Первый

Единственное имевшиеся при мне орудие — зубы. Перегрызть пучок проводов — сущие пустяки…, но мешает дикое грохотание и ужасная тряска, валящая с ног. Если бы не медикаменты, я бы давно впал в ступор. А ведь движок еще не вышел на рабочий режим. Бог — покровитель бессловесных тварей, помоги мне!

Ракету корежат судороги. Жар усиливается. Кабели поддаются один за другим. Не знаю, каким уж был по счету очередной провод, когда я почувствовал, как превращаюсь в кусок свинца — такая навалилась тяжесть. Я понял: ракета пошла! Если не изжарюсь, то раздавят перегрузки, а если и их выдержу — разнесет на молекулы когда рванут семьсот килограммов аматола. Топлива хватает на пять минут полета. За это время ракета успевает пролететь до трехсот километров, если движется под углом к горизонту. «Моя» поднималась вертикально. Так мне казалось. Так должно быть!

Пять минут. В этом аду они равны пяти годам. Пяти столетиям! Человек не продержался бы и минуты. Да и я походил со стороны, наверное, на цыпленка-табака, каким его изображали пародисты 20 века.

Перегрузки кончились внезапно. Наступила тишина: заглох турбонасос. Ракета выжгла топливо и достигла предельной высоты. Еще секунда и…. все оборвалось у меня внутри. Несколько мгновений повисев над планетой, я, вместе с чертовой ступой, превратившейся в беспомощный кусок железа, ринулся на встречу с Землей.

Температура в ракете сравнялась, по ощущениям, с жаром сталеплавильного агрегата. Должно быть, прежде ее частично охлаждал жидкий кислород. Сгореть заживо или взорваться: другого не дано. Я не умел молиться, но попытался хоть что-нибудь вспомнить. «Естедей», — закрутилось у меня в голове. И опять: «Естедей!».

Сколько длилось это кошмарное падение? Бог ведает. У меня пропало чувство времени, я пребывал на грани обморока. Все вокруг трещало и ходило ходуном. Корпус ракеты начал разваливаться. Я понял это за миг до того как меня выдернуло наружу потоком воздуха и отнесло в сторону. Стремительно приближалась чернеющая внизу поверхность земли. Надвигалась неумолимая смерть. А-а-а-а! Удар!! В мозгу — калейдоскоп огней, потом — сплошная тьма.

Жив?! Жив… Чудо, не иначе…. Его сотворил обыкновенный стог сена. Я пулей воткнулся в него и застрял где-то у основания. Когда полностью вернулась способность соображать, попробовал двигаться — получилось! Выбрался на свежий воздух и очутился под звездным небом, которое не чаял увидеть. Тихая мирная ночь, лишь запах гари и несколько пылающих костров вдалеке — догорали обломки «фау» — напоминали о катастрофе…. Нет! Катастрофа произошла бы в случае удачного полета ракеты, а лично для меня и если б рванул заряд. Больное место Фау-2 — ненадежный взрыватель, вкупе со слабым креплением хвостовых стабилизаторов. Только… было ли лучшим исходом навсегда застрять здесь, в прошлом?

Восход солнца поймал меня на окраине поля, по которому раскидало ошметья ракеты. Там и сям горбатились стога сена. Благодарение Богу — рачительный хозяин славно потрудился, заготавливая корма для любимых своих коровушек. Голландия, одним словом. Я сидел перед отверстием в земле и с наслаждением втягивал носом идущий из него запах.

Пахло самкой. Во мне проснулся инстинкт, самый важный из всех — инстинкт продолжения рода. Из норки показалась острая серая мордочка. Крыска кокетливо поглядывала на меня черными глазками-бусинками.

«…21 сентября текущего года в 22 ч. 43 м. ракета Фау-2 SW72, запущенная со стартовой позиции в Ставерене в направлении Лондона, ушла со стартового стола вертикально вверх и по истечении 24 минут упала в 6 километрах северо-восточнее точки пуска. Проверка показала… по данным приборов… выполненных офицерами… высота подъема ракеты составила 172 км…Допрос виновных продолжается…».

— Вилли, оберст сказал, что ракету испортили крысы: перегрызли кабель. Здесь их полным полно…. Вон видишь — две! Кинь в них камнем!

— Готлиб! Это правильные крысы! Они занимаются любовью, а не войной!

— Ха-ха! Да ты поэт Вилли. Не хуже Гейне.

— Ты прав, старый пивной бочонок! Стихи я люблю с детства. Ты меня растрогал, так что сегодня я угощаю тебя кёльнским!

Меня зовут Сол. Это имя дал мне Старик. Чем он руководствовался — не ведомо. А ведь я — электронный слепок его сознания, вживленный в мозг маленького ловкого животного. Таким образом, я, все же, самостоятельная личность: человеко-крыса…. или крысочеловек? Нет, больше все-таки крыс, как показала история.

«Естедей!», — любит напевать Старик, при этом чуть-чуть фальшивя — нет абсолютного слуха. Я же петь не умею совсем. И говорить. Но для меня «Естедей» не просто песня шестидесятых годов 20 века. Это — об ушедшем от нас времени, когда все люди были молоды, чисты, готовы без остатка жертвовать собой….

Все беды человеческие проистекают от невежества. Неучем был праотец Адам, иначе зачем бы стал вкушать от запретного древа Познания. Ничему люди не научились с той поры: постоянно наступают на одни и те же грабли. Слаб человек, жаден и завистлив…

Прошлое неприкосновенно. Это закон, который был принят, как только появились теоретические обоснования возможности хронопутешествий. Любое его нарушение чревато непредсказуемыми последствиями. Но нашлись безумцы, не желающие подчиняться закону, и с того момента в прошлом начали возникать отклонения, способные перевернуть всю последующую историю вверх дном. Была срочно создана Служба Контроля и Коррекции Прошлого. Мой Старик — один из руководителей Службы. Возглавляемый им отдел контролирует период Последней Мировой Войны.

Отправляя меня на задание, Старик пояснил суть проблемы. Просматривая на досуге подборку материалов о «Биттлз» (Старик — обожатель этой группы), он наткнулся на мемуары Полли Стенли — сестры Джулии, матери Джона Леннона. Эта почтенная дама опубликовала воспоминания и выдержки из своего дневника, касающиеся племянника, который к тому времени был известен всему миру. Старик обратил внимание на слова: «… До конца сентября Джон жил у меня в Лондоне. Я проживала тогда в доме № 335 по Роулингстрит». Речь шла о сентябре 1944 года! Но именно тогда, по данным Службы, указанный дом должен, как и соседние, полностью разрушиться из-за прямого попадания «шальной» ракеты (результат «временной аномалии»). Чтобы не допустить этой трагедии и спасти для человечества будущего гения, меня и отправили на смертельное задание. Старик, похоже, переживает за Леннона больше, чем за своего любимца, Маккартни, сочинившего и спевшего «Естедей»…

Я стащил в мастерской стеклорез с алмазным наконечником, которым научился неплохо управляться. На полузаброшенном деревенском кладбище нашлась подходящего размера шлифованная гранитная плита, на которой я решил записать историю своего полета в космос. Ведь я первое из ныне живущих на земле созданий, побывавшее за пределами земной атмосферы. Я, а не американская обезьяна или русская Лайка. Когда появятся дети, я расскажу им, кем был их отец.

Боюсь только, что суть человека в крысином теле не повторится в крысёнышах…. Но я их все равно буду любить. «Естедей…».