Призрак

— Я как раз собирался зайти к миссис Кармоди попросить стакан воды. Так пить хочется, прямо мочи нет. Если вы не возражаете, я вас провожу.

— Ну, конечно, сэр, — ответил старик, — ну конечно.

И они пошли вместе. Что теперь будет? Что произойдет, когда они подойдут к воротам? В какой момент Вейнрайт исчезнет? Лучше начать готовиться к этому заблаговременно.

— Отсюда, — начал Кент, — ферма выглядит какой-то удивительно заброшенной, не правда ли, мистер Вейнрайт?

К его удивлению, старик так и подпрыгнул, услышав это безобидное замечание.

— Вы тоже это заметили, мистер Кент? — спросил он с несчастным видом. — А я-то думал, что мне только кажется! Я так страдал от этого! Но знаете, я обнаружил, что эта иллюзия исчезает, как только входишь в ворота фермы.

Так… Значит все происходит в тот момент, когда Вейнрайт проходит ворота… С усилием, он заставил себя вернуться с высот абстракций на землю.

— Я рад, что и вы разделяете эту иллюзию, — продолжал Вейнрайт между тем. — А то я уже начал подумывать, что у меня что-то неладно со зрением.

Мгновение поколебавшись, Кент вынул из футляра полевой бинокль и протянул его Вейнрайту.

— Попробуйте посмотреть в биноклю, — небрежно предложил он. — Возможно это рассеет иллюзию, — добавил он и тут же ощутил острую жалость к старику, которого ставил в такое совершенно немыслимое, невероятное положение. Но, жалость тут же сменилась болезненным, нездоровым, жгучим любопытством. Прищурив глаза он следил за тем, как тонкие костлявые руки поднесли бинокль к старческим, окруженным сетью морщин глазам, как медленно подкрутили фокус… Старик охнул, и Кент поймал на лету бинокль, который Вейнрайт, как того и следовало ожидать, уронил.

— Но как же так?… — бормотал старик. — Это просто невозможно. Окна заколочены: — Неужели миссис Кармоди сумела так быстро собраться и уехать?

— Что-нибудь не так, сэр? — спросил Кент, чувствуя себя последним мерзавцем. Но теперь пути назад уже не было.

— По-моему, я схожу с ума, — покачал головой старик. — Мои глаза… Моя голова… они, конечно, не те, что раньше…

— Давайте подойдем поближе, — предложил Кент, — я все-таки выпью воды, и мы посмотрим, в чем собственно дело.

Ему казалось крайне важным, чтобы старик не забыл, что он не один.

— Ну конечно мистер Кент, — сказал Вейнрайт с достоинством, — ну конечно вы получите свой стакан воды.

Кент шел рядом с этим высоким, осанистым стариком, чувствуя себя преступником. Еще бы, ведь теперь и он внес свою лепту в трагедию этого человека. Они подошли к запертым воротам фермы, и с торжеством победителя, от которого, правда, больше всего хотелось плакать, Кент увидел как Вейнрайт безуспешно пытается справиться с замком. «Невероятно, впервые с тех пор, как все это началось, — мелькнула у него мысль, — старик не сумел пройти через ворота».

— Ничего не понимаю, — растерянно произнес Вейнрайт. — Ворота почему-то заперты. Но я же только сегодня утром…

Тем временем Кент размотал проволоку, удерживающую большие ворота.

— Давайте пройдем здесь, — мягко предложил он.

На старика жалко было смотреть, такой у него стал обескураженный вид. Вот он остановился и, словно не веря глазам, уставился на сорняки, которыми порос двор; потом удивленно потрогал потемневшие от времени доски, крест-накрест закрывавшие окна. Плечи его поникли, словно на них разом обрушился весь груз прожитых лет; на лице поступило выражение загнанности. Теперь он действительно выглядел старым. По выгоревшим ступенькам он устало, с явным трудом поднялся на веранду. И в этот страшный момент Кент наконец осознал, что происходит. Старик уже шагнул к наглухо заколоченной двери, когда Кент завопил:

— Подождите! Подождите!

Но он опоздал. Там, где только что стоял мистер Вейнрайт, теперь была… да просто ничего не было.

И только ветер погребальным оркестром завывал в водосточных трубах. Кент стоя на пустой, давным-давно заброшенной веранде. Стоял один-одинешенек. Один на один с печальной картинкой, которая так внезапно расставила все по местам. В мысленном калейдоскопе теперь он действительно понимал абсолютно все. Но он не чувствовал от этого ни радости, ни удовлетворения. Он ощущал только страх, — страх, что может опоздать.

Он бежал по дороге, дыша словно загнанная лошадь. Бежал и думал о том, как хорошо, что последний месяц так много времени уделял прогулкам. Только благодаря им удастся одолеть те полторы мили, что отделяют ферму от гостиницы. На последнем издыхании, ощущая горечь во рту, он вскарабкался по ступенькам. Перед глазами все плыло. Внутри кто-то, кажется Том, сидел за конторкой.

— Я дам пять долларов, — прохрипел Кент, — если вы упакуете мои вещи и доставите меня в Кемпстер к двенадцатичасовому поезду. И расскажите, как добраться до психиатрической лечебницы в Пиртоне. Ради всего святого, быстрее!

Человек за конторкой вылупился на него, как на привидение.

— Мистер Кент, я сказал горничной собрать ваши вещи сразу же после завтрака. Вы разве не помните, что сегодня семнадцатое августа?

Кент в ужасе смотрел на него. И это пророчество сбылось. Но как же тогда другое?

По дороге к Кемпстеру, он смутно, словно сквозь туман, слышал слова шофера о том, что Пиртон, мол, большой город, и что Кент, дескать, легко сможет взять такси на станции…

Из такси лечебница выглядела, как несколько белых домиков посреди зеленых лужаек, окруженных высоким железным забором. Кента повели по бесконечным тихим коридорам, и он все время норовил обогнать сопровождавшую его сестру. Ну как она не понимает, что речь идет о жизни и смерти!

Врач встретил его в маленькой, светлой и очень приветливой комнатке. Он вежливо встал, приветствуя Кента, но тот, дождавшись только, чтобы сестра закрыла за собой дверь, выпалил:

— Сэр, у вас содержится женщина по фамилии Кармоди. — И дав врачу немного подумать, но пару секунд, не больше, торопливо продолжал. — Даже если вы и не помните ее, поверьте мне, это так.

Лицо врача прояснилось:

— Я помню эту больную.

— Послушайте, — с отчаянием в голосе сказал Кент. — Я только что узнал, как все произошло. Вот что вы должны сделать: немедленно отведите меня к ней, и я заверю ее, нет, вы заверите ее, что она не виновата, и что ее скоро отпустят. Вы меня понимаете?