Страница 47 из 58
Бабушкины сказки
«Чи та, чи не та?» Возвращались пешими из далеких краев два казака к своим очагам и семьям. А дорога к своему стану — не ближний путь. Заплутались казаки. И никто им помочь не может — нет у того хуторка имени. Шли они, шли и однажды к вечеру взобрались на пригорок. Оглядели все округ и узрели вдалеке тусклые огоньки вроде бы своих хатенок, и местность, никак, знакомая.
— Чи та, чи не та? — молвил один казак.
— Кажись, та, — облегченно выдохнул второй. И угадал. С тех пор к деревеньке и пристало название Чита.
«Вор стекла!» Петр i, поспешая к месту будущей Полтавской битвы, уронил в реку свою подзорную трубу. Искали ее, да тщетно: канула она в воду безвозвратно.
— Вор скла! — произнес в сердцах русский царь (то есть «вор стекла»). С той поры безымянная река, невольно похитившая окуляр самодержца, была окрещена Ворскла.
«Кюре поджарили!» Остров в Карибском море испытал на своем веку предостаточно. Его «новая история» началась нападением на него в 1499 году испанцев под водительством конкистадора Алонсо де Охеды. Кто только не грабил туземцев потом! Голландцы, французы, англичане, наведывались сюда работорговцы и пираты. В русских аристократических кругах об этом острове знали большей частью по ароматному ликеру кюрасо. А когда вдруг задались вопросом — ну а почему так называется та далекая островная земля, то вычитали в европейских журналах, что первый европейский миссионер, прибывший на остров с целью обратить туземцев в христианскую веру, не был правильно понят тамошними жителями. Эти кровожадные людоеды, вместо того чтобы всеми помыслами обратиться к богу, предпочли просто-напросто поджарить святого отца на костре. На поиски пропавшего соотечественника прибыли испанские солдаты. На вопрос, куда подевался священник, кровожадные карибы (или араваки) бесстыдно, хором рявкнули: «Кюра сао!» («Кюре поджарили!») Восклицание каннибалов стало именем острова.
«Я хрома!» — воскликнула жена князя Юрия Долгорукого, повредив ногу при переправе через речку. Так, Яхрома, была наречена коварная речка, а затем название перешло и на основанный на ее берегу подмосковный городок.
Опуская вопрос о достоверности «биографий» подобных топонимов, поведаю вам еще о тех, в основу которых легла непреходящая и неиссякаемая тема любви. И конечно, ненависти. И конечно, коварства.
«Кума, вина!» В волжской слободке вдова-красавица держала постоялый двор. Приветливая, умеющая ублажить заезжих гостей, она была прозвана кумушкой, кумой. «Кума, вина!» — слышалось со всех сторон. Эти слова и образовали название слободки, позднее искаженного в Кунавино.
Влюбился в хозяюшку нижегородский князь-воевода несказанно. До того, что жену свою бросил. Порешил тут сын их примерно наказать змею подколодную, отомстить за обиду, матери учиненную. Ан не тут-то было. Речами сладкими, улыбкой зовущей приворожила она и княжича. Но постояла за себя княгиня. Смертельным зельем опоила она разлучницу. Обезумевший воевода лишил жизни отравительницу, а затем и сына — ее заступника. За преступлением последовало наказание — царь казнил злодея-воеводу.
Не стало больше слышно криков: «Кума, вина!», но память о ней хранит Кунавино. Ныне Канавино — один из районов города Горького.
«Ах, Туба!» — горестно воскликнула мать, когда увидела, как воды безымянной реки сомкнулись над телом ее ненаглядной дочери Тубы. Повод? Кажется, не разделил ее чувства добрый молодец. Теперь вам понятно, почему река — Ахтуба?
Ветла Луги. Еще одна трагедия. Жила-была девушка Луга. Никто в тех краях не мог сравниться с ней — красы неописуемой, характер ангельский — словом, лебедь белая и так далее. Сон, покой потерял из-за нее властный мурза. Преследовать ее стал, грозить. Но, гордая, она отвергла ухаживания ненавистного притеснителя. «Лучше смерть!» — подумалось Луге, и, не откладывая дела в долгий ящик, бросилась она в речной омут под ветлой. «Ах, вот оно что! — догадались вы. — Значит, река Ветлуга, вернее, ее название образовалось от слова «ветла» и имени «Луга»?» Так, по крайней мере, передает легенда. И она ничуть не уступает объяснениям происхождения гидронимов двух волжских притоков. Плывет как-то Стенька Разин с дружиной и персидской княжной на быстроходных стругах по матушке по Волге. Там, где впадает в великую реку нынешняя Решма, персиянка восклицает: «Режь мя!» (меня). Чувствует, что поостыл к ней любимый. Но он ноль внимания. Идут челны дальше, и у другого притока — нынешняя Кинешма — княжна заголосила: «Кинешь мя!» Иссякло, видимо, терпение Разина, и он, как поется в песне, бросает персиянку «в набежавшую волну».
Помните «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, пассажиров поезда, отправляющегося в Азию, на смычку рельсов Восточной магистрали? Братья-корреспонденты Лев Рубашкин и Ян Скамейкин, вопреки договору, состряпали «Легенду озера Иссык-Куль», бытовавшую до этого в различных вариантах. Вот что готовились они передать по телеграфу:
«Старый каракалпак Ухум Бухеев рассказал мне эту легенду, овеянную дыханием веков. Двести тысяч четыреста восемьдесят пять лун тому назад молодая, быстроногая, как джейран (горный баран), жена хана красавица Сумбурун горячо полюбила молодого нукера Ай-Булака. Велико было горе старого хана, когда он узнал об измене горячо любимой жены. Старик двенадцать лун возносил молитвы, а потом со слезами на глазах запечатал красавицу в бочку и, привязав к ней слиток чистого золота весом в семь джасасын (18 кило), бросил драгоценную ношу в горное озеро. С тех пор озеро и получило свое имя — Иссык-Куль, что значит „Сердце красавицы склонно к измене“.
На что его попутчик возмутился:
«По-вашему, Иссык-Куль переводится как „Сердце красавицы склонно к измене и перемене“? Ой ли! Не наврал ли вам липовый каракалпак Ухум Бухеев? Не звучит ли это название таким образом: „Не бросайте молодых красавиц в озеро, а бросайте в озеро легковерных корреспондентов, поддающихся губительному влиянию экзотики?“
Но может быть, предложенная сатириком мера наказания должна применяться дифференцированно? Кого-то наказывать осмеянием, а кого-то миловать? Главное, уяснить природу возникновения топонимических фантазий — от преданий, имевших некогда фактическую основу, до побасенок, которые не что иное, как наивная попытка осмыслить непонятное.
То, о чем я уже сообщил вам в этой главе, — образцы народного, а точнее, псевдонародного творчества, анекдотический вымысел на тему: «Что бы это значило?»
А что говорят ученые? К чему привели их исследования и разыскания? Название Чита, сообщат они несведущим, возникло на базе тунгусо-маньчжурских языков и значит «глина». Первоначально такое имя было закреплено за рекой в Забайкалье, а затем перенесено на казачий укрепленный пост Читинск, укороченный позже до Чита. Сейчас это город, областной центр. Ахтуба предположительно искаженный тюркский сложный гидроним со значением «белый омут» (а возможно, и «белые холмы»).
Несколько затемнена этимология реки Ворскла. Предложено несколько объяснений; наиболее достоверной представляется связь с осетинскими ворс («белый») в значении «чистая вода». Имя реки известно на Руси очень давно. Следуя подсказке известного географа, профессора И.П. Магидовича, я разыскал упоминание о гидрониме в форме Върьскла у Нестора-Летописца в приписываемой ему «Повести временных лет», в записи под 1111 годом («в лето 6619»).
Что же касается Кюрасао — мы можем откровенно посмеяться басне, придуманной европейцами. Нет, вовсе не «поджаренный кюре» запечатлен в названии одного из Малых Антильских островов. Все куда проще. Экспедиция испанца Алонсо де Охеды достигла в 1499 году этого острова, и за высокий рост его жителей нарекла Остров Гигантов. Здесь были оставлены безнадежно больные тропической малярией несколько матросов. Спустя некоторое время другая экспедиция с удивлением увидела выздоровевших людей. И остров получил второе имя — Кюрасао («Исцеление»).