие-то результаты.
Готовясь к своей тайной миссии, Пановский много времени изучал документы в книгохранилищах столиц и за границей. Он знал о существовании Юлиановых – один из них ныне увлекся марксистским учением, зачитывается трудами Плеханова, собрал вокруг себя кружок молодежи, недовольной отсутствием прав и конституции. Начали выпускать нелегальную газетку за рубежом, у правительства немало хлопот с ней. Правда, тираж газетенки мал – читают ее, кажется, всего несколько тысяч человек в Петербурге и двух-трех промышленных центрах. Среди них рабочих можно пересчитать по пальцам. До крестьян же, надо думать, она и не доходила. Юлиановская грязно-серая газетенка особой опасности не представляет, а призывы к рабочим заводов и фабрик соединяться с крестьянами в борьбе за свободную жизнь вообще звучали достаточно дико. Кроме того, эти доморощенные социалисты находились в поле зрения правительства, и прихлопнуть их всех можно в любой момент одним ударом. Однако ж Государь, похоже, не видел в них опасности. Как он ошибался!
Впрочем, ошибся и он, шеф сверхсекретного бюро. Еще в начале прошлого года он тщательно проверил все контакты Юлиановского «семейства и пришел к выводу, что они обзавелись хорошей легендой. Настолько правдоподобной, что, кажется, уже и сами забыли, что она маскировала. Юлиановы давно покинули края своих вотчинных земель и в нескольких поколениях обитали в приуральских степях, никак не обнаруживая, по незнанию или умышленно, своей принадлежности к древней аристократии. Пановский не нашел каких-либо свидетельств того, что в последние сто лет роды Ордынских и Юлиановых пересекались. Обе фамилии жили в отдалении друг от друга, их представители служили на разных поприщах, браков и дружеских связей между ними не наблюдалось. И вот он установил, как связаны два семейства.
Пановский знал, что претендовать на наследство князя – не будь у него жены и ребенка – могла бы семья Юлиановых, не подозревающая о своих древних княжеских корнях и о своем родстве с Ордынскими. Но если они сами и не знали о принадлежности к роду суздальских князей, объявленному угасшим двести лет назад, то об этом наверняка мог знать Григорий. А Григория могли использовать силы, которые на протяжении не одного столетия исподволь управляют судьбами народов и властителей, а Юлиановых готовят к великой миссии. Сам Григорий, скорее всего, свою часть работы уже выполнил. И если это так, то теперь, уничтожив или спрятав ребенка, заговорщики должны уничтожить и документ. Или завладеть им, чтобы воспользоваться в своих целях. Но прежде они должны бы убедиться в том, что документ подлинный. В таком случае рано или поздно украденная бумага объявится на дороге, ведущей к Мака-рьевскому монастырю. А там ее поджидают люди Пановского. Насельники Макарьевского монастыря не оставляют своих попыток смутить умы родовитой знати и тем самым начать разъедать династию изнутри.
Он взял в руки «Санкт-Петербургские ведомости» за 3 января и еще раз внимательно перечел сообщение двухдневной давности: «2 января под предводительством графа С. Д. Шереметева состоялось общее собрание членов Императорского общества любителей древней письменности. Заседание было открыто словами председателя, предложившего почтить память почившего князя Ордынского. Затем граф Шереметев сделал следующее сообщение: „В печать уже давно проникло известие о том, что в синодике Макарьевского монастыря на Унже, уже вышедшем из употребления во времена патриарха Филарета, встречается имя инока Леонида, упоминаемое после царей Рюрикова дома и Бориса Годунова и перед Царями Дома Романовых. Рукопись эта была несколько лет тому назад доставлена в Общество и затем выслана обратно, к сожалению, без обстоятельного осмотра. В настоящее время возникло подозрение, что запись „инока Леонида" могла относиться к лицу женского пола, а именно к вдове царевича Ивана Ивановича – инокине Леониде. Это должно отпасть при виде синодика и надписи „инока Леонида" (тем же почерком, хотя немного крупнее). Все сказанное побуждает к тщательному осмотру и описанию Макарьевского синодика, для чего желательно получить вновь разрешение доставить его в Общество для оглашения впоследствии результатов исследования и для точного определения значения приписки имени инока Леонида, странным образом появляющегося в ряду царских имен. В том же синодике записан род Отрепьевых и между имен Григорий убиенный“.