Расхождения с руководством

ГЛАВА 7

Икстль неподвижно распластался в кромешной темноте. Время в вечности тянулось медленно, а пространство было бездонно черным. Сквозь его необъятность холодно смотрели туманные пятнышки света. Каждое — он это знал — было скоплением ярких солнц, уменьшенных бесконечным расстоянием до размеров светящихся крапинок тумана.

Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, бесконечно вращающихся вокруг своих родительских солнц. Точно так же жизнь зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не выбросил его тело в глубины интергалактики.

Он жил, и это была его личная победа. Пережив катаклизм, его практически неуничтожаемое тело поддерживало себя, хотя и постепенно слабея, с помощью световой энергии, проникающей сквозь пространство и время. Его мозг продолжал пульсировать в одной и той же цепи мыслей — один шанс на децилион за то, что она снова окажется в галактической системе, а тогда даже еще меньший шанс за то, что он попадет на планету и найдет Ценный гуул.

Биллион биллионов раз его мозг перебирал бесчисленные варианты. Теперь это уже стало частью его самого — бесконечный калейдоскоп, крутившийся перед его мысленным взором.

Вместе с отдаленным светом, долетающим в черную пучину, эти смутные надежды составляли мир, в котором он существовал. Он почти забыл о том чувствительном поле, которое создавало его тело. Века назад оно было обширным, но теперь, когда его мощь испарилась, никаких сигналов не поступало к нему дальше, чем за несколько световых лет.

Он уже почти ни на что не надеялся, когда его поле приняло первые сигналы приближающегося корабля. Энергия, плотность, вещество! Смутное чувство восприятия вошло в его вялое сознание. Сама мысль об энергии и веществе была отступившей куда-то мечтой. Отдаленный краешек его сознания, измученного и погруженного во мрак, немного более чуткий, фиксировал, как тени давно забытого выступили из окутавшего его тумана.

И вслед за тем новое, более сильное и острое послание с отдаленной границы его поля. Его вытянутое тело выгнулось в инстинктивном конвульсивном движении, четыре руки разогнулись в стороны, четыре ноги слепо задергались, бессмысленно расходуя силу.

Его изумленно вытаращенные глаза перефокусировались. Почти пропавшая способность видеть возвращалась. Та часть его нервной системы, которая контролировала поле, предпринимала первые, еще несогласованные действия. Огромным усилием он перебросил ее волны с биллионов бесполезных кубических миль, направив их на попытку установить область сильнейшего стимулирования. Отчаянно пытаясь найти ее, он переместился на большое расстояние. И тут он впервые подумал об «этом», как о корабле, летящем от одной галактики к другой. Он пережил мгновения дикого страха, что корабль пройдет за границей его чувствительного поля и контакт с ним будет потерян навсегда, прежде чем он сможет что-нибудь сделать.

Он позволил полю немного расшириться и почувствовал шок толчка, еще раз получив безошибочное подтверждение присутствия незнакомого вещества и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, стало пучком своей энергии, какую только могло собрать его слабеющее тело.

Этот пучок связал его с мощью энергии, излучаемой кораблем. Энергии оказалось больше — во много миллионов раз, чем ему требовалось. Ему пришлось отклонить ее от себя, разрядить ее в пространство и темноту. Но подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре… семь… десять световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет, когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью. То, что он позволил себе получить, дало шок, который вернул его тело к жизни, наполнил его жестоким напряжением. В безумной поспешности он отрегулировал свою атомную структуру и понесся вдоль пучка. На далеком расстоянии от него корабль — хотя его энергия иссякла, он моментально вернул ее мощь — проплыл мимо и начал удаляться. Он удалился на целый световой год, потом на два, а потом и на три… В глубоком отчаянии икстль понял, что все его усилия напрасны, что корабль уйдет… И тут…

Корабль остановился мгновенно. Какой-то миг он еще плыл со скоростью многих световых лет в день, а в следующий — завис в пространстве. Он все еще находился на огромном расстоянии от икстля, но больше не удалялся. Икстль мог лишь догадываться о случившемся. Находившиеся на борту корабля могли узнать о его вмешательстве и внезапно остановили корабль, чтобы выяснить, что случилось. Их метод мгновенного сбрасывания ускорения указывал на чрезвычайно развитую науку, хотя он и не мог определить, какой техникой ускорения они пользовались. Существовало несколько возможностей. Сам он намеревался остановиться, превратив свою огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом процессе должно было быть затрачено весьма незначительное количество энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться — совсем чуть-чуть — и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на макроскопическом уровне.

Он находился именно на этом уровне, когда внезапно почувствовал близость корабля. А потом произошла целая вереница событий, последовавших одно за другим слишком быстро для того, чтобы их можно было успеть обдумать. На корабле включился непроницаемый для энергии экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически отключила реле, которое он установил в своем теле. Это остановило и его самого в долю микросекунды, прежде чем он успел осознать случившееся. В пересчете на расстояние это произошло чуть дальше тридцати миль от корабля.

Икстль мог видеть корабль в виде световой точки, блестевшей впереди в темноте. Его экраны все еще работали, что означало, что те, внутри, не смогли его обнаружить и что он не может больше надеяться сам достичь корабля. Он решил, что чувствительный прибор, находящийся на борту корабля, зафиксировал его приближение, классифицировал его как летательный снаряд и включил защитный экран. Икстль приблизился, насколько это было возможно, к почти невидимому барьеру. И оттуда, прочно отделенный от предмета своих вожделений, жадно смотрел на корабль.

Он был меньше чем в пятидесяти ярдах, круглое чудовище с металлическим телом, усыпанным, как бриллиантами, бесконечными рядами сверкающих световых точек. Космический корабль плавал в бархатной черноте, блестя точно огромный драгоценный камень, неподвижный, но живой, до краев наполненный жизнью. Он нес в себе ностальгию и живое напоминание о тысяче далеких планет и неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. И, несмотря ни на что, он нес в себе надежду.

До этого мгновения ему приходилось тратить столько физических усилий, что он весьма смутно представлял себе, что могло означать для него достижение цели. Его сознание, пришедшее за века к полному отчаянию, билось, как в исполинских тисках. Ноги и руки сверкали, как языки живого огня, корчась и извиваясь в свете иллюминаторов. Его рот, похожий на огромную рану на карикатурном подобии человеческой головы, пускал белый иней, который уплывал белыми морозными снежинками. Его надежда была так велика, что одна мысль о ней пронизывала его сознание и пеленой застилала глаза. Несмотря на туман, он видел широкую струю света, бившую из полукруглой выпуклости на металлической поверхности корабля. Но вот выпуклость превратилась в огромную дверь, которая открылась, сдвинувшись в сторону.

Через некоторое время в поле его зрения появились двуногие существа, около дюжины. На них были надеты почти прозрачные скафандры, и они тащили за собой огромные плывущие машины. Машины быстро сгрудились вокруг маленького участка на поверхности корабля. Вырвавшееся из них пламя казалось на расстоянии небольшим, но его ослепительный блеск указывал на огромную температуру или на сильную радиацию. Было очевидно, что ремонтные работы ведутся на авральных скоростях.