Тайна черной жемчужины

– Важные? – Карл Иванович прожег Муру взглядом. – И какие же?

– Думаю, что-нибудь про Платончика достославнейшего или Аристотельчика святоприимненького, – послышалось из-за плеча следователя.

Вирхов оглянулся:

– А вы что здесь делаете, любезнейший? – Следователь покосился на карман пальто Пиляева. – Фунтика попарить пришли?

– Никак нет, уважаемый Карл Иваныч. Веду наблюденьице по своему методу. А Фунтика не ругайте, он и пользу приносит. Зашли мы здесь с ним в одну квартирку, небезынтереснейшую для вас, доложу вам по секрету. Проникли, можно сказать, с отмычечкой... Полюбопытствовать... Так Фунтик мои очень одним подоконничком заинтересовался, все пытался туда свой носик просунуть...

– Потом расскажешь... – хмуро прервал Вирхов и покосился на Муру. – Ничего не желаю слушать про беззаконные действия.

– А вы не слушайте, не слушайте, – согласился Пиляев, – лишь на усик мотайте – вдруг да сгодится... А я спешу откланяться и поздравить вас с победушкой... Барышню же не браните – если б пойманный вами негодяй увез ее, я бы уж проследил, будьте уверены... Засим остаюсь ваш покорнейший слуга...

Пиляев чопорно поклонился и в мгновение ока скрылся из виду. Вирхов вновь обратился к непокорной дочери профессора Муромцева:

– Так о каких сведениях вы забыли мне сообщить?

– Карл Иваныч, я нечаянно утаила от вас самое важное, забыла от волнения... Помните, когда мы говорили об Аристотеле...

– Да на кой черт мне сдался Аристотель! – буркнул Вирхов и уже решительнее и громче добавил:

– Извольте сию же минуту отправляться домой.

– Но книги из библиотеки Аристотеля...

– Ничего не хочу знать! Мне некогда! Мое почтение вашему батюшке и матушке, Полине Тихоновне и Климу Кирилловичу. – Вирхов обернулся к извозчику:

– Езжай, чего стоишь, оглох, что ли?

– Не браните его, Карл Иваныч, он добрый. Просто испугался.

– Пугливые все стали, – ворчал, удаляясь, Вирхов, – и чего только пугаются.

– Как чего, господин Вирхов? – услышал он девичий крик из отъезжающей коляски. – Этого голого сумасшедшего, убийцы Глеба Тугарина!

Глава 31

Как интересно устроено время – оно неоднородно и живет по своим собственным законам. Иногда выпадает день, равный вечности, когда в двадцать четыре часа умещается столько событий, что их хватило бы не на один год. А бывает, что и не случается ничего, и ни одно дело до конца не доведешь – время тянется еле-еле, а потом этот день как бы проваливается в памяти, как будто его и не существовало...

И сегодня так же, как и неделю назад, летят на землю пожелтевшие листья, так же раздаются крики торговцев, предлагающих дешево купить яблоки и арбузы, капусту и грибы, бруснику и клюкву, так же по утрам выбегают на улицы города вычищенные, с расчесанными гривами и хвостами лошади, впряженные в чисто вымытые, еще не измызганные в начале дня экипажи, так же пахнет конским навозом на улицах и жареным кофейным зерном во дворах и на лестницах... Но небо затянуто тучами, и с утра моросит редкий дождик... И не надо никуда мчаться, не надо добывать деньги, искать Брунгильду, ее обидчиков, Вирхова... Скучно, уныло, чувствуется приближение зимы... Сентябрь кончается...

Так думала Мария Николаевна Муромцева, подперев ладонью щеку и глядя в высокое окно читального зала Публичной библиотеки.

Читать совершенно не хотелось. Уже целую неделю Мура приходила сюда в надежде увидеть библиотекаря Анемподиста Кайдалова – ей непременно требовалось с ним поговорить. Но она не знала, поправился ли он после всех свалившихся на него несчастий.

После того как его племянник, юный Глеб Тугарин, был зверски убит, потрясенный Кайдалов бродил по городу, забыв о пище и еде. Сослуживцы сбились с ног, разыскивая пропавшего работника. А к вечеру второго дня он пожаловал сам и принес даже баул с аппетитными яблочками – угостит? коллег. Сразу же ринулся заниматься накопившимися делами, разбирать книги, приводить в порядок стеллажи И, конечно же, обессилевший и не вполне еще пришедший в себя, был неосторожен: упал с приставной лесенки, расшиб голову И не просто расшиб, а так, что до сих пор не может восстановить память в полном объеме: он забыл все, что с ним случилось после того, как он увидел убитого племянника.

Обо всем этом Мура узнала со слов Клима Кирилловича, уже дважды по ее просьбе заглядывавшего к Карлу Ивановичу Вирхову. Она полагала, что дочери профессора Муромцева должны посетить несчастного родственника покойного Тугарина и выразить ему свои соболезнования... Но библиотекарь был тяжело болен. Потеря памяти – даже частичная, объяснил доктор Коровкин – требует длительного лечения Это же он говорил и следователю Вирхову, которому не терпелось прояснить некоторые детали событий, связанных с убийством в Медвежьем переулке. Однако память к библиотекарю не возвращалась ..

Мура тяжело вздохнула и обвела взором читальный зал – ей нравилась тишина, лампы под зелеными колпаками, тревожный запах залежалой бумаги и пыли, аромат ссыхающегося дерева шкафов и скрип старого паркета...

Она захлопнула толстенный фолиант и решила более сегодня не заниматься Надо ехать домой – там уже, верно, мама скучает и беспокоится. К обеду должны собраться все. Брунгильда приедет из консерватории, папа – из своей университетской лаборатории. После пережитых недавно треволнений члены муромцевского семейства постарались быстрее вернуться к привычному укладу жизни, как будто он мог служить защитой от ненужных потрясений, как будто заговаривали таким образом судьбу, пытались умилостивить ее.

Мура встала. Она хотела сдать книгу и неожиданно заметила, что читальный зал пересекает человек с марлевой повязкой на голове. Сердце ее дрогнуло. Она быстрым шагом устремилась за ним – догнать его удалось как раз около стойки с книгами.

– Господин Кайдалов! – громко прошептала Мура. – Господин Кайдалов!

Человек с забинтованным лбом повернулся:

– Добрый день, Мария Николаевна, – помолчав, тихо ответил он, – сколько зим, сколько лет...

– Господин Кайдалов, я... я... я... хочу выразить вам наши соболезнования... и мои... и папины, и Брунгильды...

– Благодарю вас, – поклонился библиотекарь, – вот как оно обернулось...

– Как вы себя чувствуете? – спросила Мура. – Восстанавливается ли ваша память?

Библиотекарь искоса взглянул на девушку – в ее лице читалось сострадание и участие.

– Помаленьку, даст Бог, восстановится, – сказал он осторожно, – но наши врачи толком не знают, как лечить потерю памяти, и прогнозы дают неблагоприятные... Некоторые мои сослуживцы советуют обратиться к Бадмаеву. Да я не хочу к нему идти, говорят, дорогой врач. А Стасов Владимир Васильевич сердится, грозится насильно привести Бадмаева сюда...

Библиотекарь печально улыбнулся и, похоже, собирался продолжить свой путь по библиотечным лабиринтам.

– Господин Кайдалов, – торопливо остановила его Мура, – я хотела с вами поговорить. Ведь я учусь на историческом отделении Бестужевских курсов. Не могли бы вы мне рассказать о «Посейдоновых анналах» Ивана Великого Готского?

Библиотекарь изменился в лице и быстро схватил Муру за руку.

– Тише, тише, – зашипел он, озираясь по сторонам, – об этом нельзя говорить...

– Но черная жемчужина, – начала было Мура, но продолжить не успела, потому что побледневший библиотекарь дернул ее за руку и буквально потащил за собой. Они покинули зал и быстрым шагом устремились по длинному коридору, потом спустились по лестнице, пересекли внутренний двор и вошли в приземистый флигель.

Здесь запыхавшийся библиотекарь остановился, оглядел Муру с ног до головы и пояснил:

– Не надо лишних ушей, побеседуем в моей квартире. Я представлю вас своей жене, она с сынишкой здесь же, при библиотеке живет.

Мура кивнула и поднялась по ступеням на второй этаж – дверь открыла приятная молодая женщина, за ее юбку держался пятилетний малыш болезненного вида.

– Моя супруга, Анна Сергеевна, сын мой, как и я, Анемподист, – представил свое семейство библиотекарь и обратился к жене: