Страница 28 из 69
– Да, – согласился было Шлегер и тут же поправился, – то есть нет. Я хочу сказать, что при знакомстве говорилось, где он остановился – он недавно приехал в Петербург.
– И где же? – насупил белесые брови Вирхов.
– Кажется, в каком-то переулке... Лисьем, нет, Медвежьем.
– Хорошо, – остановил допрашиваемого следователь, он чувствовал что-то неладное. – «То есть да», «то есть нет»... Постарайтесь обходиться без таких ответов. Выражайтесь точнее. – Я приму к сведению ваше замечание, – с готовностью откликнулся коммерсант.
– Были ли вы в Медвежьем переулке?
– Никогда! Клянусь честью!
– Это лишнее, – поморщился Карл Иванович.
Он смотрел на коммерсанта, который, кажется, уже успокоился, достал тончайший белоснежный платок из кармана и отирал лоб – отирал он его правой рукой.
– Хотя, если честь есть, клятва может быть и нелишней. Итак, пойдем дальше. Где вы находились вчера днем? – спросил Вирхов, заранее предчувствуя ответ.
– Инспектировал филиал в Твери, только сегодня утром вернулся, – пояснил с улыбкой Шлегер.
– Понятно. Где же вы познакомились с покойным Тугариным?
Раймонд Шлегер снова улыбнулся и охотно ответил:
– Нас, нескольких инициативных людей, пригласил в гости Владимир Васильевич Стасов – в его квартире мы и встретились.
– Так-так, – забарабанил пальцами по столу следователь. – Попробую дальше догадаться сам. Шло обсуждение проектов, посвященных празднованию двухсотлетия Петербурга.
– Откуда вы знаете? – воскликнул коммерсант. – Впрочем, полиция обязана все знать. Там был и профессор Муромцев с дочерьми, и служащий Публичной библиотеки "о своим юным родственником – Глебом Тугариным.
– Так-так. – Разговор ни на вершок не приближал Вирхова к раскрытию убийства в Медвежьем переулке, но тот факт, что о6а человека – Апышко и Шлегер, имена которых связаны с убийствами, – были недавно в одном и том же месте, а именно в квартире Стасова, наводил на размышления. – Кто же там был еще?
– Я почти всех уже назвал, – пожал плечами господин Шлегер. – Свои проекты господину Стасову предложили еще хлеботорговец Апышко, ротмистр Золлоев и владелец антрепризы «Аполлон» Максим Иллионский-Третий – Знаю-знаю, – усмехнулся Вирхов, – его афишами весь город разукрашен. Видел его на сцене. Придется побеседовать и с ними.
– Вы думаете, кто-то из них мог убить Тугарина? – заискивающе отреагировал улыбчивый господин.
– Пока я их не увидел, я ничего не думаю. – Следователь поймал себя на том, что неумышленно грубовато отвечает собеседнижу, в котором, несмотря на приятность и достоинсгво, было что-то настораживающее.
– Вы убедитесь, уважаемый господин следователь, что эти люди не способны и мухи обидеть, – засуетился Шлегер.
– Хорошо-хорошо, я разберусь, – насупился Вирхов. – Перейдем к дамам. Знакомы ли вы с мадемуазель Ляшко?
– Не имел чести, – улыбнулся Шлегер, – а кто это?
– Очень красивая женщина, – уклончиво ответил следователь. – Не случалось ли вам заглядывать в ресторан «Фортуна»?
– Лишь однажды провел там вечер, – ответил Шлегер, – но обедаю и ужинаю обычно в других ресторанах.
– А каковы цели вашего благотворительного фонда? – перешел на другую тему следователь.
– О, самые благородные. – Коммерсант, казалось, обрадовался, что разговор об убийстве прекратился. – Мой фонд существует не один год и деятельность его направлена на украшение нашей столицы, на наведение в ней порядка и чистоты. Из соображений благотворительности мы застеклили окна в двух сиротских домах, поставляем стекло для мастерских Воспитательного дома... Всего не перечислить! А самый грандиозный проект, на который направлены наши основные усилия сейчас, связан с празднованием юбилея столицы. Но это пока – коммерческая тайна.
– Коммерческие тайны – не мой профиль, – заметил Карл Иванович. – Лучше ответьте мне, господин Шлегер, оказывает ли ваш фонд благотворительную помощь сирым и неимущим? – Да, я же сказал о сиротских домах... – Нет-нет, – перебил его Вирхов, – я имею в виду частных лиц – вдов, инвалидов...
– К сожалению, этим пока мы не занимаемся, но дальнейшие наши планы..
– Так я и знал! – вскочил со стула следователь. Глаза его горели гневом и охотничьим азартом. Он подбежал к двери, приоткрыл ее и крикнул в проем:
– Свидетелей по делу – в кабинет! Он вернулся на свое место и сел, потирая руки и приговаривая:
– Спокойно, господин Шлегер, спокойно. Сейчас вам предстоит очная ставка.
Руководитель фонда «Хрустальный Петербург» остановившимся взором глядел на Вирхова. Потом, заслышав шаги, обернулся к дверям.
Один за другим, гуськом, в кабинет следователя вошли вдова Карякина, горничная Соня и дворник Фаддей Фаддеич. Они замерли в нерешительности посреди кабинета.
Карл Иванович Вирхов снова вскочил со своего места и прошел мимо шеренги, заглядывая каждому в глаза. Потом, как грозный: фельдфебель, проверяющий ровность рядов, оглядел каждого с ног до головы и сказал:
– Ну что, голубчики мои, предъявляю я вам подозреваемого в убийстве жильца вашего дома. Смотрите внимательно. Смотрите во все глаза. И помнитеот вашего слова зависит жизнь этого человека. Итак, перед вами – руководитель благотворительного фонда «Хрустальный Пегербург» господин Раймонд Шлегер.
Коммерсант, не отдавая себе отчета, встал со стула и воззрился на свидетелей: Он улыбался.
– Ну, так как? Он или не он? – требовательно возвысил голос следователь
– Похож, очень похож, – пролепетала прислуга Соня. – Не знаю.
– А вы что скажете, Фаддей Фаддеевич? – усмехнулся Вирхов.
– Действительно, что-то похожее имеется, – солидно ответил дворник. – Только вот галоши не те. И брюки были без штрипок Я всегда смотрю, что на ногах у посетителя – не наследит ли, не напачкает ли...
– Брюки и обувь можно сменить, – улыбнулся хитро Вирхов, – а что вы думаете, госпожа Карякина? Ведь это вас навещал господин Шлегер!
– Но этот был не он. Точно не он, – еле выдавила из себя пунцовая вдовушка
– У того, вашего благотворителя, не было бороды?
– Нет, была, примерно такая же.
– И глаза у него были другие? И нос? И рот?
– Не совсем, конечно, но это не он, это не господин Шлегер!
– Не господин Шлегер? Так вы утверждаете? А мы сейчас попросим его предъявить паспорт! Вы готовы, господин Шлегер?
– Я вижу этих людей первый раз. – Улыбающийся коммерсант достал из кармана жилета документ и подал следователю. Убедившись в его подлинности, Вирхов сунул паспорт каждому свидетелю под нос:
– Читать умеете? Видите? Черным по белому написано – это и есть господин Шлегер. Так-то вот. А теперь ответьте мне, мои дорогие, кого это вы впускали в свой дом, какого самозванца?
– О боже! Боже! За что мне, бедной вдове, такое испытание? – зарыдала, всплеснув пухлыми ручками, госпожа Карякина – Прекратите ваши причитания, сударыня, – закричал Вирхов, знавший, что истерику легче всего остановить грозным окриком или ударом. – Соберитесь с мыслями и подумайте еще раз: были ли у подозреваемого какие-нибудь особые приметы?
Дворник Фаддей Фаддеич и горничная Соня молчали, глядя в пол.
– Неужели я принимала в своей квартире убийцу? – рыдая, прохрипела вдова, не отводя испуганных глаз от безмятежна улыбающегося Шлегера.
Проследив ее взгляд, Вирхов попросил всех, кроме вдовы, удалиться.
– Аделаида Андреевна, последний раз спрашиваю: это он или не он? – сердито вперился он в пунцовое пухлое лицо.
И так как вдова, испуганно оглядываясь на дверь, отрицательно покачала головой, почти ласково спросил:
– Дорогая моя, если вы не хотите попасть в число сообщниц негодяя, то отвечайте: были ли у него особые приметы?
– Нет, нет, я не сообщница, я не хочу на каторгу, – плаксиво запричитала вдова. – Примета особая у него есть. Есть. Но вам она не поможет.
– Позвольте нам самим решить, что нам поможет, а что нет. Говорите живо и без утайки – что за примета?
Вдова потупила глаза и еле слышно прошептала: