Тень Аламута

– Пророк (мир ему и привет!), – перебила девушка, – незваных гостей в шею гнал. Чего ты хочешь, Иса?

– С норовом девчонка! – восхитился юноша. – Сладенькая, как осенний виноград. Люблю таких.

Глядя на его перепуганное лицо, Марьям встревожилась не на шутку. Беднягу трясло. Кровь отхлынула от лица – словно не человек пришел в гости, а мертвец из могилы. Что-то Иса натворил… Что-то страшное, такое, что впору кричать от ужаса.

– Уходи! Нечего тебе здесь делать!

– Не гони меня, Марьям. Думаешь, Хасан тебя защитит? Нету больше Хасана. Аллах да простит мне дела эти… и брата! а ты меня пустишь, и всё будет хорошо.

Тут он понес околесицу. Что-то о черных джуббах и новой власти. О могучих покровителях и благодарности. А под конец навалился на девушку, хватая за полы абайи. Из его рта нестерпимо воняло кислятиной.

– Руки убери, шайтанова отрыжка! – рванулась Марьям. – На тебе!

От пощечины голова Исы дернулась. Юноша хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.

– Ах, так? – оторопел он. – Ты… ты!.. – Марьям врезала по второй щеке. И снова. И еще!

– Пожалеешь, блудница! – зашипел Иса. – У меня тоже… заступники найдутся!..

– Уж не те ли, к которым Иблис тебя ночью носил?

Этот удар оказался посильнее любых пощечин. Иса огляделся: не подслушивают ли?

– Откуда знаешь?.. Ты?

– Предатель. Предатель!

Этого Иса не выдержал, бросился бежать. Врезался грудью в калитку, тупо ткнулся в стену, наконец бочком-бочком, словно скарабей, выбрался и помчался. Марьям смотрела ему вслед.

«Хасана надо спасать!» – билось в висках. Как, зачем, почему – она еще не знала. Гонцы, что пришли к повелителю, оказались ложными. А ведь Рошан знал, предсказывал!

Значит, ее повелителю грозит опасность.

Марьям знала лишь одного человека, кто мог помочь. Но где искать гебра, она не представляла.

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ РОШАНА ФАРРОХА

Одна… ну ладно, две ночи под одной крышей – куда ни шло. Но три! Что за глупость – жизнь оседлая?

Рошан ворочался на парчовых покрывалах без сна. Дворец давил его, не давая вздохнуть спокойно. Всё здесь было слишком: слишком вязкое, слишком мягкое, слишком сладкое. Он подошел к окну и распахнул створки. В комнату ворвался свежий ветерок.

Стояла ранешняя рань. Нить белая, нить черная – все они еще одинаково серы. Дворец молчал, погруженный в дрему. Рошан лег животом на подоконник и высунулся наружу. Лицо омыло запахами ночного города: едва заметным ароматом весны, запахами соломы и шерсти. Звезда в небе подмигнула Рошану, и гебр подмигнул ей в ответ.

Интересная штука жизнь. Скажи кто-нибудь месяц назад, что он вернется на родину, Рошан посмеялся бы над этим. Что он забыл здесь? Старые могилы? Вырубленные розовые кусты под стеной где он тайком целовался с Нахлей? Развалины дома? Пустое. Манбидж – хороший город, но не лучше прочих. Да и мал он, этот городишко. Есть ведь Антиохия, Константинополь, Рим. Что искать здесь?

Оказалось, есть что искать. Воспоминания не тревожили Фарроха, но сам город внушил ему неожиданную симпатию. И люди понравились. Веселые, жизнерадостные, работящие. Халеб, Дамаск, Бухара – они прекрасны, спору нет. Но ведь настанет же когда-нибудь момент, и Рошану опротивеет базарная толчея, захочется тишины и покоя. Уютной спальни… например, во дворце. Кровати с балдахином, еды – не когда попало, а три раза в день. Бесед с мудрыми людьми: казначеем, судьей, начальником стражи.

Рошан рассмеялся. Если такой день и наступит, то, хвала Ормазду, не скоро. Побродяжим еще!

А во дворце он действительно засиделся. Не пойти ли прогуляться? Душа скучает по рванине и соломе, а живот – по базарной лапше. Чтоб жилы и хрящи, чтоб аромат фасоли и рейхана. И чтоб в ушах не унылая болтовня о шариате, которую так любит сутяга Бурхан, а живая человеческая речь. Со смехом и прибаутками, сальностями и простонародными словечками.

Хорошо!

Фаррох вытащил свой походный мешок и достал купеческое одеяние, его он добыл в Мосуле У одного скупщика краденого. Спрятать великана нелегко, приходится идти на хитрости. Фальшивая борода, чалма… нет, чалма настоящая. Голос, походку – всё придется менять.

Рошан знал тридцать разновидностей хромоты. Сутулиться и горбиться он умел четырнадцатью способами. Два из них вызывали у окружающих непреодолимый ужас. Эта пугающая сутулость составляла секрет мастеров драки; по ней они узнают друг друга.

Переодевшись, Фаррох отправился в город.

Чтобы выйти из дворца, следовало пройти через несколько охраняемых галерей. Маскировка могла сыграть дурную шутку, но Рошан хотел попрактиковаться – если вы несколько лет враждуете с ассасинами, волей-неволей приходится изучить их уловки.

Рошана ожидал сюрприз: у дверей перетаптывался казначей.

– Мир тебе… Рошан, – сказал он. Неуверенности в голосе почти не чувствовалась, но гебр ее поймал. Керим еще не привык к его обличьям.

– И тебе мир, Керим. Что-то не так с моей дверью?

– Воистину мир полон чудес. Смотри, Рошан, вчера этого знака не было. Откуда он взялся?

Гебр пригляделся к двери. На цветном орнаменте белел размашистый меловой крестик.

– А это… Ассасины балуются.

– Так, значит, в Манбидже есть ассасины?

– Успокойся. Раз Балак выгнал их из Халеба, должны же они где-то жить? В Антиохии, думаю, их еще больше.

Рошан достал из мешочка на поясе кусок мела и начертил такой же крест на соседней двери.

– Это собьет их с толку.

– Но здесь живу я!

– Ай, Керим, какие пустяки. Нас завтра, может, перережут всех, а ты кричишь: я! я! Нехорошо уважаемый. На держи, – он протянул мел. – Поставишь на каждой двери. И не вздумай стирать свой! – быстро предупредил он. – А то палкой по хребту.

Уныло сопя, толстяк пошел по коридору, отмечая двери. Рошану следовало верить, он уже успел изобличить одного шпиона из стражников, верой и правдой служивших Хасану. Вся слава досталась Сабиху, но Керим-то знал правду.

– Ты опять в город?

– Да. Из всех калифов, о которых я слышал, Гарун аль Рашид был наилучшим. Пойду его стопами. Составишь мне компанию, Керим?

– Пожалуй.

– Очень славно, очень хорошо! Да, и помнишь вчерашнюю игру? С тебя завтрак.

Совершенно не скрываясь, Рошан и Керим спустились в галерею. Крадущийся человек вызывает подозрения. И наоборот: люди с озабоченными лицами, хмурые и важные, находятся на своем месте. Стражники проводили «гарунов» сонными взглядами.

Когда дворец и дворцовый сад остались позади, Рошан поинтересовался:

– Скажи, что ты думаешь об Исе?

– Аллах накажет меня, если я отзовусь плохо о брате своего господина.

– Брось, Керим. Ночные прогулки Исы не идут у меня из головы. Слишком уж просто Тимурташ говорил о том, чтобы захватить правителя. У него полно шпионов в Манбидже.

– Сабих утроил караулы у ворот, Рошан, – напомнил евнух. – Что еще похвально в твоих глазах. Даже мышь не проскочит в Манбидж, не имея на то дозволения Сабиха ибн Васима и моего собственного.

– Это меня и беспокоит. В городе стало подозрительно мало мышей. А вот разных проходимцев – дэвья пропасть.

И минувшие дни Рошан хорошо потрудился. По его совету Хасан отправил всех каменщиков восстанавливать стены, а стражники у ворот хватали без разбору всех подозрительных, выискивая шпионов. Ночные посиделки с шахматами и вином запретили, к Исе приставили шпионов.

Но только без толку всё это. Пока Хасан не признал, что бросил вызов самому Балаку, город не защитить. Стены чинят? А что в них проку, если нельзяломать трущобы под стенами? Начнись штурм, и Балаку не потребуются приставные лестницы, его воины смогут прыгать на стены с крыш домов. Усиленные караулы на воротах? Это лишь повод кое-кому набить карманы. Мышь-то не проскочит, ей платить нечем, зато шпионы – с легкостью.

Рошан поморщился: Хасан не принимает брата всерьез. Привык, что тот с детства плетется в хвосте и тянется изо всех сил за братцем, туфли роняет. Тяжело поверить, что тот, кого с детства знали как тетеху и неудачника, готовит дворцовый переворот.