Страница 36 из 74
– Город, значит, Балаку продал? – с ходу заорал начальник стражи. – С Тимурташем на пару? Эй, палача сюда!
– Аллах свидетель! – всхлипнул Иса. – Я не виноват… Я…
И понес околесицу. Члены совета узнали много нового. И о том, что Хасан сам виноват – хотел отдать город Жослену, а Иса, получается, его спас, и вообще…
– Аллах велик, – Керим сплел и расплел пальцы. – Вот тебе калам, Иса, вот тебе тушь. Пиши.
– Чего писать-то? – глуповато вытаращился тот.
– Не чего, а кому. Ай, Иса, велико мое расстройство… Не к тому стремилось мое сердце. Хасан с франками переписывался? Вот графу Жослену и пиши. Пусть идет к Манбиджу на помощь да поскорее. Дураку ясно: через несколько дней Балак будет здесь. С войсками.
Керим и Фаррох переглянулись. Плохо, беспорно, но придется допустить Ису к правлению Манбиджем. Такого, как есть: предателя и убийцу. Иначе – смута и бунт, а это – верная гибель. И вообще: если казнить каждого правителя, предавшего свой народ, в мире установится полное безвластие.
К полудню тревожных вестей стало больше: у стен города скапливались войска. Пока что опасности они не представляли – так, летучие отряды. Приказали удвоить караулы на стенах. Надежда, что Хасан скоро вернется, таяла с каждым часом. Манбиджу предстояла война.
Война, война… И кровь. Убитая невольница не шла у Рошана из головы. Он хорошо помнил, кто привел Марьям на кладбище к ведьме. Девушки видели, как Иса отправляется на встречу с Тимурташем. Иса тоже заметил их. А значит, Марьям надо отправить прочь из города. Иначе ей не жить.
На дворцовых задворках воняло немилосердно, помещения для слуг, кухни, конюшни – обычная изнанка вельможного великолепия. Марьям, конечно, или к гепардам забралась, или на конюшню. Он подумал, подумал, да и выбрал последнее. Конюшен беспокойства этого утра не коснулись. Кони косились на гебра и фыркали, тычась в протянутую ладонь бархатистыми носами. Мальчишка-прислужник семенил со скамейкой на плече…
Стоп!
А это еще что такое? Рошан заглянул в угол, где была свалена солома. Разгреб стебли и бесцеремонно ухватил торчащий спутанный клок волос.
– Вот ты где, уважаемая. А ну вставай, Марьям. – Марьям всхлипнула, отвернулась:
– Уйди, Рошан. Не трогай меня!
– Что, так и будешь Ису дожидаться? А ну пошли!
– Не надо! Я… Хасана…
Спорящий с женщиной сокращает жизнь свою вдвое. Рошан молча сгреб Марьям за талию и закинул себе на плечо.
– Отпусти! Отпусти немедленно! – задрыгала ногами девчонка. – Ты что? Эй, я не шучу! Помогите!..
Лошади укоризненно смотрели им вслед. Человек – животное непонятное. То на других ездит, а то отбивается, когда его везут… Наконец Рошан опустил девушку на землю.
– Всё? Бунт кончился? – Марьям насупилась:
– Справился, да? Самый сильный?
– А ты умница, да. – Рошан сморщился от боли в спине. – Мару помнишь, подругу твою?
– Она мне не подруга!
– Ну да. Так вот Иса ее – ножом по горлу. Ты следующая. Видел он вас, дурищ, понимаешь? Когда вы на кладбище шли.
Марьям присела:
– Ой… Что же делать?
– Пошли. Живут у меня друзья недалеко отсюда. К ним тебя и отправлю. А там, коли сложится, и в Манбидж вернешься.
– Нет! Я с тобой!
– Не спорь, женщина. Идем.
Далеко им уйти не удалось. Когда Рошан с Марьям проходили под аркой дворцовых ворот, к Рошану подбежал сотник:
– Господин! Господин, скорее!..
– Что случилось?
– Там… Посольство от этих… От Тимурташа, Балака. И Хасан с ними!
– Хасан?
Сотник кивнул. На Рошана он смотрел с затаенным страхом: он принадлежал к доверенным людям Сабиха и знал, кто такой Фаррох. Аура тайны, окружавшая Защитника Городов, любого заставила бы нервничать.
– Веди. И пусть кто-нибудь предупредит Ису.
Посольство во главе с Тимурташем ждало под стенами. Всадники собрались на солидном расстоянии – так, чтоб стрелой не достать. Мелькали бедуинские куфии, харранские чалмы, туркменские тельники. Вразнобой себе свиту Тимурташ подобрал, вразнобой… Гебр пригляделся. Хасан действительно стоял среди воинов.
Кто-то толкнул Рошана, пробиваясь вперед. Гебр оглянулся – за спиной переминался с ноги на ногу Иса. Марьям притихла. Рошан взял ее с собой рассудив, что, пока девушка на виду, ей ничто не угрожает. Иса хорошо понимал это и потому смотрел с ненавистью.
Последними подошли начальник стражи и казначей.
– Письмо написано, – шепнул Керим. – Гонца ищем. Скоро отправится.
– Хорошо, – кивнул Рошан. – Я укажу вам человека. И еще кое-что надо будет сделать.
Под стеной заныли трубы, и разговор прервался. Из разношерстной толпы посланников выехал юноша изнеженного вида. При виде его Сабих поморщился: кожа-то бархатистая – нежному персику под стать, и усики чернее амбры, разодет, словно девица. Зачем это щегольство на поле боя? Воину меч нужен, а не побрякушки!
Тимурташа же разбирала досада. Проклятые манбиджцы словно ждали подвоха. Его лучших бойцов вышвырнули из города, словно котят! Ворота закрыли! И как они так быстро опомнились?
– Эй, Иса! – крикнул он. – Что молчишь? Зубы в падали увязли? Или, с матерью да сестрами греша, умаялся?
Сестер у Исы отродясь не было. Благословенная матушка (мир ей!) давно лежала в могиле. Что правителю с глупой брани? На воротах не висит, за ноги не хватает. Но лицо Исы побурело. Юноша рванулся к обидчику – словно тарантул из норы выскочил.
– Шакалий твой язык! Кизяки им из костра тягать! – заорал он в ответ.
Бедуины хмыкнули: что этот феллах в кизяках понимает? Но дело пошло, перебранка ширилась, росла. Тимурташ и Иса принялись со вкусом лаяться, перебирая родственников и друзей, свои достоинства и чужие несовершенства. Наконец добрались до сути:
– Зачем ворота закрыл, сын пятнистой суки? Мы о чем договаривались?
Иса оглянулся на Сабиха. Начальник стражи злобно оскалился в ответ. Отступать было некуда.
– Аллах да сгноит твой язык в вонючей пасти! Договоры меж нами несбыточны. Проваливай, Тимурташ, или познаешь брюхом наши мечи!
– Тогда слушай последнее мое слово, Иса. Аллах свидетель: сдашь Манбидж со всеми жителями его и имуществом – подумаем. Может, явим вам милость. Нет – будет кровь ваша нам дозволена.
После утренней неудачи Тимурташу хотелось резни. Наставления мудрого дяди позабылись. Ведь Манбидж, если его взять без боя, так и так отойдет Балаку. А с боем – и пограбить можно, и удаль молодецкую показать. Манбиджаночки опять же… Не нужно обладать мудростью Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует), чтобы предугадать исход переговоров.
– Скорее терн прорастет сквозь твое седло, – кричал взбешенный Иса, – и искровянит тебе зебб, чем Манбидж откроет ворота!
Старый бедуин наклонился к Тимурташу и что-то прошептал. Тот недобро усмехнулся.
– Терн, говоришь? А это мысль. – Он обернулся к своим воинам, указывая на Хасана: – Разденьте-ка шакала.
Хасан рванулся, но кочевники держали крепко. Закружились в вихре полосатые халаты, белоснежные куфии, конские хвосты. Кто-то загоготал, кто-то отпустил непристойную шуточку. Марьям в ужасе прижалась к гебру.
Сверкнула сталь. Страшно закричал Хасан, и всадники разъехались в разные стороны. Бывший правитель Манбиджа лежал на земле – голый, окровавленный, безволосый. Иса скрипнул зубами.
Неужто убили?!
Но нет. Тимурташ сумасброд, но не дурак. Взметнулась плеть. Хасан вскочил и с воем помчался к стене. Бедуины перехватили его, когда до спасения оставался один шаг. Окружили, погнали назад. Защелкали плети; стремясь уйти от ударов, пленник ворвался в заросли терновника.
Дикая слива только-только зацвела, словно белая метель покрыла колючки, – покрывало модницы. Несколько раз манбиджец вырывался из зарослей, но бедуины вновь загоняли его обратно. Достань у Хасана сил прорваться сквозь шипы – он бы спасся. Но проломиться сквозь белоснежную кипень цветов, сквозь сплетение ветвей и шипов не под силу даже человеку в доспехах. Что уж говорить о голом пленнике?